– Миледи, вы целы? – спустя время интересовался Сальваторе, бережно пытаясь закрепить меня в вертикальном положении.

Я же была уверена – дерево намеренно двинуло веткой. Неужели защищало правителя? А как же слова Альберо о том, что латифогли – мирные?

* * *

– А, может, это маска? – произнесла я, и парень вопросительно глянул в мою сторону.

– Маска?

На фоне бледно-бежевой стены картина с разноцветными глазами казалась слишком яркой, слишком выразительной. Она переливалась, заигрывала, затягивала внутрь себя. Она казалась единственным живым существом из всех присутствующих в галерее. Люди, проходящие мимо, выглядели серыми и скучными.

– Ну, да. Может быть, изображённый здесь персонаж скрывается от людей, показывая им все цвета радуги, чтобы никто никогда не догадался, какой его настоящий цвет. Ведь глаза – зеркало души.

Парень задумчиво зафиксировал взгляд на полотне, а я тем временем решила поскорее убраться. Уже целых две работы, связанные с Герцогом. Как такое объяснить?!

* * *

В целом путешествие по непроходимому лесу в компании настоящего сказочного рыцаря выходило вполне удачным. Особенно радовало, что он не пел баллад, сочинённых специально для дамы сердца. Хотя по поводу последнего Сальваторе вполне доступно пояснил: он не может посвящать стихи даме сердца, когда она ещё не встречена. Вполне разумно. Ведь если по всему тексту будут обожествляться белокурые локоны и кроткий нрав, а спасённая прелестница окажется рыжеволосой бой-бабой, которой помощь в принципе не нужна, но, мол, так и быть, подсоби, благородный сэр, – так вот, проблематично будет переписывать литературный труд. Лучше уж сразу, со свежеспасённой девицы списать поэму.

Напрягало другое: почему-то я ни разу не слышала птиц или хоть каких-нибудь зверей. Не может же лес пустовать. С другой стороны, кто их знает, этот мир и этого правителя?

– Они здесь, миледи, – отвечал рыцарь на очередной вопрос, – обитатели леса, они наблюдают, принюхиваются, размышляют, стоит ли нам доверять.

– Весь лес сговорчиво заткнулся, чтобы понаблюдать за нами? Смеёшься? Такого не бывает!

– Неужто беседующая растительность с синими лепестками кажется миледи более правдоподобной?

Я нахмурилась.

– Там ещё фиолетовые и белые листья были… как будто их специально раскрашивали. Что за странное место?

Я потёрла небольшую шишку на лбу, припоминая, как в детстве, лет в пять, перед приходом бабушки в гости залила гуашью белого цвета листья её любимого гибискуса, чтобы, так сказать, удивить создателя сюрреалистических сюжетов, что я тоже умею фантазировать и создавать «необычности». Цветок еле «откачали». Готова поспорить, если бы он умел говорить, я бы выучила много нехороших слов ещё тогда.

Я на секунду прикрыла глаза, чтобы мысленно адресовать ругань к прекрасному, но лукавому образу Герцога, а когда открыла, было слишком поздно.

Не придав значения тому, что лес впереди заканчивался, я смело ступила с обрыва и спустя пару секунд, не успев даже вскрикнуть, нырнула головой в песок.

– Сальваторе, что за издевательство?! – поднявшись, я затопала ногами.

Мы стояли посреди высоких пустынных барханов. Правда, выглядели они весьма странно. Создавалось впечатление, будто они образовывают лабиринт, и очевидно навеяны не ветром. Розовый оттенок песка придавал месту пикантности. Солнце светило ярко и нещадно, поэтому уже через полминуты возникло острое желание либо упасть в бассейн с ледяной водой, либо скорее умереть.

Судя по лицу рыцаря, жара его вовсе не беспокоила. Странно, ведь, в отличие от меня, он был одет в железные доспехи. Как только до меня дошла эта мысль, я всерьёз обеспокоилась. Он ведь долго не протянет!

