Но впереди, перечеркивая землю, алеет череда световых пятен, острых, как ножи. Мы сворачиваем за угол. У меня перехватывает дыхание.
— Ух ты.
Даже Сек замирает с благоговением на лице.
Перед нами, в центре площади возвышается статуя далека. Огромная, темная в сумерках, она нависает над нами, словно дань ужасному, древнему божеству. Решетки вырезаны в выветрившемся камне, окаменевший глаз на стебельке торчит из купола головы, уставившись вдаль — в вечном поиске переднего края вражеских линий. Он закрывает заходящее солнце и оттого кажется черным и до невозможности зловещим, и, хотя я понимаю, что между нами и статуей несколько сотен метров щебня, но никак не определю ее высоты.
— Не знал, что это настолько… впечатляюще, — с мальчишеским изумлением говорит Сек. — В смысле, у далеков довольно плохо с понятием перспективы.
— Зато с понятием нарциссизма все отлично.
— Следи за языком, — огрызается он, но затем добавляет с большей теплотой: — Признай, мы прекрасны.
— Особенно ты, — рискую поддразнить его я. И — чудо из чудес! — он не сдается.
— Да, особенно я.
— Хотя с определенных углов напоминаешь мошонку.
Гибрид, не веря, глядит на меня. Прикусываю язык.
— Ну, а ты… ты… похожа на вагину, — слабым голосом парирует он.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь ни одной не видел. — Можно было бы продолжить, но я замолкаю. Что за хрень я творю? Он — чудовище с убийственными щупальцами, а я случайно его оскорбляю? Мгновение мы пялимся друг на друга, над нами возвышается грандиозная статуя далека. И, к собственному удивлению, я смеюсь. Не могу прекратить. Потом слышу фырканье, и понимаю, что ко мне присоединился Сек. Неожиданно звучит его смех, куда выше, чем я представляла. Наш смех эхом отражается от стен, катится по пустынной площади.
В конце концов, что еще остается, кроме смеха?
— Нет, не видел, — заканчивает Сек, скалясь в чудесной и пугающей улыбке. — И не собираюсь разглядывать в ближайшее время*.
Мы сломали барьер.
Сек мне нравится. Я уже решила.
Площадь имени гигантского далека — круглая и просторная. Я не ошиблась: здесь все сломано, как после апокалипсиса. Обломки ценой в несколько сотен лет грудами свалены вокруг: упавшие столбы, неровные очертания которых сгладились от времени, кабели, даже когти давно погибшего растения валяются повсюду. Все это окружает статую, словно гнездо разрухи. А слева, где строения болезненно прижались друг к другу…
— Башня связи, — говорю я. Подернутые дымкой, бороздчатые стены башни отражают гаснущий свет.
— Да. Мы добрались! — ликующе заявляет Сек.
Он делает шаг на открытое место, и я иду за ним. Надеюсь, ногу он не порежет.
— Есть мысли насчет того, как нам попасть внутрь?
Пинаю в сторону небольшой металлический цилиндр. Катясь, он довольно позвякивает. Делаю еще шаг.
«Хрясь».
Крыша вокруг вздрагивает от этого опасного звука.
Мы замираем.
Сек медленно поворачивается, глядя сначала на меня, потом на наши ноги.
— Не… шевелись.
Пыль начинает ползти в сторону. Камень грохочет о металл.
Панель ломается под нами.
Я проваливаюсь в черноту. В желудке все переворачивается. Мой собственный вопль гаснет в грохоте падающего металла. Сколько придется падать?
Потом я бьюсь плечами обо что-то твердое и падаю на склон. Впереди что-то грохочет. Это Сек, он тоже падает. Больно — качусь все ниже и ниже, синяков все больше и больше, а потом склон заканчивается, и я снова падаю…
…и с костеломной силой приземляюсь на груду кровельного настила, а потом, перевернувшись еще дважды — на что-то мягкое.
— Ай, — говорит что-то мягкое.
Как только голова перестает кружиться, а я наконец уверяюсь, что все кости целы, сажусь. И извиняюсь перед чем-то мягким, вернее, кем-то — это Сек.
— Все в порядке? — спрашиваю. Нос весь забит пылью, раны на шее печет от нее. Со всеми этими похождениями сомневаюсь, что они вообще заживут.
— Да, учитывая, что из-за тебя у меня едва не лопнуло легкое. А ты в порядке?
— Кажется, да. Что теперь?
