В Константинополе творили светлейшие умы человечества, постигшие мудрость древней Эллады и строгую прелесть аттической речи, на которой давно не говорили, но писали. Употреблять «народный» (новогреческий) язык при сочинительстве считалось невежеством. Противиться очарованию «Нового Рима» было невозможно, и его население обитало в постоянном ожидании чуда, но одно поколение сменялось другим, а ничего не изменялось. Люди проваливались в пропасть вечности, не дождавшись откровения свыше.

К несчастью для Пимена, в Царьград уже прибыл Киприан митрополит Малой Руси и Литвы. Встревоженный сообщением Сергия Радонежского, он поспешил сюда и опередил своего соперника. Одна беда порождает другую – вскоре пришло известие о смерти великого князя Дмитрия Ивановича, на защиту которого Пимен все же уповал, несмотря на настоятельное требование того не ездить к грекам. Московский государь не слишком благоволил к своему святителю, но за ним тот был как за каменной стеной.

Теперь митрополит Великой Руси совершенно отчетливо осознал, что оказался в западне, тем более что патриарх Антоний благоволил к Киприану. Пытаясь оттянуть церковный суд, Пимен сказался больным, перебрался на азиатский берег Босфора, которым владели османы, в городок Халкидон, и снял у храма великомученицы Евфимии убогую лачугу.

В то лето на берегах Босфора все судачили о грядущей схватке турок с сербами и гадали о ее исходе. Сербия, еще совсем недавно считавшаяся сильнейшей державой Балкан, после смерти Стефана Душана[31] разваливалась на глазах, будто детский куличик в песочнице под осенним дождем, но все по инерции считали ее такой же, как прежде.

В день святого Витта – 15 июня – на Косовом поле произошло решающее сражение. Султана в его шатре заколол Милош Обилич[32], пожертвовавший ради того жизнью. Убийцу изрубили в куски, и османский престол занял сын Мурата Баязет, который ввел в бой свежие силы и разгромил сербов. Князя Лазаря взяли в плен и казнили. Заодно новый султан «отправил его в вечность» умертвил своего брата Якуб-бека. Уничтожать других претендентов на престол, все более входило в привычку султанов, тем самым избавляя турок от междоусобиц.

На тринадцатый день известие об исходе сражения докатилось до Константинополя, но выглядело несколько противоречиво и причудливо. Находившийся при Пимене священник Игнатий Смолянин в своих записях отметил: «Царь Мурат пошел с войском на сербского князя Лазаря, и, как слышно, оба они пали на поле битвы».

О том сражении ходило много самых невероятных слухов, появилось немало самозванцев и самых невероятных легенд. Говорили, что накануне битвы Лазарю во сне явился ангел и предложил на выбор: царство земное или небесное. Отдав предпочтение первому, князь не победит султана, зато после его смерти Сербия возродится. Впоследствии приверженцы православия, как не странно, начали преклоняться пред своим поражением, что редко встречается.

Скрываясь от людей на восточном берегу Босфора, Пимен затосковал. Он уже и сам не знал, зачем явился сюда. Начали сдавать нервы, и митрополит лишился сна. Прежде большому чревоугоднику теперь кусок в глотку не лез, и его прежде дородное тело иссохло, а пища вызывала у него омерзение.

Однажды кто-то постучал в дверь лачуги и крикнул по-гречески:

– Именем Иисуса Христа, отвори!

Митрополит в страхе забился в угол и, бесшумно шевеля трясущимися губами принялся молиться. Когда неизвестный удалился, Пимен от обиды и бессилия расплакался, словно отрок. Слезы текли по седеющей бороде, капая на подрясник, и он не мог их унять. Пимен считал, что за всю свою жизнь не сделал никому ничего худого. Так за что же ему это?

В бессонные ночи он, жалкий и одинокий, выбирался к Босфору, чтобы побродить вдоль берега у самой кромки воды. Слушая плеск волн и всматриваясь в небосвод, через который был перекинут Млечный Путь – мост из здешнего мира в потусторонний, Пимен вспоминал свою странную, ни на что не похожую жизнь.

