Шаги сухо отдаются от стен, пока я раздумываю.
«Я останусь там с ним».
Решение настолько неожиданное, что я изумляюсь сама себе. Но потом понимаю, что да, так и будет. Что бы они ни говорили, Сек не чудовище. Я повидала настоящих далеков и теперь вижу разницу. Конечно, он еще тот урод, но у него есть чем с нами поделиться. Сек — самый странный и самый мудрый из тех, кого я встречала, а еще человекодалеков больше не будет. И я так считаю не из жалости. Нет. Теперь он мой друг. И я сделаю, что смогу.
Я наконец добираюсь до конца галереи. Скат обрывается, и я оказываюсь в узком, похожем на трубу коридоре.
Его заливает светом, словно на том конце восходит солнце. Слышится электрический гул, от которого в ушах звенит — и он мне знаком!
Разлом.
Да!
Я добралась!
Сек будет здесь в любую минуту. Он легко обгонит далеков, прорвется, закроет Ралом и освободится. Мысль о доме еще ни разу так меня не радовала.
Сворачиваю за угол.
И что-то бьет меня в грудь. Брызгает кровь, трещат ребра… это не оружие далеков и не осколок от взрыва.
В меня попадает пуля.
====== Глава 26. Кровь и свет ======
Издали эхом доносится выстрел. То, что я слышу его сквозь шум собственного оружия и выстрелы других далеков — просто чудо. Должно быть, его вычленили мои сенсоры. Звук идентифицирован: человеческое происхождение.
Я все это время сдерживал далеков у основания Императорского монумента, но в этот миг я замираю, развернув купол. Гляжу вверх и назад. В мире голубой сепии компьютеры говорят мне куда больше, чем мог бы разглядеть человек. Точное местоположение. Марку оружия, произведшего выстрел.
«Элиза!»
Это единственная моя мысль. Начиная паниковать, я разворачиваюсь прочь от нападающих, но моя срединная секция все еще обращена к ним. Поднимаюсь по склону, наращивая скорость. Продолжая стрелять, начинаю вознесение. Но мое оружие нестабильно. В большинстве случаев оно просто бесполезно вспыхивает и каждый раз требует подготовки.
Вот взрывается, охваченный пламенем, очередной далек и заваливается на других, создавая затор. Но этого мало. Нужно остановить их. Элиза в опасности, а времени недостаточно.
Скольжу на второй этаж. Безумные вопли далеков теряются за полуметровым металлическим листом. Вот! Теперь я знаю, что делать.
Целюсь в пол. Максимизирую подачу энергии на оружие. Огонь!
Вспышка белого света. Когда она гаснет, оплавленное, светящееся покрытие начинает съеживаться, как старая тряпка, а затем разрывается пополам, с оглушительным стоном обрушиваясь на далеков.
Но я не останавливаюсь посмотреть. Нужно двигаться дальше. Мое оружие направлено теперь вперед, и я поднимаюсь по склону. Этаж за этажом, этаж за этажом.
Достигнув купола каменного далека, я в бешенстве и отчаянии штурмую узкий, похожий на трубу коридор. Сворачиваю за угол, к смотровой площадке.
И первое, что я вижу — темная полоса на ржавом полу. Она блестит в свете яркого белого диска, висящего за ней. Это кровь. Не нужно видеть красный цвет, чтобы это понять. И, судя по тому, что я вижу, крови слишком много.
Двигаюсь по следу к центру помещения: именно туда оттащили обмякшее тело. Руки и ноги Элизы дрожат. Она пытается сесть, но не может.
А на полу рядом с ней, словно в еще более сильной агонии, сжимается никто другой, как Патрик Тайер. У него на коленях, под скрещенными руками, лежит штурмовая винтовка. Он прошел через Разлом и застрелил Элизу.
— ПРОЧЬ ОТ НЕЕ!
Меня охватывают ужас и ненависть куда более мощные, чем я когда-либо ощущал. И в этот миг я хочу убивать. Годы тишины и пацифизма, проведенные в Нью-Йорке, моментально смыты прочь. Я хочу, чтобы Тайер умер. Он ранил мою подругу, и из-за него она погибнет. Он поднимается на ноги. Я навожу на него прицел, готовлю оружие.
И это становится моей самой большой ошибкой. Потому что Тайер быстрее. Раздается выстрел, и все вокруг чернеет. Моя броня кружится, и я понимаю, что произошло. Он попал в окуляр! Самое слабое место далеков. Я слеп.
Меня поглощает смертельная чернота. Снаружи ничего не видно, и я корчусь, пытаясь сбежать. Паника может довести меня до безумия.
Но я все еще могу слышать.
