В Москву вернулся, отдохнувший, набравшийся впечатлений и разочаровавший в женском поле. Они на отдыхе и вдали от дома, как с цепи сорвались. Как-то заночевал на турбазе вместе с туристами (в группе на десять человек — шесть женского рода) и я сначала с удовольствием принял гостью в свой спальник. А затем пытался игнорировать, но… и так до утра. Потом спал до обеда. После этого зарекся подъезжать к стоянкам туристов, ну почти… зарекся. Инструктор рассказывал страшные вещи: на ночь зашнуровывает палатку, а утром просыпается не один и… с зашнурованной палаткой. Мистика. У туристок считалось подвигом трахнуть инструктора и неважно сколько ему лет — то ли стажер лет семнадцати, то ли зрелый мужчина под сороковник. Вот, что делает с людьми природа.

В отделе, руководитель моего дипломного проекта, кандидат технических наук Валентина Ивановна Борельская обрадовала меня сногсшибательной вестью. Мы едем на Нововоронежскую АЭС, на Дон, для сбора материала для докторской диссертации командира Борельской. А также с перспективой на мою аспирантуру. Я заикнулся о занятиях и предстоящих госэкзаменах, но был поставлен на место — Валентина Иваовна все согласовала. Я был поражен, здесь только еще до диплома добираться, а уже Васюки в Нью-Москву переименовывают. Но пропустил это все сквозь поток сознания — главное диплом, а попутно… и всякое другое пойдет.

Валентина Ивановна поехала на поезде, а я на мотоцикле. Привык я к нему и световой день еще длинный. Пути примерно на 12 часов. На АЭС вышел на проектную мощность только первый энергоблок, готовился к пуску второй и строились третий и четвертый. Все с повышением в мощности и каждый с головными реакторами в сериях. Пионерские работы. Было на чем набрать материал, но и запутаться в нем было очень легко. Командир Борельская меня пристроила меня к делу, галопом прогнав по необходимым инстанциям… и через недельку отбыла. Я приуныл, однако его величество случай здорово облегчил мне жизнь работу. Как-то, промаявшись без толку весь день в производственном отделе АЭС, я окончательно решил пристроиться в наем на испытательные стенды. И приняв это решение пошел вечерком на Дон, скупнуться перед ужином. На пляже набрел на двух лбов-бакланов издевающихся над невысоким парнем интеллигентного вида. Даже в трусах он выглядел рафинированным интеллигентом — гигантом ума. Я не герой-спасатель, но этого парня мельком видел на АЭС в производственном отделе. Выходит наш. Попросил парней, отвязаться от моего сослуживца — нагрубили в извращенной форме. Оба получили по голове и я их поволок топить в Дон. Тяжелые гады, как железные шкафы, а парень не помогает. Ну все же они похлебали водицы — я их запинывал в воду и притапливал по очереди. Вскоре одна бабеха стала звать милицию на помощь, пришлось с достоинством удалиться. Бегом. Парня звали Борис, он был ленинградец и старший инженер. Его прикомандировали на АЭС из КБ «Ижорского завода». Для консультаций-испытаний-согласований по изделиям завода — корпусам ядерных реакторов. Вот так оно вышло. Пошли поужинали в столовке и я его проводил к общаге специалистов. Оказалось он живет один в однокомнатной квартире и может меня пристроить туда, как своего сотрудника.

Так мы с ним и прожили, больше месяца, в одной комнате. Узнал я очень много нового и полезного о реакторах и их периферии. А этого материала нигде не найдешь, а если найдешь — не поймешь. Вообще, что мне делать с моим дипломным проектом я представлял. Необходимо было только согласовать с моим руководителем «политические аспекты». Так как после смерти Курчатова образовались группировки, в которых каждый лидер считал себя главным по атому. И это было совсем не мое дело, а Валентины Ивановны и Генерала.

Государственные экзамены сдал по своему стандарту — на «хорошо». Далее меня ждала преддипломная практика в отделе Валентины Ивановны.

