– Еще как действуют. На себе как бы испытала. Я-то уже давно к нему остыла, а он, как пластырь, прилип, не оторвать. Вот, смотрите, опять эскимоска от него. Достал! Да, в этом деле главное – не переборщить. Мне однажды такой жмот попался – за копейку как бы готов был удавиться, а я его с ходу да на шубу норковую! Потом, после мелкой ссоры, такое мне закатил – страшно вспомнить! Фингалов наставил, изнасиловал, шубу забрал, и все равно не успокоился. Все звонил и требовал за ресторанные счета деньги вернуть. Пришлось два месяца по съемным квартирам прятаться.

Блондинка допила свой тоник и раздражающе громко защелкала пустой банкой. А Лена, сбросив скорость, наблюдала за удаляющейся от дороги парочкой: она – рыжая Кудряшка Сью и он – степенный, ни дать ни взять английский лорд, седые виски, темные очки, небрежно повязанный шарф. Художник или режиссер. Перед тем как скрыться в тени многоэтажки, покровительственно положил руку ей на плечи. Так трогательно, словно желая оградить ее от холода и темноты или просто почувствовать ее тепло и близость.

Так засмотрелась, что чуть не уткнулась в бампер плетущейся впереди «девятки». Говорят, если часто видишь во сне кого-то из знакомых или встречаешь его двойника на каждом перекрестке, – значит, этот человек думает о тебе, возможно, скучает, и возможно, вы встретитесь. Враки! Устала она играть с провидением в игру под названием «догони желанный мираж». Думает, вспоминает? Вряд ли! Для того чтобы в зрелом возрасте страдать из-за глупой юношеской любви, нужно много лет бороться со своим не смирившимся самолюбием, раненным этой самой глупой любовью, и одной воспитывать плод этой любви – сына.

Встретиться? Да, если бы каких-нибудь лет семь-десять назад. Но не сейчас. Сейчас она всего лишь стареющая затворница, живущая одним днем, женщина, которая бомбит ночами. Но мир тесен, и внутреннее чутье подсказывало ей, что вероятность встречи, даже в таком городе, как Питер, намного выше, чем можно предположить. Лена горько усмехнулась, представив, как удивится Костров, увидев ее в роли таксистки. «Неужели это ты, моя Елена Прекрасная?» Нет, скорее всего сделает вид, что не узнал, как однажды не узнал ее голос по телефону.

– Все же вы рисковая женщина. Бомбить, да еще ночами? Я бы так не смогла. Хотя кто знает, зарекаться нельзя ни от тюрьмы, ни от сумы, если припрет – как бы за что угодно возьмешься… Ой, тьфу-тьфу, не дай бог.

Лена помрачнела. Вот как, оказывается, она смотрится со стороны: вовсе не предметом для зависти всех подневольных, зависимых от мужчин особ, даже тех, которых оскорбляют, колотят и насилуют, а отчаявшейся одиночкой, выехавшей на трассу от полной безысходности.

– Правильно вы сказали: нельзя загадывать, что будет завтра и какой стороной повернется к тебе судьба. Когда-то и я не предполагала, что придется таксовать, занималась бизнесом, меняла иномарки, отдыхала за границей. («Вот тебе, получай!»)

– И куда все делось?

– Не потянула. Они, видите ли, взяли моду каждый год аренду поднимать и реконструкции устраивать. Пришлось свернуться. Даже справку для биржи труда не дали. А пару лет назад решила все с нуля начать. Пришла в администрацию просить помещение. Подивилась, что в приемные часы коридоры пустые, тишина и нет никого. Просидела перед запертым кабинетом почти час и ушла. Ну да я ни о чем не жалею, бомбить – не худший вариант, между прочим.

У Лены от волнения задергался глаз. И чего ей пришло в голову распинаться перед изнеженными дамочками? Не понять им друг друга, слишком они разные.

Она уже выехала из-под железнодорожного моста в конце Бухарестской, и держала путь вдоль Волковки. Волковский проспект – безлюдная и мрачная перемычка между Купчино и центром – послушно вьется вдоль узкого русла грязной речушки с неухоженными берегами. Говорят, раньше на месте проспекта была деревня Волково и большой пустырь, а в речке водились раки. Сейчас редкие двух-трехэтажные дома смотрятся нежилыми. Кладбищенский берег, крутой, густо заросший кустарником и раскидистыми деревьями, не желая раскрывать своей тайны, загадочно прячет кресты и ограды от постороннего глаза. Тихо, не слышно городского гула, и почему-то, оказавшись здесь волей случая, хочешь нажать на газ и мчаться без оглядки, чтобы как можно скорее вырваться из этого странного, неуютного места, всегда скрытого полумраком безвременья.

