Когда гибрид замечает его, то принимает решение.

Он мотает головой и бежит влево. В стенах — устья коридоров, некоторые закрыты тяжелыми металлическими дверями. Не округлыми, но высокими и трапециевидными. Неожиданно нам попадается открытая, и Сек врывается внутрь.

— Давай, — шипит он.

Я забегаю следом, грудь разрывается — слишком много всего. Чувствую себя незваным гостем, но с облегчением замечаю, что в комнате пусто. Тотчас же Сек бросается к дверному проему, к небольшому круглому куполу, встроенному в металл. Он бьет его кулаком, и, к счастью, дверь, скользнув, закрывается. Но теперь за нами тупик. Бежать некуда.

Сердце тяжело болтается в груди, все болит. Опускаюсь на пол — тот весь покрыт металлической сетью, скрывающей яму, полную проводов. Плевать! Свет мигает, и это бы меня напрягло, если бы я так не устала. Едва не убили. И мы все еще в опасности. Раны на шее мучительно ноют. Но так же мучительно ноет моя голова от тучи вопросов, плавающих в ней.

Сек, задыхаясь, как и я, бредет в середину комнаты и сползает на пол, ложится, опираясь на локти. Может, из-за внезапного приступа одиночества, а может, потому, что далек — настоящий далек, — теперь далеко, меня накрывает волной неожиданного отвращения. Почему я оказалась заперта именно с ним? С таким изуродованным. Злобным. И то, что он хотя бы наполовину похож на человека, совершенно не помогает.

Он — то существо, которое я оставила спать на диване дождливой летней ночью. Я это знаю. Тот же глаз, багровые пятна на лице на тех же местах, и на руках тоже, повторяя те, что были на щупальцах.

На него тяжело смотреть, особенно теперь, когда он так обессилен. Как рыба, выброшенная из воды, хватающая ртом воздух. Может, ему уже тысяча лет.

Далек не видел в нем далека, так ведь? Но и я не вижу в нем человека. Не могу. Не совсем. Чем больше пытаюсь, тем сильнее он меня пугает. Особенно учитывая убийства. И прочее, что я читала. Тогда как он может вести себя с другими — в ловушке, в плену двух своих состояний?

Но сейчас не время для жалости. Нужно решать насущные проблемы.

Я поворачиваюсь к Секу.

— Эти штуки не смогут сюда забраться, верно?

Он сглатывает пересохшим ртом. В прошлый раз, в гибридной форме, я видела его всего мельком, но уверена, что он не был настолько тощим.

— Нет, не могут. — Он неуверенно машет рукой в сторону двери. — Они не смогут пробиться сквозь нее, она из поликарбида. Тот же материал. Один из немногих, которые не в силах разрушить далек. По крайней мере, не без труда.

Совсем небольшое облегчение. Собираюсь с силами и задаю главный вопрос.

— Что это, блин, на место? Где мы вообще? И что с другими далеками? Он тоже здесь заперты?

Словно от усталости, он закрывает глаз. Или от беспокойства. Черт, а с чего бы ему не беспокоиться?

— Нет, они не заперты. Хотя сбежать не могут. Зато можем мы.

— Но где мы? — повторяю я вопрос. Хотя и не уверена, что хочу это знать.

Когда гибрид отвечает, то произносит слова медленно и тихо, словно говорит сам с собой. Словно признавая, что победа — Пиррова, что мечта, к которой он стремился, которую превозносил, грязная и недостойная. Но когда Сек произносит эти слова, тонкая пленка, защищающая мой рассудок от этой ужасающей, непостижимой мысли, лопается и исчезает.

— Там, в Нью-Йорке, когда мы вошли в контакт с Разломом, должно быть, мы прорвались. Это сработало. Это наконец сработало!

— Что сработало? — Меня начинает трясти. — О чем ты говоришь вообще? Там и здесь — небо и земля…

Гибрид глядит на меня. Взгляд его огромного, единственного голубого глаза пронзает насквозь.

— Не Земля. Скаро, — говорит он. — Это Скаро, мертвая планета. И я вернулся.

====== Глава 20. Босиком на Скаро ======

Комментарий к Глава 20. Босиком на Скаро Кажется, самая крупная глава в фике. Молчу, молчу про физику.

Фатом, он же морская сажень – мера длины, равная 6 футам (1,8 метра).

