Тот парень был чуваком, играющим на гитаре. Он не узнал меня. Не то чтобы это было важно. Считаю, что это забавно — видеть его таким, играющим на улице. Совсем не Аксель Роуз, скорее, Шэгги из «Скуби-Ду».

Начав эту историю, я говорила о страхе. Именно это я и имела в виду. Я пошла работать в полицию, чтобы доказать, что я не боюсь. Я могла бы управлять всем миром! Знать, как бороться с роботами-убийцами. Попинывая их между делом.

Как же я ошибалась.

Начало седьмого, и я прохожу овощной базар, разрастающийся здесь по субботам. Вот она, Адская кухня. Я как будто из солярия ныряю под приятную прохладу лёгкого тента и гляжу на белые шатры впереди, пока толпа толкается и кружит вокруг меня. Как здорово, что я оставила форму в своей ночлежке, иначе ее бы просто изорвали в клочки. У всех на глазах. Вышло бы очень неловко — множество ни в чем не повинных прохожих узрели бы ужасную, ужасную угрозу — мое пузо и небритые ноги. Адская кухня и звучит сейчас очень уместно — со всеми этими многоэтажками красного кирпича, едой и моей злостью. Всего лишь сотню лет назад именно здесь обитало беспринципное племя ирландских иммигрантов, и даже у дьявола тряслись поджилки от их гневливого, жестокого нрава. Тут до сих пор, если знать где, можно найти порносалоны и бордели. Но когда цены на аренду взлетели до небес, жить здесь стало дорого — и это еще больше усилило гнев.

Разговоры, разговоры… счастливые люди, молодые парочки, друзья, пенсионеры — все в поисках пищи. Над головой проносятся нахальные вопли торговцев о скидках и последних шансах. Почему я сама не могу кричать, как они? Мне хочется крикнуть. Или хотя бы пнуть парочку щенков.

Скажем так. Моя отставка не удалась.

Пошатываясь, я ввалилась в кабинет шефа. Когда я объяснила, что хочу уволиться, он поднял бровь; телефоны надрывались, звеня, воздух в тесной коробке комнаты перемешивал вентилятор. Кондиционер поломался.

Когда я закончила, капитан наклонился вперед, сложив темные ладони пирамидкой.

— Хочешь уйти. Отлично. Могу я спросить, почему?

Я закатила глаза.

— Сэр, я просто не подхожу для этой работы.

— У тебя огромный потенциал. Я был впечатлен. Теперь ты офицер — и твоё повышение случилось в очень удачный момент.

— Но сэр, за мной закреплено место в КУ, и если я соглашусь, они возьмут меня назад.

Шеф вытаращился на меня, его черный лоб поблескивал в лучах солнца. Потом захихикал, качая головой.

— Тебя приглашали в Колумбию?! Елки, и ты молчала, Бирчвуд! Уверена, что они не ошиблись? Потому что ты-то сама точно ошиблась уже потому, что не рассказала об этом.

Я стояла там, потная и с горящим лицом, надеясь, что вот-вот растекусь лужицей из-за жары. Пыталась улыбаться. Но потом капитан Джонсон посерьезнел.

— Кроме того, все не так уж просто. Давай-ка я тебе напомню: все увольнения происходят через неделю после подачи заявления.

Я моргнула. Совсем забыла об этой детали системы.

— Меня… не предупреждали.

— Что ж. — Он начал возиться с миниатюрным садом камней, затерявшемся посреди беспорядка на его столе. — Строго говоря, можешь сдать значок прямо сейчас. Но, честно говоря, сейчас я не приму его.

— Прошу прощения?

— Нет. Обдумай это решение. Это реальный мир, Бирчвуд. Тебе будет лучше здесь, в нормальном мире, а не сидеть взаперти со всеми этими книжками и прочей ученой мутью.

Вот ублюдок! Он меня не отпускает! Но у меня есть права, не так ли?

— Но…

— Неделя. Потом сможешь уйти. Но не вздумай бить баклуши: уж я-то знаю, что именно этого ты и хочешь. — Он надменно улыбнулся. — Говорю тебе: ты хороший коп.

— Я и так это знаю.

— Посмотрим.

Я поджала губы. Пыталась обдумывать эту неожиданную новость. Как бы выразилась Мелани? Все мимо.

— Спасибо, сэр, — пробормотала я, а потом вышла из кабинета, дуясь, как обиженный ребенок. Ринулась в шум и суматоху, протолкнувшись мимо серых турникетов — обратно в свою конуру. Так я и чувствовала себя. Запертой в крохотной коробочке.