После смерти жены он принял постриг и вскоре сделался архимандритом Успенской Горицкой обители в Переславле-Залесском. Не имея влиятельных покровителей, он не рассчитывал на более высокий сан, но нежданно-негаданно княжеский духовник Михаил взял его с собой в Константинополь и в пути почил. Пимена возвели в великорусские святители. Однако по возвращении великий князь Дмитрий Иванович сослал его в далекую дикую Чухлому. Казалось, надеяться не на что, но неожиданно государь сменил гнев на милость, изгнал Киприана, а его призвал на митрополичий двор. Да мало ли всего случалось в долгой запутанной жизни, и чего он только не пережил, чего не перенес… Неужели все зря, все, что познал и передумал? Теперь это все умрет вместе с ним, превратившись в ничто.

После трех тщетных попыток вызвать Пимена на церковный суд вселенский святитель Антоний по окончании литургии поднялся на кафедру храма Святой Софии и объявил, что бывший митрополит Киевский и Великой Руси отлучается от апостольской православной церкви.

Служки, находившиеся на соборе, принесли Пимену весть о случившемся. «Как теперь жить? Теперь мне прямая дорога в ад…» – скорбя, в ужасе думал он, и это окончательно сломило дух низвергнутого архиерея. Несмотря на свою находчивость и изворотливость, конец жизни Пимена оказался печален. Никому еще не удавалось обмануть старуху Смерть, хотя некоторые и пытались договориться с ней или подкупить ее.

Все чаще Пимен читал последнюю часть Нового Завета – Книгу Откровений Иоанна Богослова (Апокалипсис), состоящую из видений, в которых таилась тайна конца света. Там говорилось об антихристе, воскресении из мертвых, Страшном суде, иной земле и небе, на которых не будет смерти, плача, болезней и самого времени. Утверждали даже, что не следует понимать слова Откровения буквально, и считали, что рано или поздно пророчества Иоанна сбудутся, ибо это последнее слово, вводящее в сокровенные Божественные тайны.

Одиннадцатого сентября, в день памяти святой Феодоры Александрийской, Пимен почил. Отлученных от церкви не хоронили в Божьих храмах, но сводить счеты с усопшим патриарх посчитал ниже своего достоинства и сделал вид, что ничего не заметил. Священник Игнатий Смолянин писал, что тело покойного погребли в церкви Иоанна Предтечи, за пределами Константинополя, на берегу Пропонтиды[33] под шум бьющихся о валуны зеленых волн. При погребении присутствовали Иоанн – протопоп, Григорий – протодьякон, Герман – архидьякон и Михаил – дьякон, сопровождавшие покойного в Царьград.

Со смертью московского князя и Пимена все препятствия к воссоединению русской церкви исчезли, и Киприан получил благословение от преосвященного вселенского патриарха Антония на возвращение на Русь. Кроме всего прочего, Киприан был озабочен тем, чтобы из его рук не уплыли новгородские богатства, а потому испросил дать ему увещательную грамоту к строптивой тамошней пастве с предписанием покориться ему и получил ее за подписями всех членов Собора.

Четыре года назад в Великом Новгороде на вече постановили и целовали крест на том, что впредь не будут судиться у митрополита, а только у своего архиепископа. Здесь имелся в виду апелляционный суд, который святитель Руси производил лично или через своих уполномоченных каждые три года на четвертый в течение месяца. Иметь суд значило получать судебные пошлины, при этом суд митрополита оплачивался по двойному тарифу. За свой приезд в Великий Новгород святитель брал налог с местного духовенства на содержание его со свитой, так называемый «корм», который производился за счет города и превращался в особую церковную дань, а за свое архипастырское благословение митрополит получал от народа и духовенства «дары» и «поминки».

Киприан занял тысячу рублей у генуэзцев и наняли два корабля до северного побережья Великого моря. 1 октября он отплыл из Константинополя, а с ним архиепископ Ростовский Феодор Симоновский, Михаил – епископ Смоленский, Иона – владыка Волынский и два греческих митрополита.