– Но я же только что пришла!

– Скоро пробьют склянки к обеду. Надо тебе как-то отсюда выбираться. Не знаю, как ты сюда забралась, моя жемчужинка, но мы же не хотим, чтобы тебя здесь застали? Иначе ты рискуешь застрять здесь навеки.

– Ты не хочешь меня больше видеть?

Он взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. Мы оказались в принадлежащем только нам двоим мире.

– Я хочу, чтобы ты осталась живой, Эмили, была свободна и счастлива. И не желаю, чтобы тебя заперли в этом отвратительном месте до конца твоих дней.

– Мы никогда больше не увидимся.

– Я что-нибудь придумаю, моя жемчужинка.

Мне очень понравилось, что отец так меня называл.

– Плыви, – сказал он, открывая дверь, и быстро посмотрел направо-налево.

– Папа, а почему дверь не заперта? – запоздало удивилась я.

Он молча указал на металлическую бирку, приколотую к хвостовому плавнику.

– Тебе больно?

– Нет, но из-за нее не переплыть через порог, – он кивнул на дверной проем. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Только попробуешь, и стены словно начинают тебя плющить.

– Ты уже пытался?

– Такого никому не пожелаешь. – Отец потер лоб, как будто с размаху им врезался.

– Зачем же тогда двери? – хихикнула я.

– Для пущей безопасности. – Он пожал плечами. – Они запирают их по ночам, понимаешь?

– Наверное, да.

Я вдруг припомнила слова мистера Бистона о том, что мой отец удрал, потому что не захотел обременять себя ребенком. Но ведь смотритель врал? Или нет?

– Что с тобой, малышка?

– А может, я тебе просто не нужна? – промямлила я, опустив глаза на свой трепещущий хвост.

– Что?! – Он взмыл чуть не к потолку.

Отец так расстроился, что я тут же пожалела о своих словах.

– Взгляни. – Он схватил со стола стопку непромокаемой бумаги и протянул мне. – Прочитай любое.

Я робко приблизилась.

– Ну же! – поторопил он меня. – Хотя бы вот это. – Он дал мне один листок.

Это оказались стихи. Я прочла вслух:

– Это из ранних, если честно. – Он смущенно теребил колечко в ухе. – У меня есть и получше.

– То есть ты сам… – Я не могла отвести глаз от стихотворения.

– Ну да. Украшения, стишки… Не отец, а кладезь талантов, правда? – Он состроил дурашливую гримасу.

Прежде чем я успела ответить, взвыла сирена, похожая на школьную пожарную тревогу. Я зажала уши ладонями.

– Обед! Они скоро будут здесь! – Отец порывисто обнял меня. – Спасайся, Эмили!

– А можно я возьму с собой твои стихи? – попросила я.

Отец сложил листок вдвое и отдал его мне, затем снова крепко обнял меня.

– Я найду тебя, дочка, клянусь, – глухо сказал он, потом метнулся к столику, схватил браслет и торопливо завязал последний узелок. – Передай это маме. И скажи ей… – Он запнулся. – Просто скажи, что я буду любить ее всегда. Скажешь?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни словечка. Мы обнялись, потом он подплыл к стене и снял листок с поэмой.

– И это тоже ей передай. Скажи, что когда-нибудь мы снова будем вместе. Только пусть она меня не покидает.

– Она тебя не покинет, пап. Ни она, ни я. Мы вместе навсегда.

– Я найду тебя, – хрипло повторил он. – А теперь плыви. Быстрей! – Отец подтолкнул меня к двери. – И будь осторожна!

Выплыв в коридор, я обернулась в последний раз.

– Увидимся, пап, – прошептала я.

Он закрыл дверь. Я осталась одна в пустом коридоре. Сирена продолжала реветь, здесь она была громче, чем в камере. Прикрыв уши и часто двигая хвостом, я поплыла назад. Протиснулась в окно чулана, миновала мрачную темноту и наконец отыскала наш подкоп.

Шона, как и обещала, ждала меня с той стороны. Мы обняли друг друга, радостно рассмеялись и снова обнялись.

– Я так волновалась! – воскликнула она. – Тебя не было целую вечность.

– Я нашла отца, – только и сказала я.

– Прибойно!

– Поплыли, на обратном пути все расскажу. Вперед!

