– Вот у моей сестры то же самое случилось. После всеобщей прихватизации удалось ей продуктовый магазинчик выкупить, где она директором была. Так, знаете ли, комиссиями замучили. Тому дай, другому… А потом по соседству стали «Пятерочки», «Карусели» и «Ленты» открываться. Глобализация, будь она неладна. Ну закрыла она магазинчик, помещение хотела в аренду сдать, но тут дом под капитальный ремонт пошел. Это так называется, а на самом деле его просто сломали, а землю продали.
– Да, смешно слушать, как депутаты разговоры разговаривают про помощь малому бизнесу. Все, что от них требуется, – не мешать! Ну вот, мы почти приехали! С вас четыре сотни. Ну так какое же у меня лицо?
– Лицо… Ах да, лицо! Ну такое… необычное, словно вы знаете нечто, скрытое от всех и это нечто вы прячете и никому не выдаете. Вот.
– В моем возрасте разве можно иметь другое лицо?
– Да бросьте вы про возраст. Все мы в одном возрасте: живы – и слава богу. Нам чуть дальше, в конце переулка направо.
Пришлось углубиться в плохо освещенные дебри панельных пятиэтажек Уткиной Заводи.
Остановилась на дальних задворках незнакомого района, возле последней парадной последнего панельного дома в последнем переулке, за которым, казалось, не было ничего, только черная, холодная, нет, ледяная бездушная ночь. Ничего себе заехала, похоже, это не просто конец Петербурга, но конец белого света. Ну и занесло же ее.
– Вот, сдачи не надо.
– Спасибо, – Лена спрятала хрустящую пятисотку в сумочку, улыбнуться хотела благодарно и открыто, но получилось – вымученно, устало.
– Ну я выхожу?
– Всего доброго!
– До свидания?
– Удачи!
– Номер не дадите? Вдруг я снова надумаю куда-нибудь ехать ночью, а вы поблизости окажетесь?
– Всего доброго!
Пришлось самой тянуться к дверце, чтоб захлопнуть, в то время как пассажир стоял рассеянным истуканом. И даже когда тронулась и отъехала, чувствовала затылком и спиной его сверлящий неподвижный взгляд.
«Та гарна дивчина, что засватана» – звучит мудрая пословица. Лена привыкла, что все окружавшие ее мужчины, от женатого соседа Аркадия, владельца пижонской, всегда сверкающей «Ауди», чье место дворовой парковки находилось рядом с Лошадушкой, до юного дворника-гастарбайтера с вызывающе-нахальным взглядом – были к ней неравнодушны. А все потому, что они своим чутьем охотника-самца видели в ней женщину одинокую, но не свободную – «засватанную», немолодую, но недоступную, внешне хрупкую, но независимую, и каждый из них втайне надеялся, что уж он-то доставит себе удовольствие, он-то сорвет с нее маску сильной и уверенной дамы, он-то уж точно сможет позабавиться с этим внешне слабым, но таким непробиваемым существом!
3:00
С неба посыпался не то снег, не то дождь – остатки зимнего мелкого крошева забарабанили в лобовое стекло пригоршнями ледяной россыпи. Улицы Веселого Поселка опустели, лишь на перекрестке возле метро все еще творилась неразбериха, все те же гаишники и зеваки, а сигналящих проблесковыми огнями машин даже прибавилось. Но во всей тревожно-печальной картине чувствовалась какая-то незавершенность, не хватало какого-то недостающего звена. Чего именно?
Подрулив к неработающему светофору, Лена увидела еще одно, маленькое ДТП на трамвайных путях: две столкнувшиеся крыльями иномарки. Иномарки, демонстрируя поцарапанные бока и мигая аварийками, молча вопили, но на них никто не обращал внимания, их нерадивые хозяева, не сумевшие разъехаться на просторном перекрестке, понуро опустив головы, стояли тут же, накрепко приклеившись к мобильникам.
Нерадостная, невеселая ночь выдалась в Веселом Поселке. Когда-то давно это место славилось стоявшими здесь шумными цыганскими таборами. Горели костры, пляски и песни были слышны по всей округе. То-то было веселье! Отсюда и название пошло. А сейчас район отличался типовыми панельными застройками, неблагополучной экологией и криминальной средой. Только однажды ведущий «Лав-радио» развеселил слушателей, пообещав, что в ближайшее время по Веселому Поселку будут проводить экскурсии и показывать туристам необычные местные достопримечательности: реликтовую речушку Оккервиль, в которой водятся крокодилы и сколопендры, да сбежавших из местной дурки сумасшедших. А если серьезно, то Веселый Поселок мало чем отличался от Купчина, разве что еще большим убожеством.