— Господи, — задыхаясь, произносит срывающийся мужской голос. — О боже.
— ЭЛИ-ЗА? — зову я, и, к моему облегчению, говорить я еще могу. — ЭЛИ-ЗА, ПРОШУ, ОТВЕТЬ…
Откуда-то из пустоты неразборчиво клокочет женский голос. Она в сознании. Но от боли, слышащейся в нем, меня охватывает страх.
Нужно добраться до Элизы. Стрелять в Тайера нельзя, есть риск попасть в нее. Я продвигаюсь вперед. Раздается шаркающий звук. Щелчок механизма.
— Н-нет, — слышится голос Тайера. — Н-нет, т-ты… н-не подходи! Стоять!!!
Замираю. Гнев кипит внутри меня.
— ТЫ ЗАСТРЕЛИЛ ЕЕ! — реву. — ЗАЧЕМ?
Задыхающийся голос отвечает:
— Я бы… я бы… я ждал тебя! — говорит Тайер, словно огромный ребенок, заплаканный и жалкий. — Это в-вышло случайно. Я не хотел! Н-не знал, что первой придет она.
Снова двигаюсь вперед. Но затем Элиза испускает крик — наполовину болезненный, наполовину, кажется, даже гневный.
— Н-нет, держись подальше, — предупреждает Тайер, неожиданно заговорив очень быстро. — Иначе я прострелю ей голову. Стой на месте, или она… она умрет!
Элиза все равно умрет. Она будет сопротивляться, это в ее натуре. Но для этого ей не хватит сил.
— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?
Перекрывая отдаленный гул Разлома, Тайер откашливается и сплевывает.
— Чт-тобы ты… остался здесь, — отвечает он. — Здесь… где бы это ни было. В аду, где тебе самое место. Я же вернусь через разлом, а ты расскажешь, как его закрыть.
Значит, вот и все. Мне суждено остаться и умереть на Скаро. Нет. Я не смогу. Но затем вспоминаю об Элизе. Теперь у нее есть шанс.
— ТОГДА ЗАБЕРИ ЕЕ С СОБОЙ, — умоляю я. Слышу чье-то движение.
— Нет, — неуклюже бормочет Элиза слабым, надломленным от боли голосом. — Только с тобой… я… я обещала.
— Я не стану брать ее с собой, — заявляет Тайер со внезапной неумолимостью. — Она заговорит. Расскажет всем, что случилось!
— Что?.. — начинает Элиза, и вот она, борьба. Только она сводит ее к словам: — Что ты пробил во мне сраную дырку?
— Нет!!! — верещит он голосом, полным безумия. — Обо всем… таком!!! Расскажешь об этом чудовище! О том, что Колумбийский научный центр держал его у себя, кормил, верил ему, даже зная, что он из себя представляет! Убийца! Но нет, не я. Я хороший человек! Единственный среди всех в этой чертовой отрасли! И я все делаю правильно.
Слушаю, пытаясь наметить в темноте путь. Он безумен, а его слова ранят. Но я не обращаю на них внимания.
— ПОЧЕМУ ЖЕ ПРАВИЛЬНО? — слышу собственный вопрос. — КАК Я МОГУ БЫТЬ ЧУДОВИЩЕМ, А ТЫ — ХОРОШИМ, ЕСЛИ ИМЕННО ТЫ НАЦЕЛИВАЕШЬ ОРУЖИЕ?
Повисает долгая пауза. Раздается тяжелое дыхание Тайера. Время заканчивается. Скоро появятся далеки. Но Элиза истечет кровью еще раньше.
Я принимаю решение. Оно рискованное. Но нужно заставить Тайера понять.
Начинаю меняться внутри брони. Деформация не так ужасна, как бывало раньше, и процесс не настолько медленный. В крохотном и тесном пространстве я снова становлюсь тем, кто напоминает человека. Мне придется рискнуть.
Броня раскрывается, и меня приветствуют румяные отблески света, которые становятся все ярче. Когда я выпрямляюсь, Тайер, с отвращением на изможденном лице, целится в меня из винтовки. Элиза свернулась в позе эмбриона у его ног. Ее рубашка вся в крови, такой темной, что кажется черной.
Делаю шаг вперед.
Тайер поднимает оружие.
— Еще один шаг, и… — предупреждает он, но его голос срывается. Лицо все мокрое от слез. Непонимающе гляжу на него. Что же я сделал такого, чтобы ему хотелось из-за этого смерти невинному человеку? Чтобы вызвать в нем такую ненависть? Гляжу на Тайера, отчасти видя в нем себя. И внезапно мне становится жаль его.
Опускаюсь возле Элизы на колени, и мои руки дрожат. В броне ее пронести нельзя. Я в ней слеп.
