Покачиваясь на колдобинах, скребя и цепляясь бампером за края рытвин, выехали на дорогу.

– Доплатите, и я отвезу вас на Белградскую.

Сбросив скорость, Лена приложила усилие, чтобы взять себя в руки и сменить тон на максимально миролюбивый. Демонстрировать волнение не хотелось. Не дождутся они! Сейчас она остановится и попросит пассажиров выйти или доплатить. Да! И не испугается! Но интуиция уже подсказывала, что последствия могут быть непредсказуемы, а потому лучше этого не делать. Проклятый страх! Страх перед возможным злом! Страх перед физической расправой. Ничтожный страх перед тем, что твои планы сорвутся и выбьют тебя из колеи! Миром правит страх! Страх выше справедливости и свободы! Пришлось продолжить путь, и от унижения, от собственного бессилия она чуть не расплакалась. «Нет, не следовало сегодня выезжать! Не подвели приметы, пожалуй, стоит приоткрыть на всякий случай окно – вдруг да придется кричать, звать на помощь?»

– Ты чего такая меркантильная? Деньги любишь? Оставлю тебе свой телефон, позвони завтра, встретимся, и ты узнаешь, какими щедрыми могут быть мужчины!

Барон вынул из-за пазухи блокнот и ручку, самую простую, шариковую, что-то черкнул на вырванном листке и положил его на торпеду, в аккурат на смятый полтинник. Он как будто старался не замечать ее напряженного, со злобным прищуром и плотно сжатыми губами, лица, а она сделала вид, что не видит клочка бумаги с номером телефона.

«Туда же, клеится, наверняка чей-то муж и отец. Барон, блин, еще и Черный! Даже визитки нет!» Удивительно, как она, с ее проницательностью, не раскусила его сразу и не взяла деньги вперед?

Дворы на Белградской улице, как во всех новостройках, опутаны узкими проездами, однообразными и плохо освещенными. Лена еще надеялась, что клиенты выйдут на дороге, но они только милостиво сообщили: «Недалеко осталось», и продолжали бодро командовать: «Сюда, налево, прямо, еще раз налево, теперь вдоль этого дома, до конца, теперь направо, почти приехали, вот здесь, у третьего подъезда».

– Я сейчас, минуту, красавица, только попрощаюсь с друзьями – и поедем дальше.

Вышли все трое, дверь оставили распахнутой, но Лена уже знала, что ей следует делать. Закрыв дверцу, она хотела немедленно тронуться, но притормозила, опустила боковое стекло, швырнула сломанную ветку хризантемы и смятый клочок бумаги с номером телефона прямо в грязную лужу с плавающими в ней льдинками и подозрительным предметом, похожим на порванный презерватив, и, нажав на газ, взвизгнув шинами, рванула с места. Ей показалось, что Барон сделал несколько торопливых шагов вслед, пытаясь ударить по багажнику, но она уже неслась на всех парусах, рискуя разбить подвеску. «Благодарю тебя, Господи, за свободу, мне, недостойной, данную! За то, что не связана с такими вот Баронами никакими узами и обязательствами!» Впереди сверкнули фары встречной машины, ослепили дальним светом и замерли на расстоянии. Разъехаться будет сложно, потому Лена свернула в первый проезд, и, петляя по лабиринтам дворов, мимо гаражей, заборов и помоек, выехала, тяжело, но осторожно спустившись с высокого бордюра, на проезжую часть.

Удрала! Пусть-ка теперь Барон тащится пешком или ловит нового лоха. Странно, даже чувства облегчения от этой маленькой мести не испытала. Одна радость – свободна! Она – свободная женщина, пусть даже с занятым сердцем! Лена спрятала с таким трудом заработанные двести рублей в карман куртки и взяла курс к центру города, в сторону Лиговки.

00.00

Мужчины – странные существа. Казалось бы, чего проще: сел в машину к хорошенькой женщине – плати за проезд, насколько позволяет щедрость, расслабься, слушай музыку, наслаждайся панорамой за окном и тем, как ловко, уверенно и спокойно, без единого лишнего движения, словно, выбирая оптимальный путь, авто летит само по себе, эта самая хорошенькая дама управляет своей ласточкой. Думай о приятном, ну хотя бы о цели твоей ночной поездки, и не отвлекай водителя пустым разговором.

