— Давай будем стараться вместе? Пока не получится.
Кацуки оборачивается к нему, дотрагиваясь до кончиков тёмных вихров волос. Стараться вместе… Они и сейчас стараются, но этого мало… Но отступиться он просто не может. Очако права: от его решений и действий зависит не он сам, а именно вся их дальнейшая жизнь. Кацуки — дурак, он этого не отрицает и свою дурость никогда не забудет. Однако сейчас Бакугоу может сделать ещё хоть что-то, пока есть шанс что-то исправить, собрать, воссоздать старое и построить новое своими руками, словами, действиями.
— Тогда ты должен больше полагаться на меня.
— А ты не скрывать от меня всё, что только можно.
Альфа укладывается рядом, пересиливая себя, чтобы задать хотя бы один вопрос из той тысячи, что крутится в голове:
— Как думаешь, у нас получится?
— Не знаю. Но я хочу в это верить.
Кацуки прикрывает глаза, он тоже хочет в это верить. Хочет верить в самого себя, в свои силы, выдержку, терпение. Но, чёрт подери, это просто замкнутый круг! И из него никак не получается вырваться! Каждый раз что-то отбрасывает их назад, к старту. Он уже открывает рот, готовясь осторожно свернуть к нужной теме, но сильный толчок куда-то вбок заставляет его вздрогнуть. Живот омеги ходит буграми.
— Кажется, малыш проснулся. Надо походить, а то он не заснёт, — но Бакугоу не даёт ему встать, неуверенно укладывает руку на живот, ощущая, как ребёнок внутри замирает, а потом снова резко ударяет его ножкой точно в середину ладони.
Он одёргивает руку, продолжая чувствовать дрожь собственного тела.
— Ты не причинишь НАМ вреда?..
Откуда он может знать? Это именно то, чего он предугадать не в силах. Смотря на свои дрожащие руки, Кацуки в полной мере осознаёт, что это действительно нечто живое, что-то, что объединяет их, связывает вместе.
— Я и сам этого не знаю. Этот вечно тлеющий уголь ярости внутри меня постоянно грозится разгореться в пожар и превратить в пепелище всё, что я только смог выстроить.
Изуку тянется к его всё ещё немного подрагивающей руке и снова прикладывает её к выпирающему боку.
— Так он говорит тебе: «Привет».
Малыш снова пинается несколько раз. Кацуки делает несколько глубоких вздохов, прислушиваясь к ощущениям. В груди болит. Эту боль не описать словами. Она разъедает его уже слишком давно. Но тёплые руки, что тянутся к нему сейчас, кажется, способны не только затушить этот пожар, не только притупить эту боль, но и подарить ему то самое «Прощение», которое сам себе он никогда не подарит.
Кацуки снова смотрит на пустующее место мразины Миюки. В принципе, ему нет до него никакого дела, но всё же… А. Плевать. Он ему не нянька, чтобы следить за всеми передвижениями и наставлять на путь истинный. Да и к тому же с Миюки бесполезно разговаривать вообще. Так что Бакугоу просто подготавливает заявление на увольнение. Хотя он всё ещё думает выдать парню заявление по собственному желанию… Но Кацуки не настолько добрый…
Мысли о Миюки не посещают его голову довольно долго. До тех самых пор, пока он не перешагивает порог их квартиры, а в нос не ударяет знакомый запах омеги, перемешанный с медикаментами и хлоркой. Альфа замирает на месте.
Что, простите? Что это? Ему это не кажется? Это правда запах Миюки? Ведь так? А что он тут делает? Этого не может быть. Правда? Ведь не может?!
Бакугоу старается успокоиться, делает глубокий вдох и медленно раздевается.
Изуку ведёт себя как обычно. Он расслаблен и не подаёт никаких признаков того, что кто-то мог здесь быть. Но запах-то есть, и он не даёт ему покоя.
— Сильно устал? — спрашивает омега, вытирая руки о полотенце.
— Нет. Деку, к нам никто не заходил? — он оборачивается, впиваясь своими невозможными алыми глазами в Изуку, пытаясь просканировать его взглядом.
— Нет, а что? — Мидория хмурится точно так же, как он.