Я говорю это. Такое знакомое слово! Резкий консонанс первого слога. То, как оставшаяся часть скатывается с языка. Я здесь. Осмелюсь ли поверить в это? Осмелюсь ли, после всех ночных мечтаний под индиговым небом земли или в лишенной воздуха камере, погребенной под городом?

Я вернулся на Скаро.

Но все гораздо, гораздо масштабнее обычного возвращения. За сотни лет я — первый наследник каледов, вдохнувший воздух этой планеты. Я, далек Сек, первый в веках. Почву под ногами я тоже почувствую. Поднимусь на поверхность, не прячась больше в клетке. Я больше не заперт в броне. Вот оно, освобождение! Великолепно! Что я сейчас чувствую, восторг? Чем бы это ни было, невероятное ощущение.

И даже сказанное — лишь половина чуда. Здесь есть далеки. Далеки живы! Они живут тут, на Скаро. Просто представьте, сколько усилий мы приложили, пытаясь возродить наш вид после Войны времени. Чтобы найти подлинных далеков. Мы украли корабль-тюрьму и вскрыли ее в небе Земли. В подземельях мегаполиса, так похожего на наш, я рискнул жизнью и подверг себя боли, только чтобы мы снова смогли ходить. И за все это время стоило всего лишь обратить внимание на родную планету. Нам не хватало энергии, да. Мы были арестантами, задержанными на неопределенное время. Но мы могли выждать и перезарядиться. Как я мог быть настолько слеп? Тай и Джаст остались бы в живых. Каан не предал бы меня и не исчез.

Я не превратился бы в кощунственное убожество, которым стал теперь.

Как эти далеки выжили?

Разве это имеет сейчас значение?

Элиза, темнокожий человек, сидит рядом, прижав колени к груди, и разглядывает меня. На ее лице выражение недоверия или ужаса. Я рад, что не в одиночестве: есть кому разделить со мной триумф возвращения на планету моих предков. Хотя, кажется, в этот момент она не слишком восхищена достигнутым. Таковы уж люди.

Нужно только решить, куда нам следует направиться дальше. Разумеется, к поверхности — это всегда входило в мой план. Но теперь его частью стали другие далеки. Нужно ли мне предпринять попытку войти с ними в контакт? Они меня не примут, зато я смогу помочь им. Возможно, освободить их от брони. Но никаких больше попыток гибридизации с людьми. Не на этих далеках. Здесь есть Элиза, но она — друг. Она храбрая. Будет неверным использовать ее, да и любого другого фигуранта, который этого не желает. В качестве основы, возможно, я использую собственную генетическую структуру.

Мои мысли прерывает человеческий голос. Очень слабый. Ранее он звучал громко и уверенно, но теперь дрожит. Так мог бы говорить ребенок.

— Что такое Скаро? — бормочет Элиза. Я не учел, что она не может этого знать.

— Родная планета далеков, — поясняю я. — Именно отсюда мы начали свой путь к покорению вселенной.

— Родная… планета?

— Да.

Она отводит взгляд. Беззвучно шевелит губами. Я начинаю объяснять:

— Тот сияющий диск, которого ты коснулась в исследовательском центре, был порталом. И перенес тебя сюда.

Говоря, я изучаю окружающее пространство. Мы в наблюдательном пункте — невысоком, тускло освещенном помещении, из которого далеки ранее следили за уровнем радиации на поверхности. Много веков назад на стенах бы горели голографические экраны, в размытом монохроме демонстрируя все внешние части города. Но потом случилась Война времени. Все дееспособные единицы покинули планету. И были стерты из истории, если не считать Культа Скаро и Императора, чей прах теперь только засоряет космос. Продолжая говорить, я не могу не изумляться тем, насколько по-новому это ощущается.

— Видишь ли, люди построили на Манхэттене Разлом, — продолжаю я. — После того, как была открыта другая брешь, в Лондоне, через которую прошли киберлюди. — Я лично в ответе за создание того Разлома, но не сообщаю ей этого. Время — сложная вещь. — Люди нашли способ прорваться сквозь ткань пространства, и, раз уж я находился у них в плену, то привлекли меня. Но я воздействовал на него в своих интересах. Повысил уровень энергии и сменил координаты, чтобы Разлом открылся сюда.