Техническую службу теперь вызывают почти каждый день, и это странно. Даже пугает.

И никто даже не думает задать вопрос научному отделу.

Полсотни метров под землей; бетонный лабиринт тянется и течет под университетом. Разветвляется, как клинически прямоугольная, но грязная грибница. Это лаборатории. И их используют по назначению; многолетняя грязь тому доказательство. Студенты сюда не ходят. Только избранные профессора знают об их существовании. Правительство? О, разумеется, оно в курсе. То, что здесь происходит, когда любопытные власти и поборники нравственности отводят взгляд, по меньшей мере спорно.

Источник звука располагается в самом сердце комплекса. Раскаленный добела. Бьющийся, словно сердце. Вокруг него жужжат мониторы, щелкают, включаясь и выключаясь, аппараты и приборы. По полу змеятся провода, направляясь точно к штуке посредине. Здесь мало кто носит белый халат. Многие одеты как обычно: в костюмах и повседневных куртках, в очках, сдвинутых на лоб, в их дыхании все еще сохраняется едкий кофейный смрад. Гораздо больше людей в военной форме — черные куртки, бронежилеты, береты на макушках и автоматы через плечо.

Некоторые стоят прямо напротив Разлома. Прекрасного, сияющего белым диска в самом центре, и эти люди носят гораздо больше, чем просто белый халат. Резина под одеждой, под бесформенными белыми защитными костюмами, и поверх всего этого — маски респираторов, торчащие по обеим сторонам лица. Но никто не может отвести взгляда от сияющего, сногсшибательного явления.

Никто, включая и тяжелый черный механизм, украшенный полусферами, усеивающими его юбкообразный низ; свет отражается от поверхности брони.

Это существо достаточно влиятельно, чтобы покидать лаборатории когда ему вздумается. Кто осмелится остановить его? Отдай кошелек, пусть проходит. Спасай свою жизнь. Люди называли его просто далеком. Для очень немногих избранных и себя самого имя его было Сек.

Купол-голова Сека поворачивается, лампы по его сторонам мигают, определяя речь. Человек в респираторе наклоняется вперед, щелкает выключателем. Диск тоже щелкает, жужжит. Потом гудение постепенно стихает. Мурлыкают аппараты, ученые делают шаг назад, глядя, как великолепное, головокружительное явление тает, как дым. Исчезает. Выключается. Пропадает.

Снова начинают шуметь голоса. Коллеги кланяются друг другу, жмут руки, стаскивают маски и поздравляют друг друга с удачно проведенным экспериментом. Тем не менее, далеку все равно. Незамеченный никем, он разворачивается и скользит по бетонному полу к лифтам — жуткий черный мазок на фоне цельно-серого декора. Он выглядит очень уместно — танк среди людей в форме. Еще одно хитроумное устройство среди многих других. Только у него есть преимущество: оно способно мыслить.

И убивать, если захочет.

Молодой парень с аккуратно постриженными каштановыми волосами бежит, чтобы догнать его, потом идет бок о бок.

— Пока что это самый большой диаметр, на который открылся Разлом. Мы наконец смогли установить связь с указанным местом, и… наши сигналы вернулись без искажений. Так что… в течение месяца он будет полностью функционировать.

Далек поворачивает купол к нему.

— ПОДТВЕРЖДАЮ.

Парень нервно сглатывает. У него типун на языке, и он продолжает с каким-то болезненным упорством тереть его о зубы.

— Тебе не кажется, что это хорошо?

В качестве ответа Сек поворачивается. Голубой энергетический луч выстреливает в одного из техников. Она вскрикивает, уворачиваясь от него, лучемет верещит, стреляя; но выстрел никому не предназначался. Трудно выражать эмоции. Для него это способ держаться в рамках.

— ЧТО В ЭТОМ МОЖЕТ БЫТЬ ХОРОШЕГО? — отвечает он. Механический голос разносит эхо. Позади него смешные людишки приходят в себя после смертельно опасного эксперимента, кое-кто пялится вслед механизму с ужасом и недоверием.

Он вызывает лифт, касаясь присоской выключателя.

Сила, которой он обладает, превыше этих людей. Давно он не наслаждался этим ароматом. И это вкусно. Не то чтобы далеки славились своими сенсорными способностями.