— Нет, ничего, просто… Пойду костюм повешу…
Кацуки хотел сказать, но просто не смог. Он не знает, почему Деку не рассказал ему об этом. Может быть, он испугался? Но как такового страха Бакугоу не чувствовал. Миюки сказал ему что-то? А что он мог сказать? Вдруг он ляпнул то же самое, что и тогда, на корпоративе. Хотя вряд ли Изуку смог бы скрыть свои эмоции в этом случае. Значит, что-то другое. Но что? Миюки — та ещё змеюка…
Он бросает взгляд на совершенно спокойного парня. А не может ли быть такого, что у него просто начались глюки? Всё-таки Кацуки не уверен, что Изуку способен скрыть от него что-то.
Эти мысли не дают ему покоя настолько, что он не может уснуть всю ночь. Глаза слипались, но стоило только их прикрыть, как в голове будто бы атомная бомба взрывалась. Такое случается всё чаще и чаще. Сон кажется блаженством, и этого блаженства не достичь.
На работе всё идёт кубарем, когда в офисе появляется Миюки. Вот уж кого точно не ждали. Он блёклой тенью проходит мимо всех к своему месту и осторожно присаживается. Выглядит эта ошибка природы не шибко здоровым, теперь своей модельной внешностью хвастаться он не сможет точно.
На секунду они пересекаются взглядами. Омега резко отворачивается. Вот это номер! Обычно именно Миюки устраивал эти их «гляделки», а теперь не хочет! Ха!
Кацуки усмехается, но тут же возвращается к проверке документов, у него есть дела помимо того, как играться с кем-то.
Он так засмотрелся на ряды букв, что и не заметил, что вокруг стало как-то слишком тихо. С тихим шелестом Миюки опустил на край его стола большую стопку документов и прохрипел так, что пришлось напрячь слух, чтобы понять его.
— Я всё сделал. Что дальше?
Наверное, свою челюсть потерял не только он, потому что весь отдел застыл с открытыми ртами, вытаращив глаза. Аизава завозился в мешке. Да даже время, казалось бы, остановилось.
Кацуки с недоверием слегка ткнул кипу бумаг пальцем. Листы шелохнулись, но не упали. Он моргнул, они были настоящими. Монома, кажется, упал со стула, а Шинсо икнул.
Миюки заскрипел зубами, но всё ещё терпеливо стоял рядом с ним, дожидаясь, когда ему, наконец, соизволят ответить хоть что-то.
Бакугоу взял в руки первый листок, покрутил его в руках. Его внутренний зверь зарокотал то ли от шока, то ли от гнева, что рядом с ним стоит это существо омежьего типа.
— Я не сплю? Ты серьёзно что-то сделал?
Парень морщится от его тона, но кивает. Всё-таки он уже решился.
— Ладно. Я это проверю. Свободен, — он небрежно махнул на него рукой.
Протерев очки, Кацуки снова начал рассматривать бумаги. Конечно, в некоторых местах есть недочёты, но, как бы он ни хотел признавать, оформлено грамотно…
Ему бы сейчас чего-нибудь горячительного. Что бы Миюки взялся за работу, да ещё и выполнил её так качественно. Здесь что-то не так. И абсолютно все негласно с ним соглашаются своими шокированными взглядами, которые они переводят с Миюки на Кацуки, и ждут вердикта последнего.
Но Бакугоу тянет как может. Приходится дождаться обеденного перерыва. И, только когда в комнате не остаётся никого, кроме них, он всё же подзывает Миюки к своему столу.
Кацуки рассчитывал услышать что угодно в свой адрес от «Ты в курсе, что сейчас обед?», до «Я тебе не шавка – пальцем помани, и та сразу приползёт?», но точно не быстрых шагов в его сторону.
— Я не знаю, какая муха тебя укусила, но она явно была способнее меня. Только не говори, что уже ебаться не с кем? Поэтому ты решил поработать? — омега ничего не отвечает, просто стоит перед ним, продолжая спокойно смотреть.
Хотя поджатые губы очень красноречиво говорят о том, что он хочет ответить ему далеко не лестными словами. Бакугоу усмехается.
— В принципе, мне плевать. Главное, что работа сделана, а причины меня не интересуют.
Он быстро щёлкает кнопками мыши, отправляя на рабочую почту Миюки несколько файлов.
— На. Прочти это. Мне нужно знать, в каком направлении сейчас твой котелок способен варить. И способен ли вообще, но это уже другая песня.
Омега кивает и всё так же молча уходит назад. Бакугоу копается в портфеле, доставая оттуда бенто, он ужасно проголодался.