Запах фруктов щекочет ноздри: я неспешно прохожу мимо овощного киоска. Кипа ящиков, один за другим, стопка за стопкой; уйма цветов: красные и зеленые яблоки, пучки спаржи, бананы, апельсины, сладкий перец и груши, артишоки, даже кабачки, патиссоны и тыквы, каждая запакована в белый контейнер. Продавец, пузатый мужик в клетчатой сорочке, горланит с ужасным акцентом. Интересно, зачем они так орут? Это такой вид шантажа?

Я брела обратно тем же путем, как и пришла, решив разыскать гитариста. Льюиса, бродячего музыканта. Типа мне было дело. Естественно, он давно ушел.

Раз уж я здесь, почему бы не осмотреться? Я не фанат готовки. И не фанат овощей, если уж на то пошло. Но цены не слишком ужасали, и все это богатство было выложено так красиво, словно только что высыпалось из Рога изобилия. Невысокая женщина в толстых очках, стоящая рядом со мной, укладывала груши в бумажный пакет и счастливо болтала с продавцом. Я пожимаю плечами и делаю то же самое, тянусь к ящикам. Это что, звон колокольчика? Как странно. Откуда это он? Из-под стола?

И тогда происходит что-то странное.

На самом краю поля зрения, где мелькает рука дамы с пакетом, начинают шевелиться груши. Двигаются, словно что-то в них прячется. Тогда…

Оттуда высовываются глаза на стебельках, словно у серебряной улитки. Они подергиваются; в центре каждого мигает маленькая черная точка. За глазами показывается голова — размером и формой примерно со среднюю дыню.

«Динь-динь», — продолжает звенеть оно.

Женщина застывает на месте. Маленькое морщинистое личико, и на нём — открытый рот. А я понимаю, что забыла дышать.

А теперь и продавец. Таращится с открытым ртом, словно раздумывая, пьян он или нет.

Но все мы думаем об одном.

Что это, к хренам, такое?

Существо неожиданно выскакивает из ящика, происходит грушевый взрыв; какие-то люди начинают кричать. За звяканьем оно приземляется на все четыре лапы, а потом изучает нас глазами-антеннами. Оно все покрыто крохотными серебряными чешуйками. Телом оно напоминает приземистого динозавра или крокодила. На его спине раздувается большой плавник — каждый отросток как нож. Существо примерно с терьера. И вроде бы, насколько я понимаю, оно целиком из металла.

Потом оно убегает, лихорадочно передвигая ногами; люди ахают и кричат, когда оно пробегает мимо, колокольно позвякивая на ходу. Раскалывает толпу пополам. Кто-то фотографирует существо на телефон. Но мне всегда хватает воспоминаний, они — мой хлеб. И этот случай — несомненно самая странная фигня, которую я в жизни видела. Существо бежит, возможно, напуганное, мчится вдоль бульвара, пока не исчезает под скопищем подвальных лестниц. Исчезло.

Толпа приходит в себя. Кто-то нервно хохочет. Другие толпятся вокруг места, где оно спряталось. Девушка с каштановыми волосами и сережками-кольцами льнет к своему парню и ноет, что боится рептилий. Да коровы полетят на юг, если это была рептилия! Раздаются вопросы. Что это было? Откуда оно?

Наверное, стоит рассказать Мелани. Мы собирались встретиться. Ага. Будет неплохо.

Рассказать ей об этом. Она обычно умеет разбираться в подобных вещах.

====== Глава 6. Гибкие правила ======

По кампусу катится гул. Низкое, мурлыкающее жужжание. Едва ощутимое. Как звон комара. Как тиканье часов. Как летнее марево над асфальтом. Огонь заходящего солнца заливает квадратные плиты тротуаров, кирпичи и колоннады. Вызывает головную боль. А порой — кровь из носа.

В радиусе километра эффекты совсем другие. Гаснет электричество в шикарных апартаментах, украшающих Морнинг Сайд Хайтс. Отключаются мобильные. Народные массы студентов в отчаянии воют и изрыгают проклятья, когда мудреные гаджеты в их руках отказываются подавать признаки жизни. Кое-кто начинает страдать от ломки.

Становится опасно: двери лифтов не закрываются. Отказывают противопожарные системы, окатывая прохожих внезапным душем — полы скользят, размокают черновики рефератов.