Сек стонет. Он приземлился на живот и теперь пытается подняться, печально озираясь вокруг. Мы находимся в сухом, тускло освещенном месте.
— Теперь, полагаю, нам надо убираться отсюда, пока что-нибудь еще не обрушилось.
Ничего не видя под инфракрасным взглядом неба Скаро, ползу вперед. Встаю на колени.
Поднимаю голову и впервые окидываю взглядом то, что вокруг.
— А.
Круглое пятно мерцающего света глядит на меня — лишь на фут в сторону.
Далек, которому оно принадлежит, не двигается.
Но сто сорок семь оставшихся, стоящих за ним, поворачивают турели своих куполов в нашу сторону. Сто сорок семь круглых белых огоньков зловеще светятся из глубин зала и зловеще грохочут, поворачиваясь.
Я тут же, слегка покачнувшись, вскакиваю на ноги. Кровь леденеет в жилах. Сотня с лишним белых огоньков следят за мной. Словно молнии, мигают лампы. Трещат голоса. Далеки начинают говорить.
— ЭКСТ…РЕН…НАЯ СИТУ…А…ЦИЯ, — дребезжит ближайший ко мне. Второй повторяет за ним, и третий, такими ржавыми голосами, что вот-вот хлынет кровь из ушей. Делаю шаг назад. Запинаюсь.
Они приближаются. Скользящие колонны-конусы, все ближе.
Сек хватает меня за плечо, помогая встать. Его мутит от страха.
— ЭКСТ…РЕН…НАЯ СИТУА…ЦИЯ!
— УНИЧ…ТОЖИТЬ!
Ближайший далек поднимает вантуз.
Двое по сторонам делают то же, и теперь присоски нацелены мне в лицо.
— Присоски, — слышу себя со стороны. — Просто смешно. Какую хрень они собираются ими делать?
— Вероятнее всего, расколоть нам черепа, — сообщает гибрид.
— О.
Он делает шаг назад. Бежать нельзя. Просто некуда. Мы в ловушке.
— ВЫ БУДЕТЕ… У…НИЧ…ТО…ЖЕНЫ!
За спиной — стена. Идти некуда.
Мысленно готовлюсь к тому, что мне вот-вот раздробят черепную коробку и нижнюю челюсть.
Но далеки замирают.
На миг я задаюсь вопросом, почему. Они не приближаются. А до меня им не достать.
И едва не взрываюсь безумным смехом, понимая, какой идеальный пол в этом месте, для этих чудовищ.
Когда крыша обрушилась, груда обломков образовала уступ, на котором теперь стоим мы с Секом.
Патовая ситуация. Я жду, не рискуя отвести от далеков взгляд. Они глядят на меня из темноты, словно враждебные звезды.
За спиной что-то стрекочет, и сто сорок восемь куполов качаются влево, в сторону источника звука.
Сек оторвал одну из округлых подпорок, поддерживающих потолок. Пахнет электричеством. В руках он держит две части длинного черного кабеля — обнаженный провод опасно искрит, освещая его одноглазое лицо.
— Далеки! — выкрикивает Сек. — Не приближайтесь! Не пытайтесь навредить нам. Вы будете подчиняться!
Он роняет один из кабелей и тянется свободной рукой к стене. Сжимает ее на трубе, нащупывает вентиль.
— Газ. Он питал этот город. Выстрелите в меня, и труба лопнет! Газ вспыхнет, и все мы сгорим! Как поняли?
Далеки начинают катиться назад, стеная механизмами. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, становится заметно, что они не одинаковые, как мне раньше представлялось. На самом деле они очень разные. Как будто мы в музей попали — перед нами оказалось множество исторических моделей далеков. Некоторые выглядят как первый, мною встреченный — с круглым зрачком на окуляре. Но другие тоньше. Старше. Сильнее проржавели, но заметны голубые полушария на юбке и металлический серый, а планок в середине туловища нет. Некоторые, подальше, сверкают голубыми глазами — как у Сека на броне.
Но есть у них одно общее.
Странная белая ржа на всех и каждом. Щетинится с черных решеток. Плющом ползет по юбкам. Глаз у одного настолько зарос, что линза наполовину запечатана.
Мы с Секом стоит в свете их глаз. Кабель искрит разрядами, аркой выгибающимися в его руке, и мой спутник кажется настоящим демоном над морем ужасных чудищ. Но тут мигают лампочки. Далек в центре начинает говорить.
