Пытаюсь подняться на ноги. Безуспешно. Должно быть, это другая часть лабораторных комплексов — они тянутся в бесконечность. Так я думаю поначалу. Тип, который напал на меня, он толкнул меня в диск. В тот свет. Если он думал, что убьет меня, то ошибался. Скорее всего, он хотел выбросить мое тело в безопасное место.
Сек называл свет Разломом.
Его имя вспыхивает в моей голове. Я кривлюсь. Я хотела о нем разузнать? Ну вот, разузнала. Теперь забыть бы.
Надеюсь, тот парень, ударив, убил его. Он ставил на нас опыты. Как на лабораторных крысах. Потом и на себе. Плевать мне на то, кто такие далеки или откуда они взялись, но Сек может идти куда подальше.
От этих мыслей противный вкус во рту, и я ползу к стене, держась за одну из балок, чтобы устоять на ногах. На этот раз получается, но из глубин желудка поднимается тошнота.
Что-то не так с этим местом.
На стенах ни проводов, ни труб, которых ожидаешь в лаборатории. И почему проход такой широкий? Здесь могут два грузовика разъехаться, не зацепив друг друга. Над головой спиной кита вздымается потолок. Поворачиваю налево. Где свет. Туда. Должно быть, там выход.
Делаю шаг, и ноги скользят по гладкому металлическому полу. Я выкрикиваю:
— Эй?
Мой голос приглушенным эхом катится по проходу. Подошвы негромко звякают об пол. Мне нужно пройти около семисот ярдов.
Сворачиваю за угол.
— Эй? Кто-нибудь меня слышит? Этот тип закрыл меня здесь! Может, вы хотите…
Но я тут же застываю на месте. Слова катятся вдоль стен в тишине.
В стене передо мной — шестигранная ниша около метра в диаметре. А сияет и блестит, как умирающая звезда, огромная настенная лампа. Стекло все в пыли, как будто за ним никто не смотрел, ток неторопливо бежит по нитям. Не Разлом. Из меня словно выпустили воздух. И впереди, и за спиной туннель изгибается.
Я могла бы поклясться…
Как отсюда выбраться?
Прислоняюсь к стене, чтоб не упасть, и вдруг понимаю, что она проржавела. Окидываю окрестности взглядом. Свет лампы проявляет все: сюда уже давненько никто не заглядывал. И пахнет неприятно. Словно реактивами или кровью. Это место как будто изолировано. Медленно приходит в негодность. Медная облицовка выглядит футуристично — но ретро-футуристично, как видели будущее в шестидесятых. Похоже на заброшенный завод. Когда-то давно им пользовались. Но даже представить не могу, куда меня занесло. Что-то в обстановке меня пугает.
Даже лампа, когда я разглядываю ее — что-то не то с тем, как она выглядит. То, как ее удерживают ромбовидные решетки. И никаких заклепок или шурупов. Непривычно.
И тут я наконец замечаю. Холодок в воздухе. То, как болит мой желудок. И уши — как будто сильное давление. Меня не просто тошнит после того броска. Телу не нравится то, что его окружает. Оно резко против. Здесь ему не место.
И тогда, в повисшей тишине, я слышу этот звук. Что-то приближается. Низкий, негромкий гул, словно шум двигателя, постепенно становится все громче и громче. Изгибы туннеля искажают его. Звук механический, но знакомый. И он так внезапно нарушает тишину, что я замираю, ошалев. Он доносится откуда-то из прохода.
Инстинктивно я застываю так тихо, как только могу. Прижимаюсь к стене, замерев.
Первым делом я вижу тень, которая в свете лампы ложится передо мной. Любопытная тень — вся из четких линий, некоторые части выдаются вперед, как у танка. Или…
У далека.
Тот, все еще скрытый в тени, медленно приближается. Да, это далек. Стою, не шевелясь, но этого я не ожидала. Так близко я вижу его во второй раз в жизни. И не нужно вспоминать, что я прочитала с того монитора. Все страхи моего детства заново вскипели и поднялись наружу.
Что он здесь делает? Других далеков? Сколько их здесь, у них?
Далек движется неторопливо, дрожа и вибрируя, словно от старости. Окуляр горит призрачно-белым, не голубым, и слегка помаргивает, постоянно тускнея и темнея.
Он выглядит иначе. Броня скучного темно-серого цвета, маленькие купола, покрывающие его нижнюю секцию, черные. Только очертаниями похож на модель Сека. Выглядит менее мобильно, более округло, и тоже никаких креплений. И тем не менее, он проржавел. Темные полосы, словно грязные слезы, текут по его бокам там, где пролилось масло или другая жидкость.
