Ну и стоило проделывать такие трюки? Парочка, не обращая внимания на «шестерку», продолжает эмоционально жестикулировать. Э, да похоже, они просто ругаются! Объезжаем рискового незадачливого водилу и, встретившись с ним взглядом, крутим пальцем у виска. «Дурак ты, парень, разве можно так поступать? Из-за каких-нибудь ста рублей подставил и себя, и меня, и пешеходов на тротуаре». Водила не остается в долгу: подняв сжатую в кулак ладонь, выразительно выставляет вверх средний палец.

Уже отъехав на небольшое расстояние, Лена с досадой наблюдает, как разругавшаяся в пух и прах пара разбегается в разные стороны, при этом женщина торопливо семенит в сторону гастронома, а мужчина, сделав несколько шагов вперед, останавливается у обочины и ловит авто. Тут-то с триумфом к нему подъезжает резвый конкурент.

Щетки шумно скользят по тонкой наледи, покрывшей лобовое стекло. Изображение за ним размыто. Нужно включить печку, чтобы отогреть и очистить окна, улучшить таким образом видимость. Кстати, насчет видимости. Удачный она сделала выбор, купила именно то, что нужно. Не все очки ей идут, но эти в самый раз! Комфортно в них, и оправа красивая, тонкая, изящная, и стекла не обычные, а светло-голубые. Вот Кострову любые очки были к лицу, с любой оправой. Ничто не могло испортить его утонченного образа. Опять она о старом, сколько можно?!

А машины все несутся, а народ все куда-то спешит. Мелькают однообразные коробки жилых домов, плоские и угловатые, вытянутые в кварталы. Вот еще немного покрутится среди них и сбежит в центр, а лучше – на Васильевский. Не заработает, так покатается в свое удовольствие.

Никогда бы она не бросила свой Васильевский, если б не сын. Чем взрослее он становился, тем больше забирал пространства в их огромной, похожей на зал комнате с двумя высокими окнами, прикрытыми занавесками в парчовых переливах. Комнате, где рассвет играл теплыми бликами на сосновом паркете, где по утрам ее весело будил перезвон первых трамваев.

Началось с того, что сын выдвинул шкаф, отделив себе угол, потом завалил музыкальными инструментами и аппаратурой остальную территорию, а когда стал собирать единомышленников и устраивать репетиции, для Лены и вовсе места не осталось. Разве что в углу коммунальной кухни, на старом табурете, под сочувствующими взглядами сердобольных соседок. Потому и пришлось затеять обмен. Собрали документы, накупили газет с объявлениями, доплатили, переехали в отдельную двушку в купчинской хрущобе. Ну разве справедливо? Сейчас сын с такими же, как он, музыкантами-неформалами гастролирует по южным городам Черноморского побережья. А она – здесь, на задворках родного города, со своей постоянной спутницей, от которой, как ни старайся, не получится ни удрать по самому скоростному автобану, ни спрятаться в самом глухом и темном питерском переулке. Хочешь не хочешь, остается медленно утопать в злости и занудстве. А еще искать, на ком бы их сорвать, эти самые злость и занудство. Пробовала на сыне – не вышло, вырос он уже и давал ей достойный отпор. Пробовала на пассажирах, тех, что покапризнее. Тоже не прокатило. Привередливые клиенты мстили ей с наслаждением, наказывая рублем и еще большими капризами. Так что с некоторых пор на дороге она привыкла молчать, ну не всегда, конечно, потому как, на свою беду, натуру имела общительную.

