— Что за херня это была?

— Нам что, надо…

У моего напарника трясется нижняя губа. Совершенно остолбенел.

Большой начальник кивает мне:

— Бирчвуд, так? Пойди-ка проверь, что там.

Я пялюсь на него. Ни за что, нафиг! Мои конечности превратились в ледышки.

— Да, сэр, — смиренно отвечаю я.

Карлос оказывается рядом, и мы идем. Снова на улицу. В ночь, полную светящихся глаз пролетающих мимо машин, пристального взгляда фонарей. Ноги превратились в свинцовые чушки.

Растворяясь в темноте, мы направляемся вниз по переулку. Здесь ничего нет. Случайный бомж, свернувшийся в полумраке коконом из одеял. Рука начинает уставать. Все это время Карлос болтает не переставая. О футболе, который он смотрел в субботу. Рассказывает анекдот, который он услышал в «Зуле» от какого-то парня. И я даже ободряюще улыбаюсь в ответ. Но вскоре даже он умолкает.

«Волки». Гребаный в рот, я думаю о волках. Думаю о том парне в переулке, о том, как его выпотрошили. Следы зубов. Пронзительный вой.

К полтретьего мы снова подходим к докам. Ничего. Дальше по улице что-то движется, выскакивает на нас, рыча. Мое сердце застывает, я вскидываю оружие. Свечу туда фонариком. Какая-то паршивая дворняга, натягивая звенящую цепь, рычит и подскакивает к нам — глаза отражают свет, как пустые зеркала. Карлос смеется, но тоненько и пронзительно. Мое сердце все еще отбивает по тридцать ударов в секунду.

В доках сравнительно неплохое освещение. Склад за складом, ряд за рядом, приземистые, аккуратно выстроенные. И здесь просторно. Негде спрятаться.

В голубоватом свете пропускного пункта мы показываем значки и заходим.

Бетон все еще влажный и поблескивает в лучах фонарей.

Днем мне доки нравятся. Окей, там творится уйма всякой дряни, но мне нравится, как там оживленно. Грузовики толпятся, как жучки на мостовой. Корабли так нагружены контейнерами, что, когда они отплывают, кажется, будто часть города оторвалась и вышла в море.

А сейчас? Полигон для резни. Место, где среди глубоких теней прячутся убийцы. В другом конце, у воды, суетится автопогрузчик — какие-то признаки жизни. Но его огни, отражаясь в кроваво-черной воде, превращают погрузчик во что-то инопланетное.

Мы начинаем обход. Заглядываем в склады, ищем что угодно — будь это выбитая дверь или просто плохо прикрытый засов. Ангары неясно вырисовываются над нами, каждый — такой же, как и предыдущий. Исполосованные тенями, созданными волнистой структурой их стен, они будто заставляют видеть миражи. Многолетняя грязь течет из старых заклепок, словно кровь из выколотых глаз. Я продолжаю поглядывать на Карлоса, но тот молчит в тряпочку. Все, что я вижу, — намек на улыбку, и вряд ли даже намек, раз уж я едва могу разглядеть его лицо.

Воздух воняет смолой и дымом.

Знакомый, почти ностальгический запах.

Что мы ищем? Какую-то взбесившуюся собаку? Ганнибала Лектера? А может, Джека Потрошителя? Ведь то, что я видела, было невозможно натуралистичным. Я начинаю расслабляться. Мозг вязнет в смоле. С чего это я расслабляюсь? Правда, почему? Соберись, на свободе убийца!

Неожиданно Карлос останавливается и смотрит на часы. Благодарная за возможность передохнуть, я тоже останавливаюсь. Ноги ужасно болят. Мы за всю ночь не присели.

Он пожимает плечами.

— Знаешь, мне кажется, сегодня у нас не выйдет, — объясняет он. Я киваю, хотя скорее всего Карлос меня не видит. — Что бы это ни сотворило, оно еще здесь, но мне кажется, что нам вряд ли удастся его найти своими силами.

Карлос — силуэт во тьме, близкий и ободряющий. Я могу разглядеть полы и складки на его куртке. А кроме того, вижу зазор между двумя складами. Черный как смоль. И он меня до крайности беспокоит. Может, пойдем отсюда? Не стоит мне быть здесь. К выходным я увольняюсь.

У меня начинается легкий намек на агорафобию. Место слишком открытое, слишком незащищенное. Пустое.

— Тогда нам стоит пойти назад, — предлагаю я.

До меня доносится ворчащий звук. Довольно близко. Словно мотор… или автомобиль. Запоздавший грузовик, наверное.