Мимо с визгом пронеслись две кареты «скорой помощи». Вот их-то и не хватало для полной картины ночного происшествия! Однако пора выруливать ближе к дому, время уже позднее, то есть раннее и уж если работа не заладилась с самого начала, то нечего ждать чуда. Только подумала, как неяркий свет уличного фонаря выхватил среди снежной кутерьмы мерзнущую на обочине голосующую пару: парня простоватого, деревенского вида и дамочку, затянутую в кожаное пальто. Характерный нос с крупными ноздрями придавал ей хищное выражение.
Дамочка выступила вперед.
– В конец Российского, перед виадуком.
– Сто рублей.
– Семьдесят.
– Хотелось бы сто.
– Здесь же ехать – всего ничего!
– Садитесь.
Усаживаясь на жалобно заскрипевшее под ней заднее сиденье, дамочка продолжала нарочито громко ворчать, словно боясь, что ее ворчанье не будет услышано: «Сто рублей! Совсем уже обнаглели. Потеряли стыд и совесть».
Лена молча выкручивала руль. Не стала она язвить пассажирам, упрекать их в том, что ловить машину им следовало на другой стороне дороги. Развернулась на пустынном перекрестке в самом конце улицы Коллонтай и, пытаясь не слушать сетований капризной дамы, прибавила газ.
– Здесь же ехать всего ничего, совсем рядом, минут десять! Сто рублей! Это кому сказать!
Вот заладила, уже полпути проехали, а она все не может угомониться, все убивается по своим рублям, семидесяти рублям, между прочим. Пожалуй, ей следует объяснить, что к чему и что почем.
– Десять минут в ночное время – это немало! Прибавьте сюда же стоимость бензина, мою работу и износ автомобиля – вот вам и сотня!
– Нет, это просто неслыханно! Включите хотя бы печку, в вашей машине холоднее, чем на улице.
Подъезжая к злополучному перекрестку в третий раз, Лена насторожилась, притормозила, опасаясь несущихся наперерез непредсказуемых баранов, но оказалось, что напрасно: к этому времени светофор уже исправно работал, аварийная суматоха рассосалась, оставив после себя разбросанные на асфальте осколки разноцветных стекол, обломки деталей и даже чей-то одинокий башмак. И только на трамвайных рельсах, припорошенные снегом, все так же сиротливо и как будто виновато мигали фарами две иномарки.
Впереди, по курсу Российского проспекта, обозначился виадук. Его изгиб прочертили убегающие вдаль фонари, похожие на бусины жемчужных нитей. Крупные бусины горели совсем рядом, дальние же, прячась за метельной круговертью, время от времени мерцали звездочками мелкого бисера.
– Вот здесь остановите, перед въездом, – попросил парень.
Весело она домчала пассажиров, быстро, осталось плавно притормозить возле дорожки, ведущей к дому.
Дамочка заерзала:
– Я не пойду пешком! Отвезите к парадной.
– За сто рублей отвезла бы к двери.
– Я на каблуках, а здесь скользко, и снег идет.
– Посудите сами: вам пройти несколько шагов, а мне скакать по дворовым ямам да еще и разворачиваться в тесноте среди припаркованных машин.
– Да ладно, Тамара, здесь же недалеко, пошли, не капризничай.
Ее спутник уже открыл дверь, чтобы выйти, но дамочка, словно приклеенная, не трогалась с места.
– Подожди, у меня ноги замерзли, я согреться хочу.
Не могла она так просто взять и выйти, сравнявшись с какой-нибудь жалкой, разнесчастной таксующей теткой! Не царское это дело – выходить у обочины дороги без должного почтения!
Лена сняла очки и откинулась на спинку водительского кресла. Ну что ж, она подождет, пусть повыламывается, повыделывается ее пассажирка. Не подвела примета: опоздала на работу – считай, выехала зря, лучше бы осталась в теплой постели с книгой в руке, или смотрела телевизор, ночной выпуск «Дома чудес», например (как-то там ее любимая Валерия Сомова?) или любимый фильм по DVD. В кои веки выспалась бы перед праздником. Кстати, не пора ли ей проверить сообщения на мобильном? А дамочка вместе со своими претензиями и амбициями пусть посидит и погреется, потешит свое самолюбие. Ого! Два непрочитанных эсэмэс. Первое: «На вашем счету осталось 5, 35 рублей. Просим пополнить счет». Второе: «Мамуля, поздравляю с женским днем! Осторожнее там за рулем. Целую. Твой сын».