— Да! — он смело вскидывает голову вверх, с вызовом глядя на Кацуки.

— И что, не стыдно ни капли?

— А должно быть?

— Ну, не знаю. С учётом того, что ты со своими дружками запугивал беременных омег, которым вообще волноваться вредно в положении, хоть что-то ты чувствовать да должен.

— Шок полезен для этих мокриц.

— За языком следи! А то мало ли, вырву его тебе.

Они оскалились друг на друга. Подросток чувствовал себя загнанным в угол, но упрямо продолжал отстаивать свои идеалы.

Но мальчишка быстро сдулся, как только пришёл его отец. Громадная туша, в раза два шире Бакугоу. Он сразу влепил сыну затрещину, от которой у того из глаз едва не посыпались искры. От этого альфы несло перегаром, что даже Кацуки старался держать дистанцию, но всё равно морщился от зловония.

Всё с этим ребёнком ясно…

Но этот его взгляд так сильно напомнил парню самого себя в прошлом. Непоколебимый в своей вере, что поступает правильно. Уверенный в своей правоте и действиях. Его несуществующие идеалы, к которым он так стремится, приведут его к ещё большему разложению.

Только Кацуки всё равно. Это просто пацан, которого он видит впервые в жизни. Какое ему вообще должно быть до него дело? Сейчас главное — забрать Изуку и домой.

Предпосылки тяжёлых родов:

— патологии почек, сердца, сосудов;

— сахарный диабет;

— заболевания печени;

— ВИЧ;

— клинически узкий таз.

Так… с сердцем, почками и сосудами у Деку вроде всё в порядке. Сахарным диабетом он не страдает. Печень тоже на месте. ВИЧ… Нет. А вот клинически узкий таз — это проблема.

Изуку тощий как хрен знает кто. Можно предположить, что у него анорексия, просто настолько сильно выпирают из-под кожи кости. Правда, сейчас, во время беременности, Мидория немного набрал килограмм, но этого всё ещё мало.

Кацуки отбивает дробь пальцами по столу, нервно хлопая себя по карманам в поисках ледышек Деку. Эти конфеты всегда успокаивают его.

Чем больше срок беременности Изуку, тем сильнее становится это паршивое предчувствие чего-то плохого. Бакугоу чувствует, как у него развивается паранойя, но ничего поделать с этим не может. Одна мысль о том, что Деку может умереть, заставляет его руки в ужасе подрагивать.

Он закрывает все вкладки и, тяжело вздохнув, открывает кейс с обедом.

Но стоит ему только приступить к еде, как внутренний зверь решает устроить головомойку. Волк раз за разом проводит когтями по полу своей клетки, явно наслаждаясь страданиями Бакугоу. От этого звука у альфы едва кровь из ушей не идёт. Да, в последнее время этот зверюга совсем распоясался, видно, он тоже перенервничал, вот и решил отыграться на Кацуки.

Вся эта пытка длится не так уж и долго, но конец у неё стремительный — душераздирающий хруст, после которого наступает гулкая тишина.

И Кацуки знает, что именно заставило его зверя успокоиться. Только от этого легче не становится. Руки начинают подрагивать ещё сильнее, чем прежде. Он откладывает палочки в сторону и пытается унять дрожь. Однако ничего не помогает. Бакугоу снова хлопает себя по карманам. Конфеты закончились.

Парень достаёт телефон из пиджака. Ему просто жизненно необходимо позвонить Деку прямо сейчас. Лишь убедиться, что с ним всё в порядке, что он хорошо себя чувствует, и всё. Больше ничего ему и не нужно.

— «Да?» — по голосу слышно, что Изуку удивлён.

Бакугоу понимает, что нужно сказать хоть что-то. Только в голове неожиданно становится пусто. А сам он ловит себя на мысли, что готов слушать его голос вечность.

— «Каччан? Что-то случилось?»

— Нет. Просто случайно набрал… — наглая ложь.

Кацуки прямо сейчас готов удариться головой об стенку. Так, чтобы разбить голову в кровь, чтобы это его кости хрустели, а не Изуку, чтобы это его мысли были только о смерти, а жизнь напоминала Ад наяву.

— «Вот как… Надеюсь, ты уже пообедал?»

— Нет, не хочется.

— «Хорошо. Тогда на ужин я приготовлю карри. Только зайду в магазин за приправами, а то они почти закончились».