Я подбежала к Сальваторе с совсем не скромным намерением – раздеть. Но как только притронулась к железу, с яростным воплем отпрыгнула назад. На пальце появился ожог. Рыцарь же очень спокойно и неторопливо подошёл ко мне и принялся рыться в своём рюкзаке.

– Потерпите, миледи Кристина, я сниму боль.

Спустя минуту я всё ещё изнывала от жары, зато укутанный какой-то «серебристой жигой» палец (это, как выяснилось, цветок такой, произрастает в стране Кавальере), чувствовал себя превосходно.

– Доспехи сделаны лучшими мастерами и подготовлены к любым условиям, даже водным, – объяснял мужчина, двигаясь между барханами вперёд. – С ними не холодно и не жарко… если находиться внутри них.

Я тихо хмыкнула, смело следуя за рыцарем. Вообще, за такое короткое время, что мы вместе, я настолько доверилась этому человеку, что быстро решила, – он-то точно выведет нас из Розовой пустыни, как мы её быстро окрестили. Честно говоря, во мне поселилась убеждённость и в том, что он запросто вместо меня преодолеет все трудности и освободит Лизу. Но спустя полчаса в бархановом лабиринте, я поняла, что не сумею спасти подругу даже с его помощью. Он не знал, как выбраться. Но ему всё равно было легче, – доспехи защищали от невыносимой жары. А какой толк от меня? Я выхлебала всю воду, расцарапала ноги песком, в который постоянно проваливалась, и, наверняка стала похожа на варёного рака.

– Незадача. Ничего не понимаю, – признался Сальваторе, растерянно рисуя на песке дверь и пытаясь толкнуть её. – Здесь не работает ничего из того, что я знаю… – он пририсовал дверную ручку и заставил меня схватиться за неё. Само собой, ладонь лишь зачерпнула горсть розового песка. – Я не представляю, как отсюда выбраться.

Неутешительная фраза.

– Сальваторе, что это там?

В нескольких шагах от нас прямо из бархана высовывался тонкий ствол дерева, на котором что-то висело.

Мы подошли ближе. Часы.

Захотелось громко рассмеяться. Висели часы. Те самые, которые когда-то Сальвадор Дали написал на знаменитом полотне. Бабушка обожала испанца, и копия данной картины висела у неё в спальне.

Но эти часы, кроме того, что мирно плавились под палящим солнцем, ясно показывали, что мой путь продолжается уже шесть часов.

Я зажмурилась. Вспомнилось, как недавно, я пыталась преодолеть преграду из двух дверей, решив залезть на дерево. Но то совершенно издевательским образом удлинялось, не позволяя увидеть, что находится за обеими дверями. Поэтому и здесь наверняка не выйдет забраться на бархан. Тем не менее, Герцог не мог не оставить выхода. По крайней мере, стоило понадеяться на это.

Был ещё один вариант. Позвать самого Герцога, упасть ему в ноги и попросить вытащить отсюда. Вариант так себе, но жить-то охота.

Я попыталась договориться с гордостью, и она согласилась на зов правителя, но наотрез отказалась от унизительного лобызания тапочек.

* * *

«Между розовым адом и сладким небом» – прочла я на одной из картин бабушки и улыбнулась. Улыбка вышла измученной. Надоело, знаете ли, удивляться, глаза болят от частого закатывания их на лоб.

Полотно показывало три красивых блестяще-розовых бархана, создающих волнистую тропу между собой. Над ними глубокое синее небо, по которому плывут белые облака в виде сахарной ваты на палочках.

Я помнила эту картину тогда, в шестнадцать лет. И уверена, это та самая пустыня, но моё небо оказалось другим.

* * *

– Сальваторе, почему небо почти чёрное и усыпано звёздами, когда освещение вокруг такое, как в самый разгар дня? – голова пошла кругом, и я на секунду отложила намерение звать Герцога.

Рыцарь усмехнулся.

– Боюсь, юная леди, этот вопрос нужно задавать лишь вам.

– Почему?

– Вы его таким сделали.