В её глазах много чего: неверие, страх, боль. Шимада не знала Изуку, она перешла в их класс уже после того, как омега перевёлся в другую школу. Ей не составило труда сблизиться со всеми, но с ним девушка общалась натянуто, хотя вывести его на разговор — уже огромный прогресс.
— Абсолютная.
Девушка молчит, она всё ещё не верит. Кацуки не может отвернуться, не может сделать и шагу. Ему хочется, чтобы хотя бы кто-то…
Шимада подходит к нему впритык и со всей силы даёт пощёчину. Щека от её удара в тот же момент начинает гореть.
Взгляд её меняется на отчаянный, хотя ладонь всё ещё дрожит.
— Я не буду извиняться за это, потому что ты сам этого хотел…
Ответить ему нечего. Это именно то, что ему и нужно было.
Изуку резво строгает овощи в салат, пока Кацуки пытается настрочить отчёт. Половина документов осталась в офисе, поэтому некоторые данные могут быть неверны… Бакугоу напряжённо хмурится, завтра придётся вставать ещё раньше, чтобы переписать это с верными цифрами. Как же напряжно.
Вода из крана всё льётся и льётся, что довольно странно, потому что Деку уже должен был помыть посуду.
Омега замер, как-то непонятно уставившись куда-то вниз. И чего он там увидел такого?
Мидория выключает воду, но от раковины так и не отходит, продолжая склонять голову. Кацуки не может отвести напряжённого взгляда от его спины. Что-то не так.
Изуку странно тяжело дышит, его плечи подрагивают. А потом слышится вскрик. Альфа не может сказать, как он так быстро оказывается рядом с ним, но Мидория, сорвавшийся к нему, врезается в парня.
Омега смотрит на него огромными, испуганными, как кажется Бакугоу, глазами, часто дыша ртом. Кацуки хочет спросить, что случилось, но не успевает даже воздуха в лёгкие набрать. Изуку хватает его за руку и кладёт себе на живот, передвигая то сюда, то туда, пока не находит какого-то нужного положения. Они молчат, просто стоят и ждут чего-то.
Кацуки сначала даже не понимает, чего именно, но тут в ладонь что-то толкается. Совсем робко, но ощутимо. Мидория снова взвизгивает:
— Шевельнулся! Чувствуешь? Он шевельнулся! В первый раз!
Бакуго чувствует, как внутри него что-то лопается. Он впервые чувствует такое. До этого никак не проявляющий себя ребёнок был для него чем-то астральным, но сейчас… Он его почувствовал. Он там, он живой. Кончики пальцев холодеют. Кацуки ощущает дрожь собственных рук. Его охватывает неконтролируемый ужас.
Потому что он опасен для них. Ему нужно держаться подальше, иначе всё может закончиться печально.
— Он шевельнулся… — бесцветным голосом раз за разом повторяет Кацуки, смотря, как подрагивают пальцы.
— Вас это пугает. Почему?
— Потому что до этого момента для меня это был просто набор клеток. Я его не видел, был только Деку. Я мог прикоснуться к нему, а теперь…
— А что Вам мешает прикасаться к нему теперь? Только осознание того, что Ваш ребёнок живой? Не подумайте, что я Вас оскорбляю, но это глупо.
— Мне кажется, что одним своим движением я могу убить их. Одна мысль об этом заставляет трястись от страха. Я жалок?..
— Страх того, что Вы можете причинить вред тем, кого Вы любите, не делает Вас жалким. Это показывает, насколько сильно Вы дорожите ими.
— Однако я с лёгкостью могу всё уничтожить…
— Вы сами себя накручиваете, — Иида подпирает голову рукой.
— Меня много чего мучает.
— Например?
— Деку почти ничего не говорит мне. Нет, лучше сказать не выговаривает. То есть он никогда не злится. Я понимаю почему, но… Всё же…
— Только давайте без глупостей. Вы ведь и сами должны понимать, что даже если он и злится, то не показывает этого, потому что…
— …Боится меня…
— Не только. Вы ведь сами говорили, что уже достаточно многое узнали о нём: его вкусы, любимые вещи, цвет, тип людей, с которыми ему легче найти общий язык. Это и так огромный прогресс.
— Я понимаю, но мне всё равно мало. Хочу, чтобы он принадлежал только мне. Чтобы он думал только обо мне, полагался на меня и верил… — Бакугоу горько усмехается, прикрывая глаза.