Вот и поворот на Лиговку, здесь и фонари ярче, и обстановка оживленнее. Вот незадача: очередь из автомобилей от самого начала перекрестка, да еще и облава из двух патрульных машин дорожной службы с тревожно-синими проблесковыми огнями. Нашли место, где встать! Лена задумалась: документы у нее в порядке, кроме одной недостающей, казалось бы, второстепенной бумажки, а именно – страхового полиса. И кто его придумал, обязательное страхование?! Разве это не насилие над личностью? Перестроиться в левый ряд – не успеет, развернуться назад – не получится. «Так, едем спокойно, не замечая упитанных фигур в серых куртках и ушанках, отводим взгляд в сторону, смотрим вперед, на дорогу. Нельзя встречаться взглядом со злом, оно не простит тебе смелости, потребует унижения, испепелит тебя властью, пусть даже самой мизерной».

Чуда не случилось. Только тронулись, как перед лобовым стеклом, словно строгий указующий перст небес, грозно вопиющий: «Виновна!» – застыл полосатый жезл. Лена включила аварийку и опустила боковое стекло. Не сработало первое правило – остается еще одно: не следует выходить из машины. Вышел, значит пошел на контакт, потерял защиту и пощады не жди. Будешь стоять навытяжку и доказывать, что ты не верблюд и что ремень безопасности отстегнул секунду назад. Или не навытяжку, а наоборот, как воооон тот бедолага. Согнулся перед гаишником, плечи опустил, точь-в-точь как на картине «Опять двойка». Вышел, дурень, из машины – считай, попался на крючок, найдут к чему придраться. «Презумпция виновности» – вот название этой картины.

Есть у Лены и третье правило, не забыть произнести заветную фразу: «Что за облава у вас сегодня на водителей? Меня уже в третий раз ДПС тормозит?!» Услышав это, гаишники обычно сникали, мрачнели и, потеряв к ней интерес, отпускали подобру-поздорову. Хотя от них, гаишников, никогда не знаешь, чего ждать, они могут быть непредсказуемы, как питерская мартовская погода. Как те, что встретились месяц тому назад, когда страховой полис еще не потерял своей силы. Не удалось отвертеться от них даже сидя за рулем. Им, видите ли, не понравилось, что у нее горят габариты вместо ближнего света. Совсем молодые парни, мордастые и неуклюжие, похожие на двух слонопотамов, были столь же неповоротливы, как и непреклонны, пригрозили снятием номеров или крупным штрафом.

– Знаете, что за это полагается? – ткнули ей в нос открытую брошюру, указав закладкой строчку с четырехзначной цифрой, которую Лена, с ее близорукостью, рассмотреть не успела, но на всякий случай взмолилась:

– Мальчики, скажу честно, денег у меня нет, одна сотня на бензин осталась.

– Давай сколько есть.

Усиленно сохранявший суровое, без единой эмоции, выражение лица гаишник принял из ее рук хрустящую бумажку и милостиво отпустил. Легко отделалась! Что ждет ее на этот раз?

Дамочки на заднем сиденье замерли, притихли, наблюдая, как Лена протянула представителю власти пачку бумаг, и весело встрепенулись, запрыгали на сиденье, завизжали: «Парень, ты душка!» – как только серьезный гаишник с круглым, раскрасневшимся лицом вернул документы и, улыбнувшись, взял под козырек.

1:00

«Что такое „Дом чудес“? Цель этой игры – создать любовь. Девушки и парни должны в кого-нибудь по-настоящему влюбиться – только так они смогут выиграть чудо-дом. То, что я сегодня увидела, – это, конечно, уголовщина. Это верх пошлости, похабщины, неприличия», – вещала по радио женщина, судя по интонациям и голосу, еще не старая, но всю жизнь проработавшая в комиссии по нравственности или в другой комиссии. Их много, разных комиссий, советов, комитетов и фондов! Никто их не замечает, не видит, никому они не нужны, вроде сами по себе существуют. Но случится у обывателя желание делом заняться, придет ему, бедолаге, в голову свою фирму открыть или что-нибудь полезное сделать, например высохшее дерево под окном спилить, – налетят, зажужжат, пригрозят, запутают. Именно одна из таких комиссий легким росчерком пера лишила работы немолодую мать-одиночку Елену Ушакову. Р-раз… и женщина в возрасте за сорок, не имевшая сверхприбылей, оказалась не у дел. Ну как не вспомнить старые добрые времена, когда бизнесом правил рэкет?