Волк внутри заинтересованно ведёт ушами и урчит, ловя каждое его слово, стараясь запомнить всё до малейшей детали, представить, как сейчас выглядит Деку, что он сейчас делает. Кацуки вдруг осознаёт, что это его горло вибрирует, а рука сильнее сжимает телефон. Но голос омеги резко ломается…

— «А. Это… Прости, я разошёлся. Извини, мне нужно идти… До вечера…»

Он готов поклясться, что словно увидел, как в глазах Изуку загорелся предупреждающий огонёк, и парень в страхе замолчал, стараясь как можно скорее закончить этот разговор.

— Да, до вечера…

Бакугоу откидывает голову на спинку кресла. Его сердце решило отбить чечётку так, чтобы в рёбрах появились трещины, а лучше, чтоб они и вовсе переломились пополам. Их осколки врезались бы в лёгкие. Кровь затопила бы всё алой жижей, и он наконец-то задохнулся бы и сдох долгой и мучительной смертью в одиночестве...

Паранойя медленно достигает своего апогея. Кацуки не может спать по ночам. Он просыпается от ощущения, словно в кровати он один. Ему кажется, что Изуку нет. Его просто нет. И, даже когда альфа видит, что он спит совсем рядом, едва ощутимо прижимаясь к его руке, легче не становится. Его глючит, что Изуку трескается... Разваливается на мелкие кусочки прямо в его руках.

— Вы ведь понимаете, что всё это неправда. Вы сами так себя накрутили, вот и получается, что получается, — говорит Иида, хотя Бакугоу точно видит в её взгляде довольно мастерски скрываемую тревогу.

— Мне нужно подтверждение, что с ним всё в порядке, что ничего не случится…

— Вы внушили себе всё это, просто попробуйте сделать то же самое, только в обратном направлении. Постоянно думайте, что всё будет хорошо.

— Не поможет. Я не один чувствую эту херь, — Кацуки кладёт руку на грудь. — Он тоже никак не успокоится.

— Ваш зверь…

— С одной стороны, он до трясучки рад, что мне хреново, но с другой — он и сам сходит с ума от этого ненормального предчувствия.

— Но Вы говорили, что в последнее время Ваш волк вёл себя вполне спокойно. Так с чего же вдруг?

— Его спокойствие напускное… То, что он ведёт себя со мной так «миленько», ничего не значит. Это просто маска. А на самом деле все его мысли крутятся только вокруг того, как бы побыстрее прикончить меня и закопать где-нибудь подальше.

— Бакугоу-сан…

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать: «Вам кажется» или же «С чего Вы это взяли?». Я говорю это только потому, что стопроцентно в этом уверен. Он смирился с моим существованием, но не простил и не простит. Он ждёт, когда я оступлюсь, чтобы разорвать меня на кусочки. И я уже и сам готов ему это позволить. Только омежья сущность Деку раз за разом спасает меня от этого.

— Значит, он не хочет, чтобы Вы пострадали… — Очако задумчиво смотрит в потолок.

— Я не знаю, чего он хочет или какие цели преследует. Ему вроде бы нет до меня дела, но он точно боится, хотя и терпит моё присутствие там.

— Вам нужно подождать немного. Обдумать всё хорошенько несколько раз. Может, тогда Вы придёте к выводу…

Он её не послушал. Полез сдуру туда, куда не следует. Просто… Ему нужно было убедиться, что с Деку всё хорошо, что ничего не случится. Но Кацуки и не думал, что этот врач заорёт это на весь коридор при омеге.

Бакугоу никогда не забудет того выражения лица Изуку. Его взгляд, так и кричащий: «Неужели ты меня уже похоронил заживо?!»

— Каччан… Насчёт утреннего… Ну… Это…

Сердце болезненно кольнуло.

— Забудь, просто забудь это, — комок в горле мешает нормально дышать.

— Нет. Я хочу сказать. Если я вдруг…

— Нет! Молчи! — Бакугоу хватает его за предплечье, со всей силы впиваясь пальцами в кожу, поджимает губы и качает головой.

— Я прекрасно понимаю, что это не исключено, именно поэтому… Я ничего не прошу, так что в случае чего… — Изуку не замолкает, словно специально пытает его, стараясь расковырять рану в его груди ещё сильнее, пачкая руки в крови, но при этом заботливо проводя пальцами по сочащимся красным тканям.