Очако поглядывает на настенные часы, барабаня пальцем по подлокотнику своего кресла.
— Вот что, Бакугоу-сан, не хотите ли выпить со мной как друзья?
Кацуки выгибает бровь. Выпить? Это он может…
С Очако пить нельзя. За один единственный вечер Кацуки усвоил это на всю жизнь. А ещё он понял, что психологом ему не быть. Выслушивать чужое нытьё слишком тяжело. И как Иида вообще это выносит?
— А вот ещё был слу-чай! — заплетающимся языком пытается составить из набора слов предложение девушка.
Бармен тоскливо смотрит на Бакугоу, взглядом прося расплатиться и уходить уже. Но Очако непреклонна — пока не расскажет все байки с работы, не успокоится.
— Пришёл ко мне, значит, какой-то мужик…
— Ты это уже говорила… — Кацуки готов распластаться по барной стойке, лишь бы не утечь куда-нибудь на пол. Но до такого состояния его довёл вовсе не алкоголь.
— Цыц! Я здесь говорю! Так во-о-т. Пришёл ко мне импотент! И говорит: «У меня не встаёт. Помогите!» Ну, я направила его сначала к врачу по профилю, а о-о-о-он… на меня жалобу накатал! Во-о-о-от.
— Какой кошмар… — альфа краем глаза поглядывает в сторону двери, но, чтобы сбежать отсюда, ему сначала нужно пройти мимо этого пьяного чудовища.
— Да-а-а. Чтоб у этого… Стручок его отсох окончательно… Во-о-от.
— Желать такое своим пациентам неэтично, ты в курсе?
— Молчать! Здесь я говорю! — она кулаком ударила по столу, бармен снова тоскливо посмотрел на Кацуки, но тот в ответ только пожал плечами. Он-то что может сделать в такой ситуации?
— Слушай, тебе домой ещё не пора?
— Не-е-ет. Не надо домой… Там ску-у-учно…
— Зато здесь-то как весело…
Они переглянулись с барменом и одновременно закатили глаза на очередную реплику Ииды.
— Заканчивай балаболить. Тебя муж наверняка дома заждался.
— Не-е-е. Тенья спит. Я ему сообщение написала, что буду поздно, чтобы он меня не ждал. А вечер только начинается.
Бакугоу беспомощно оглянулся, неужели у него нет и шанса против этой манипуляторши?
— Ты, может, и не спешишь, а вот меня дома ждёт беременный муж, так что я…
— Бакугоу, знаешь, я тут подумала… Надо мне зайти к тебе в гости. Я уверена, что мы с Деку-куном подружимся! Мне он откроется, ты так не думаешь?
Альфа задумался, в её словах есть доля правды. Изуку уже свободно общается с Мономой и Шинсо, иногда с Киришимой. К тому же Очако очень наблюдательна, она сможет разглядеть детали, недоступные глазам Кацуки. Это может сработать.
— Я подумаю над твоим предложением…
— Подумай, подумай…
Кацуки доставил Очако до её квартиры и сдал на руки Тенье.
Уже лёжа в кровати, он ещё раз обдумывал её слова. На самом деле, от этого могло быть гораздо больше плюсов. Если девушка сможет найти подход к Изуку, то она сможет пинать Бакугоу в нужном направлении, давать подсказки, как подступиться к омеге. Это было бы замечательно.
Изуку мычит что-то во сне, рукой сжимая одеяло и подтаскивая его ближе к лицу. Похоже, он замёрз. Кацуки осторожно укутывает его сильнее, чтобы парню не было холодно.
Бакугоу нетерпеливо ёрзает в кресле, ожидая, когда Иида уже начнёт. Сегодня она тянет дольше обычного. Но торопить её он не решается.
— Итак, — начинает она, и Кацуки подбирается в кресле, напряжённо вслушиваясь в каждое её слово. — Знаете, это было довольно занятно…
«Занятно» — довольно странное определение для всего этого. Но раз уж так, то пускай.
— Я выделила несколько самых явных проблем. Правда, думаю, Вы об этом и так знаете, но всё-таки. Первое — у него проблемы с коммуникабельностью. Второе — выражение своих чувств и отношения к кому-либо. Третье, самое главное, — суицидальные наклонности. Вы ведь не могли об этом не задумываться. Помните, Вы рассказывали мне в самом начале, что Деку-кун частенько спал на полу на кухне, возле окна. Теперь, увидев его, я могу уже предположить, что он там делал.