— Обеими руками за, — отвечает Карлос. Мне кажется, он улыбается, птичьи лапки тонких морщин ложатся в уголках его глаз.

Краем глаза я вижу движение. Часть черноты…

Резкий удар. Карлос разворачивается. Я пячусь. То, что я вижу, что только что скользнуло сквозь луч моего фонаря, — ложь. Иллюзия. Иначе и быть не может. Выглядит, как… сердце, на первый взгляд, влажно поблескивающее под лучом. Плоть. Одна лишь плоть. Сеть мышц, не прикрытых кожей — темных, словно сливы. Оно мерцает. На теле сверкают белизной зубы. Ножи зубов. Ножи, вонзающиеся Карлосу в плечо.

Мой фонарик улетает прочь. Карлос орет так, что небо рвется пополам. Я кричу. А тварь — хрипло визжит.

Когда гаснет свет, мы с головой окунаемся в полный хаос.

====== Глава 8. Две разных мутации ======

Мне хочется закричать. И кричать, пока не лопнут легкие и горло не охватит огнем. В паре метров от меня кипит борьба. Тяжелое, затрудненное дыхание какой-то невообразимой штуки.

Я нащупываю пистолет.

— Карлос!!!

— Стреляй! Просто пристрели это, ебана в рот! — Его голос взрывается мучительной болью. Что это за хрень? Что пристрелить? Еще б я это видела! Вмешаться? Но как?

Нельзя идти на риск застрелить Карлоса. Но и молча терпеть, пока его рвут в куски, тоже нельзя.

Две фигуры, корчась, катаются по земле. Одна из них — мой напарник, расплывчатое, отбивающееся нечто внизу. Вторая…

Вторая неуклюже ворочается над ним. Вторая — фигура без ясных очертаний. И в темноте и, наверное, даже на свету.

Сглотнуть. Держать удар! Сжав рукоять пистолета, я делаю бросок вперед, всем весом наваливаюсь на эту штуку. Царапаю ее свободной рукой. И лечу вперед, потеряв равновесие. И я, и эта тварь врезаемся в землю, тварь сдавленно визжит что есть мочи, визг режет уши. Под руками сыро. Влажная, пульсирующая плоть. Дергается, дрожит, хоть и холодная. И вонючая: смрад наполняет ноздри, до тошноты. Похоже на желчь. Воняет от слизистой пленки, покрывающей тело.

Поразительная реакция! Меня хватают когтями за шею и швыряют о бетон. Потом — только белая горячая боль. Воздух прорезывает следующий сдавленный вопль — мой. Грохаюсь о землю. Моя голова! Фигура приближается ко мне, с моей стороны это видно. Только теперь, на фоне далеких оранжевых огней, я могу лучше ее рассмотреть. Вижу ногу. Четыре ноги. Двигаются тяжело, медленно, немного по-медвежьи. Спина сутулая, изогнутая. Нет, это что, щупальца? Не щупальца. Боже, я и думать об этом не хочу! Нет, это больше похоже на глаза на стебельках, как у улитки. А все вместе — перепутанное месиво. И оно раскачивается. Я ударилась головой. Это сотрясение? Кровопотеря? Порезы на шее такие глубокие? Встать не получается. Но Карлос может погибнуть. Я должна встать. У него ребенок. Я должна!

Когда, собрав все силы, я приподнимаюсь, каждая мышца вопит от боли. Руки все в синяках.

И пистолет выпал.

Ледяное, затрудненное дыхание. Касается шеи. Карлоса не видно.

Тварь ворчит: утробный рокочущий шум, громкий и отвратительный, как отрыжка. Как еще такое опишешь? Шум доносится из горла твари. Твари, которая наклонилась прямо ко мне.

Я бью ее в шею. Прямой джеб. Она выгибается. Мир переворачивается: я вскакиваю. Прямо передо мной — угол склада, погруженный в темноту.

Первобытный инстинкт. Он заставляет нас убегать. Даже сейчас, даже в современном мире, непривычные к бегу, мы все же знаем. Так что стук когтей по бетону и размытый образ твари, замеченный краем глаза, говорят мне: она преследует меня.

Нужно увести ее подальше от Карлоса.

Я мчусь в проход между двумя складами. Здесь темнее, чем в другом месте. Гофрированный металл дрожит в такт моим шагам. Тяжелый рокот дыхания отдается от стен. Он все дальше. По крайней мере тварь не слишком быстрая.

Я выскальзываю с другой стороны, умытой оранжевым светом, и мчусь вправо, к куче других складов. Кровавый закат искусственных огней. Мой закат. А, нафиг!