Наоборот, мысли мужчин начинают усиленно работать в другом направлении. Что-то вроде: «Ага, красотка! Повезло тебе сегодня, бедняжка ты несчастная, труженица ты неприкаянная! Ликуй, Исайя! Повезло тебе, как никогда! Вот ужо я-то тебя осчастливлю, я-то тебя отогрею и пожалею, одинокую, немолодую, никому не нужную, всеми позабытую, брошенную сиротку, вынужденную тяжким трудом зарабатывать на хлеб насущный». Разворачивают бурную деятельность с приглашениями в ресторан или к себе домой, а то просто кофе выпить, шаверму съесть, телефонами обменяться. А услышав отказ и напоминание о плате, обижаются, меркантильной называют, жадной до денег грубиянкой, не сумевшей оценить их вдохновенного порыва. Ей бы, дурынде, радоваться! Нет, денег просит, мелочное, приземленное существо!

Лена выехала с узкой, словно дворовый проезд, улицы. На первом перекрестке повернула налево и вскоре мчалась по широкой Бухарестской, такой широкой, что расстояние от дома до дома по разные стороны дороги казалось непреодолимым. Из-за громоздящихся, давящих своими размерами зданий и слишком просторных промежутков между ними, человек здесь терялся и не чувствовал себя хозяином ни этой улицы, ни этих зданий. Как нужно не любить свой город и людей, живущих в нем, чтобы строить подобное! Нет в Купчине ни садов, ни старых, тенистых парков с живописными прудами. Редкие зеленые лужайки под натиском многочисленных строек сжимаются, как шагреневая кожа. И все же Купчино менялось на глазах. Лене казалось, что она слышит, как строящиеся дома-высотки, похожие на гигантские башни, спорят, соревнуясь между собой в вышине и монументальности.

«Посмотрите, у меня стены зеркальные и шпиль наверху», – хвастает один, отражая верхними этажами стремительно летящие темно-фиолетовые тучи. Другой, развернутый к дороге ступенчатым углом, с гордостью отвечает: «А я похож на небоскреб-пирамиду, моим балкончикам и лоджиям нет числа!» – «На меня, на меня взгляните! – кричит третий. – Я не просто дом, а настоящая крепость! Мои окна узкие, как бойницы, а на крыше будет, не иначе, вертолетная площадка!» Вот заселятся все эти дома, превратится просторное и провинциальное Купчино в шумный, многоязычный муравейник, забьется часовыми пробками на главных магистралях – то-то начнется веселье!

Однако никто и не думает ловить такси. Безликие тени на остановках мерзнут, но ждут автобус. В черном бархате ночи прямо по курсу призывно замаячил красно-желтый цветок заправки «Шелл», – значит, ей туда. Зальет десять литров 92-го, в аккурат уложится в те самые злосчастные две сотни и спокойно поедет ближе к центру, прочь от серости и уныния. Кататься без цели по центральным узким улочкам и набережным каналов, мотаться по площадям и закоулкам родного Питера, глазеть на вычурное веселое барокко, романтический модерн или мрачную, таинственную готику, ничего не заработать, но получить нечто большее, некий заряд, несущий благодать, – вот всегда доступное удовольствие, оставшееся ей в наследство.

Только хотела свернуть на заправку, как впереди, за перекрестком, увидела две хрупкие голосующие фигурки. Главное, не упустить! Рвануть бы на всей скорости, пока конкуренты не перехватили, но, как назло, красный горит, да еще рядом, слева, в менее выгодной позиции, но с наглым видом рычит, как бешеный пес на привязи, покоцанная «шестерка», именно такая, на каких ездят конкуренты-бомбилы из южных республик. Ждать зеленого светофора – значит, опоздать. Взгляд уже зорко сканирует ближайшую территорию. Тихо вокруг, гаишников поблизости не видно, а значит, можно рискнуть.

Не дождавшись желтого света, Лена ринулась вперед. «Шестерка», чувствуя подвох, сорвалась с места секундой раньше, и, нагло опередив Лену, резво подрулила к бордюру. «Ээхх, не успела!» Мужчины-бомбилы – народ рисковый, ей до них далеко. Увести из-под носа клиентов, без зазрения совести подрезав на полном ходу, – такое в порядке вещей, вот у нее так не получается. Пришлось включить аварийку и притормозить позади более удачливого и расторопного водилы.