«Что нам стоит, дом построить — нарисуем будем жить.» Однако все не так просто у нас получилось. Если на мусорнике каждый сидит в своей дыре и «что хочу то и ворочу». То на понтоне, пусть и достаточно большом, жить уже приходилось коллективом. Пусть и достаточно однородным, но тем не менее, приходилось приспосабливаться друг к дружке. Мы с командой Варуха размонтировали свои старые охранные системы и адаптировали их к новым условием на понтоне. Теперь приходилось осуществлять еще и подводный контроль. Крыша эсбистская — крышей, а паранойя основа бдительности. Да и крыша иногда… едет.

Планировку жилья и инфраструктуры сначала пытались сделать самопальной, но мы с Кирхом настояли на том, чтобы это для нас сделали специалисты. Естественно, что решение этой задачи и возложили на нас. Пришлось, вместе с Гильтом, идти на поклон к эсбистам для проведения посреднических переговоров по планетарной сети. Прямого выхода в сеть они нам не давали, даже со своих коммуникаторов. Хотя у нас уже тоже были коммуникаторы, запрашивать с них доступ к сети было опасно. Пеленг на сканерах эсбистов брался с точностью до метра — рисковать не стоило.

На встречу взяли, из общего фонда, три крупные разноцветные жемчужины: розовую, голубую и светло-зеленую. Было очень плохо, что мы не знали их цены.

При добыче жемчужин, мы чуть не потеряли троих парней, когда они подверглись нападению стаи гигантских мурен. Я тогда погружался вместе с ними, испытывая новый батискаф, предназначенный для больших глубин. Ходили слухи, что на больших глубинах часто попадалась космическая техника Содружества и не только. Поэтому успел пальнуть по стае серией импульсов, пока у бортового стационарного гравидеструктора не закончилась энергия. Деструктор сработал после команды к действию, автоматически, по отметкам на экране в режиме свой-чужой. Однако в живых остались две твари и пока мы их прикончили, порвали трех ребят. Батискаф был укомплектован переходным шлюзом и барокамерой (батискаф мы прятали на дне и входили в него под водой), куда и поместились шестеро: трое раненных и трое парней, что их внесли. Благо, что к этому времени мы обзавелись кибердоком и медицинской и стазис — камерами. Вот и наладили для ребят круговой конвейер: медкамера — кибердок — стазис-камера — медкамера, как предложил Кирх. Управленец, что сказать.

Ребят удалось спасти и именно в этом глубоководном месте, мы нашли скопище раковин-жемчужниц с цветным жемчугом идеально круглой формы и большого размера.

Вопрос об оплате услуг архитектора и эсбистов стоял первым в программе переговоров, поэтому Гильт просто положил перед главным футляр с жемчужиной нежно-розового цвета. Тот его открыл и мгновенно захлопнул, не давая взглянуть на жемчужину коллеге и спросил:

— Сколько их?

Вот здесь он прокололся, и уже я вступил в переговоры:

— Командир, давай не будем выяснять кто из нас хитрее. Во-первых, это конечно, не единственный экземпляр. Во-вторых, мы с тобой договоримся о десяти процентах твоей комиссии. И все. Дальше пошел торг, где солировал уже Кирх. Остановились на двадцати процентах комиссионных, при полном непротивлении сторон. Сказать, что цена жемчужины оказалась большой — мало. Она была очень большой. Нам хватило трех жемчужин: на проект, на оплату работы техника строителя с комплектом дроидов и на много разных бытовых мелочей.

В тоже время возникла реальная опасность общине, ведь сильные всегда желают получить максимум. За счет слабых. Нужно было становиться сильными или… уходить с планеты. Ну что же, будем настороже, а жизнь план покажет. Главное, чтобы все в общине осознали опасность.

Стандартный жилой дом на четыре квартиры, получился с мансардой над первым этажом, удобствами и подсобными помещениями в цоколе (в поплавках понтона). Эти дома строились на общинные средства. Кто желал для себя и своей семьи двойной блок или хотел индивидуальный проект, дополнительно вкладывали свои средства. И таких людей было достаточно — уравниловка у нас не поощрялась. Конечно проще расти вместе с общиной в едином строю, но людям всегда нужна и личная перспектива. Конечно если личная инициатива не противоречит интересам всей общины. В этом случае — личное побоку.