Он словно вышедшая из обращения, устаревшая модель, непрактичная и забытая. Но мое сердце все еще колотится о диафрагму. Естественно, мне страшно.
«Просто стой смирно, — говорю я себе. — Ты в слепой зоне».
Если я не стану шевелиться, укрывшись за балкой, далек меня не увидит. Его окуляр, словно фонарик, светит точно в пол. При таком дизайне у него не должно быть бокового зрения.
Задерживаю дыхание.
Далек так близко, что от его двигателя подрагивают стены и пол. Он движется бесцельно: путь ровный, но что-то призрачное скрывается в его скольжении. Он плотный и тяжелый, но из-за возраста похож на разлагающуюся плоть.
И неожиданно пол прекращает дрожать. Далек замирает на месте.
Дыхание застывает в легких.
Далек остановился. Как будто что-то услышал. От того, что его двигатель молчит, жутко. Ужасно. Опасно. Теперь, оттуда, где я стою, можно сбежать, только обогнув балку. Вдруг окуляр далека поднимается и смотрит прямо вперед. В его центре — маленький черный кружок, словно центр мишени. Или зрачок. Это придает ему потрясенное выражение. Или гневное. Глаз хищника. Наводит резкость.
Он знает, что я здесь.
Тишина рассыпается на части: далек начинает говорить. Его голос раздается через поврежденный от времени динамик, лампы на голове моргают резким светом.
Он говорит на незнакомом языке. Слова агрессивно скрежещут, но в то же время болезненно тянутся. Голос такой высокий, что от него болят зубы. Неожиданно вспоминаю, что рассказывал Малкольм о далеках, когда мы были детьми. Как он смеялся. Шутил о роботе-убийце.
А прямо сейчас я изо всех сил стараюсь не обоссаться. Он наверняка чувствует мой страх.
О, Боже.
«Не шевелись!»
Орудийная башня далека поворачивается в сторону. Сканирует. Что именно? Дыхание? Сердцебиение? Растущее содержание адреналина? Что-то его обеспокоило.
Далек опять начинает говорить. На этот раз я едва не воплю от ужаса.
— ЗАФИКСИРОВАНО НАЛИЧИЕ ЖИЗНЕННОЙ ФОРМЫ. НЕ ДАЛЕКА, — говорит он на идеальном английском.
Слова точные, хоть и не слишком уверенные. Как будто далек впервые пробует говорить на этом языке. Как он это делает?
Легкие болят от недостатка воздуха.
— ТЫ… НАЗОВЕШЬСЯ! — Его голос громкий и катится эхом по коридору. — ТВОЯ ЖИЗНЕННАЯ ФОРМА НИЖЕ ПО РАЗВИТИЮ, ЧЕМ ДАЛЕКИ!
Он огибает угол, и я слышу вой двигателя.
— ТЫ БУДЕШЬ… УНИЧТОЖЕН!
Еще фут, и он меня заметит. И убьет в ту же минуту. Как говорил Льюис. Как написано в лабораторном файле. Потому что так поступают далеки. Только вот не знаю, как он это сделает. Никогда всерьез об этом не думала. Может, далек раздавит меня. Или задушит вантузом. А может, убьет током.
Нет, я не готова! Не могу здесь умереть. Никто не узнает, что произошло. Ученый, который запер меня здесь, где бы он ни был, наверняка хотел именно этого. Улик не останется. Что бы я ни выяснила, я ничего не расскажу.
Но все, что я вижу — это далек.
И не могу понять, почему у чего-то без зубов, когтей и не голодного должна быть логическая причина меня убить.
Неожиданно он появляется из-за балки, занимая все поле зрения. И замечает меня. Его тело разворачивается, загораживая мне путь к бегству. Всхлип застревает у меня в горле.
— Стой!
Крик прорезает воздух. Далек замирает. Затем — медленно, — разворачивается в сторону звука. К началу туннеля, туда, откуда появился сам.
И я тоже поворачиваюсь, следя за его взглядом.
Но это лишнее.
Потому что, пусть даже голос искажается эхом и вибрацией стен, я его узнаю.
Сек.
Он стоит прямо на входе в туннель, в круге темноты. Его силуэт ни с чем не спутаешь. Стройное тело, поза боевой готовности; похоже на человека вплоть до того момента, пока не заметишь голову — и тогда фигура искажается до неузнаваемости. Я во второй раз вижу его в гибридной форме. Форме, в которой я сильнее всего сомневалась. Меньше всего напоминающей далека.