Мне ужасно хотелось поскорее увидеть маму. Интересно, какое у нее будет лицо в тот миг, когда я вручу ей отцовские подарки?

– Повтори все сначала, – попросила мама. – Что он сказал? Только точно!

Она не переставая крутила на запястье браслет, глядя, как его краски размываются, сливаясь в радугу, и вновь становятся отдельными бусинами. Милли завистливо смотрела на нее.

– Мам, я уже три раза тебе все повторила!

– Ну еще разочек, солнышко! Один-единственный!

– Папа сказал, – со вздохом начала я, – что любит тебя и будет любить вечно. И еще он написал целую кучу стихов.

– Обо мне? – Она прижала листок к груди.

– Ну, в основном, – уклончиво ответила я, подумав о листке, лежащем у меня в кармашке куртки.

Никогда прежде не видела, чтобы мама так улыбалась. Я даже захихикала. Она вела себя точь-в-точь как девицы из кошмарно-глупых романтических фильмов, которые она обожает.

– Мам, мы обязаны его вызволить, – сказала я.

– Он никогда не переставал меня любить и будет любить вечно, – зачарованно пробормотала она, и Милли вскинула бровь.

Вдруг послышался громкий всплеск. Мама перестала улыбаться. Мы выбежали наружу.

– Решили, что одолели меня?

Мистер Бистон! В воде! Но как он прокрался мимо нас?

– И это после всего, что я для вас сделал! – продолжал орать он, быстро удаляясь.

– Что вы собираетесь сделать? – крикнула я.

– Я вас предупреждал! – Мистер Бистон перевернулся на спину. – Вам это так с рук не сойдет! – Его голос сделался почти неразличимым. – Извини, Мэри, очень жаль, что все так вышло. Хорошее было времечко, я его буду вспоминать.

И мистер Бистон поплыл к Большому Тритоньему рифу. Мы с мамой переглянулись. Хорошее времечко? Ну-ну. Милли кашлянула.

– Это я виновата, – тихо сказала она.

– В чем? – спросила мама.

– Я ослабила путы. – Милли поплотнее закуталась в шаль. – Совсем чуть-чуть. Он плакался, что ему больно.

Мама со вздохом покачала головой.

– Ничего, Милли, не волнуйся. Тем более что сделанного не воротишь.

Пока мы наблюдали, как уплывает смотритель, у борта лодки появилась Шона.

– Эй, что у вас случилось? – спросила она. – Я слышала шум.

– Мистер Бистон удрал! – объяснила я.

– Удрал?

– Направляется к рифу. Кажется, что-то задумал.

– Поплыли за ним?

– Ни в коем случае! – закричала мама. – Это опасно.

– И что будем делать? – спросила я. – Как мы доберемся домой? Топлива нет, парус сломан. Шона не сможет дотащить нас до города.

– Может, вызовем по радио береговую охрану? – предложила мама.

– Мам, радио у нас сто лет не работает. Ты когда еще обещала его починить, но…

– …но вечно забывала, – вздохнула она.

– Тогда давайте помедитируем, – посоветовала Милли. – Посмотрим, какой ответ придет к нам из глубин подсознания.

Мы с мамой молча уставились на гадалку. Десять секунд спустя к нам действительно пришел «ответ из глубин». Из глубин моря.

– Вы окружены! – гулко пробулькал чей-то голос. – Сдавайтесь, сопротивление бесполезно!

– Ты кто? – закричала я. – Мы тебя не боимся…

– Эмили! – Мама схватила меня за руку.

– Нас много, – продолжил голос. – Не стоит недооценивать могущество Нептуна.

На поверхности показались четыре тритона в форме тюремной охраны. У каждого к спине был привязан перевернутый вверх тормашками осьминог. Тритоны разом подпрыгнули, бешено вращая хвостами. Щупальца осьминогов крутились как вертолетные лопасти. Отряд приближался к нам. Добравшись до палубы, они схватили маму, меня и Милли, а затем, держа нас в подмышках, плюхнулись обратно в воду.

– Я не умею плавать! – завопила мама.

Но тритоны молча нырнули. Булькающих, задыхающихся, нас бесцеремонно запихнули в какую-то трубу. Мои ноги тут же начали превращаться в хвост, но я впервые едва отдавала себе в этом отчет.