«Мечтах… моряхМ дверях…» Лена убавила звук магнитолы. Мечты, которые имеют обыкновение сбываться с опозданием, в тот момент, когда о них забываешь и в них не нуждаешься, или, того хуже, обращаться совсем не в то, что тебе хотелось, не имеют никакой ценности, а потому толку от них мало. Вот ее сын об этом не знает, потому однажды заявил: «Когда-нибудь я стану знаменитым и куплю тебе квартиру с видом на Мойку. Твоя мечта сбудется, и ты наконец переедешь из ненавистного Купчина! Клянусь!» Добрый мальчик, щедрый. Ну весь в отца! Костров тоже любил по каждому поводу повторять: «Клянусь!» При этом смотрел на нее сквозь стекла очков сверху вниз серьезно и снисходительно. Впрочем, он на всех так смотрел. Еще бы! Уже в то время его считали талантливым художником, он стоял у истоков только зарождающегося, перспективного рекламного бизнеса. А кто она? Женщина, которая бомбит ночами. Да, одинокая, свободная, но какой толк от свободы, если ее сердце, как прежде, занято?!

Дорога гладкая, скользкая, чистый лед, да еще колея в асфальте, две глубокие борозды, укатанные грузовиками. Лошадушку мотает из стороны в сторону, только слышно, как передние колеса скребут шипованной резиной. Чем дальше – тем пустыннее и безлюднее. В конце Будапештской, сразу за перекрестком, на остановке возле продуктового киоска, переделанного в магазин, голосует низкорослый, но солидный дядечка.

Подъехала плавно, словно подплыла, остановившись в аккурат возле лакированных остроносых башмаков.

– Брат, мне на Турку. Ой, красавица! Подвезешь? Туда и обратно, кафе «Казбек» называется, знаешь?

На гладко выбритом смуглом лице, обнажив ряд слишком ровных и неестественно крупных зубов, сверкнула улыбка, такая же неестественная и ненастоящая. Лена даже испугалась, что вставная челюсть сейчас громко лязгнет у нее над ухом. Кого-то ей напомнил этот пассажир?

– Сколько денег дадите?

– Не обижу, красавица, останешься довольна.

Пахнув парфюмом, устроился рядом, откровенно таращась недоверчивым любопытным взглядом.

– Бомбишь, что ли, красавица?

Лена промолчала. Развернулась на скользкой дороге, включила громче музыку, давая понять, что к задушевной беседе явно не готова, а про себя сосредоточенно подсчитывала, во сколько она должна оценить эту поездку. Туда – минимум двести, да обратно, да, наверное, ждать придется несколько минут. Ожидание – оно тоже время, а значит, деньги. Итого – рублей пятьсот. Но если заплатит четыреста – тоже неплохо. Первый пассажир мужчина – хорошая примета, будем верить в удачу и неплохой заработок. А главное, в то, что сегодняшний поздний выход, тьфу, выезд на работу не сыграет роли в эту предпраздничную ночь.

Не успела разогнаться, как пассажир попросил:

– Останови, красавица, вот здесь, на минуту, я сейчас.

Скрылся в дверях стеклянного, ярко освещенного киоска и вскоре снова сидел рядом.

– Вот, это тебе, красавица!

На торпеду легла мохнатая, сладко-пряная ветка хризантемы с россыпью сиреневых полураспустившихся бутонов. Вот и поздравление с Восьмым марта! Мелочь, но приятно.

– Спасибо.

Даже приулыбнулась в знак благодарности. Трудно ей, что ли, улыбнуться?

По дороге пассажир еще пару раз просил остановить его, и все возле магазинчиков и киосков. Лена хотела напомнить, что за остановки и ожидания плата возрастет, и только открыла рот, как смуглый пассажир, скользнув по ней откровенным взглядом, самодовольно изрек:

– Повезло тебе сегодня, красавица, Черного Барона везешь.

А она-то думала, кого напоминает ей пассажир!? Точно! Цыганского барона напоминает, а еще Крестного отца сицилийской мафии, дона Карлеоне или как его там. Буркнула равнодушно в ответ:

– Повезло или нет, узнаю, когда деньги получу.

– Неужели такая жадная до денег, красавица?

Лене показалось, что он сейчас полезет с поцелуями или ущипнет за коленку, потому, слегка отстранившись от лоснящегося лица самодовольного клиента, добавила холодно и строго:

– Вы мешаете вести машину, сядьте ровнее.

И надев на себя серьезную маску недоступности, прибавила скорость.

23.20