Эти маленькие ученые. Нерешительные, безропотные, опасные. Они сделают все, если посчитают, что это поможет добраться до истины. Жадно добиваются всего, прогибаясь перед всеми и каждым в процессе. Он изменил свое мнение. Он больше не может относиться к людям с тем же презрением, как и раньше. Худшее — то, что они слишком похожи на далеков.

Какой у него выбор? Законы реальности этого мира — не удобный инструмент в чьих-либо руках. Это хобби, временная работа. Но еще и необходимость выжить.

Стальные оксидированные двери скользят, закрываясь.

По крайней мере, электричество снова есть.

С трудом, но он усвоил, что люди не глупы. Некоторые знали о далеках. Многие в тот туманный день были в Лондоне и видели, как призраки оделись сталью, а с неба посыпались бронзовые дьяволы.

Его, жестянкой мотающегося по большому городу, было нетрудно найти. А вот поймать — трудно. И, вытащив пульсирующее создание из брони, как устрицу из раковины — желтую слизь под крепкой оболочкой, — они обнаружили кое-что, из-за чего их сердца замерли в ужасе.

Что это было? Знамение? Какая-то ужасная шутка, которую послали им как предупреждение из будущего?

Они нашли человеческую ДНК.

Так что чем бы ни была эта штука — поврежденная и раненая, — она оставалась неполной.

Но однажды, январским днем 2008 года, они сумели разгадать эту загадку. И гибрид снова стал целым.

====== Глава 7. Ребра ======

В конце концов у меня так и не получается увидеться с Мелани после того случая. Звонила ей кучу раз; она просто не брала трубку.

Она деловая колбаса. Мы не пересекаемся так часто, как раньше.

Так что я тоже пытаюсь занять себя делами. Стараюсь не думать о металлических аллигаторах или черных механизмах. Или гитаристах по имени Льюис. Вместо этого я патрулирую в понедельник парки. Тащу в вытрезвитель шатающуюся, матерящуюся девчонку: заметно, что алая подошва ее «лабутенов» вовсе не из кожи.

Субботнее утро, час ночи, мы с Карлосом в патруле. Карлос мне нравится. Он лысый и дружелюбный чувак средних лет. Его жена как раз беременна — счастья им обоим. Я стою, облокотившись о крышу машины, держа в руках кофе, радио тем временем потрескивает где-то на заднем плане.

День такой тоскливый. Начинается дождь. Сияя в оранжевых уличных огнях, морось падает, словно снежинки. Жаль, что это не снег. Это летнее похолодание — как ожидается, не последнее.

Позже дождь только усилится. Я подавляю дрожь. Тяжелая, обвисшая куртка делает меня похожей на гнома, но пока что льет еще не сильно.

— Нынче все на наркоте, — посмеивается себе под нос Карлос, пьяный от усталости. — Все без исключения. Ё-моё, это все та хрень виновата, которую все время изобретают; все эти айфоны-айшмоны. Ничего их не прет. Слишком скучно им всем.

Я рассеянно киваю. Надо мной в туманной полутьме подмигивают огни кранов. Манхэттен сияет, отражаясь в воде, разливая в небе золотистое сияние. Величественные дворцы будущих веков.

В доки мы не заходим. Каждая косточка в моем теле умоляет о сне. Ненавижу эту работу. Я же должна была уволиться.

Не выдерживая холода, ныряю обратно в салон машины, пока Карлос продолжает капать на мозги.

— Видел пацанчика прошлым вечером. Курил травку. Прямо передо мной, как будто позабыл, что это незаконно. Расскандалился, говнюк, когда я его арестовал.

— Я пару раз курила травку, — замечаю я. Он пожимает плечами.

— Именно. Даже ты. Ты…

В этот момент радио снова трещит, и трещит именно нам. Вызывает наш номер. Секундой позже мы несемся по дороге, и от воя сирены сон тут же с меня слетает. С меня и всего мира вокруг. Я не знаю этого сейчас, да и не ощущаю ничего подобного — только надменное любопытство, которое всегда переполняет усталых и закаленных.

Я не ощущаю себя человеком, чья жизнь вот-вот изменится навсегда.

Мы паркуемся у бордюра, и я выхожу: в воздухе висит свежий холодок. Дождь ненадолго прекращается: хоть какое-то облегчение.