— Было бы что понижать… Я уже не знаю, что делать. Мне кажется, любое моё действие сделает только хуже.

— Вы уже сделали первый шаг, то, что мы сейчас разговариваем с Вами, тому доказательство. Однако теперь Вы должны понять, Деку — не бесполезный, Деку — тот, кто никогда не сдаётся.

Кацуки тогда ничего не ответил, но он прекрасно понимал, что Очако полностью права.

Иида посоветовала ему начать заниматься спортом. Когда она озвучила это, Бакугоу сначала вытаращил глаза, потом осмотрел себя. Вроде он в нормальной физической форме. Или ему это только кажется?..

А ещё медитация…

Ладно бегать по утрам, это одно. Но сидеть в позе лотоса как дебил — другое!

Каждое грёбаное утро для него как Ад наяву. Но пользу от этого он начинает видеть только спустя две недели.

Его зверь лежит на животе, подмяв под себя передние лапы, и тоскливо смотрит на противоположную сторону. Волк уже забил на его присутствие и просто игнорировал, если Кацуки не нарушал какие-то неведомые границы.

Парень незаметно старается подойти к нему поближе, но стоит сделать ещё шаг, как альфа предупреждающе рычит на него, даже не смотря в его сторону. Кацуки быстро переходит на другую сторону обрыва и машет ему рукой, как бы говоря: «Переходи».

Но волк остаётся на том же месте, только морщит нос и фырчит. Ладно, значит, он не переходит не потому, что не хочет. Тогда что? Почему? Чёрт…

Ну, хотя бы жрать его сегодня не собираются, уже что-то…

— И куда тебе столько? — Киришима смотрит на стопку документов, что он держит в руках, большими глазами, под которыми залегли тени от недосыпа.

— Домой.

— Ты что, уже уходишь?

— Да, нечего мне с вами, болванами, тут сидеть.

— И откуда в тебе столько энергии…

Кацуки и сам не знает, что на это ответить. Он и вправду стал чувствовать себя более отдохнувшим в последнее время. Всё-таки права была Очако, когда дала ему тот совет. Одни плюсы.

Дома тепло и уютно, даже работается легче и приятнее. Миюки снова срывает сроки сдачи отчёта за прошлое совещание. И что с ним делать? Нет, Кацуки знает, что делать, но проблема в том, что закон это карает.

Его руки сами тянутся обнять Изуку ночью. Просто он знает — это ему необходимо. Он зависим от этого омеги. Во всех смыслах зависим: от его голоса, запаха, ласковой улыбки. Всё чаще Кацуки задаётся вопросом: что было бы с ними, поступи он иначе? Смогли бы они быть счастливы?

Бакугоу прижимается к его спине, чувствуя, как раздуваются внутри грудной клетки лёгкие при вдохе, от вида рубцов на этой тонкой шее внутренний зверь довольно урчит, и Кацуки это пугает. Его пугает всё это. Эти чувства, реакция его «Я» и то, что он сжимает его в своих объятиях слишком сильно. Слышится сдавленный «Ох», и альфа резко отскакивает на самый край, в ужасе смотря на свои руки. Что, если всё начнётся по новой? Что, если в любой момент этот тлеющий огонёк раздражения вспыхнет пламенем ярости и ненависти? Что, если всё начнётся по новой?!

Кацуки не спит, только дремлет, прикрыв глаза. Он слышит, как скрипнула кровать, значит, Мидория проснулся. Но тот всё ещё не встаёт. Может, трёт глаза, чтобы прийти в себя?

Однако щёку опаляет дыханием, а потом… мокрый язык медленно ведёт короткую дорожку. Он в шоке подрывается на кровати и проводит рукой по лицу, как бы проверяя, реальность ли это. Ну точно слюна… Изуку его облизал! Облизал!!! А теперь стыдливо прячется под одеялом…

Деку и вправду начинает чудить. Частенько ночью бегает на кухню, чтобы выпить стакан молока и что-нибудь отправить в утиль.

…И Кацуки ходит с ним…

— Мне кажется, всё это без толку…

— Отчего же? — Иида удивлённо выгибает бровь, хотя всё её тело напрягается.

— Я не создан для этого.

— Говоря «это», что именно Вы подразумеваете?

— Любовь. Семья. Дети. Всё это не для меня.

— Тогда позвольте спросить, что же для Вас?

— …Я не знаю…

— Бакугоу-сан, Вы ведь и сами понимаете, что всё это выглядит как попытка бегства. — Он молчит, прекрасно зная, что она и сама понимает его согласие.

— «Я не создан для этого», «Это не для меня». Бакугоу-сан… Вам ничего это не напоминает? Когда Вы рассказывали мне о старшей школе. Тогда Вы тоже испугались… своих чувств. Вы пытались доказать сами себе, что Деку-кун Вам не нужен, что он… такой же, как все предыдущие Ваши партнёры.

— А в итоге я сломал ему жизнь…

Очако смотрит на него одним из своих нечитаемых взглядов, постукивает пальцами по столику рядом с собой.

— Значит, Вы хотите всё бросить?..

— Я не знаю… Я уже ни хрена не понимаю! Он ничего не делает, а меня всего наизнанку выворачивает! Мне кажется, что я в любой момент сорвусь и ударю его! Меня трясёт от одной мысли, что любой мой шаг — словно бег по лезвию ножа! Это всё… сводит меня с ума… он сводит меня с ума…

— А теперь Вы обвиняете его… Для начала, мой Вам совет, определитесь, чего Вы сами хотите. Просто подумайте. Сделать выбор всегда сложно. Но ведь сейчас решается не только Ваша судьба. В первую очередь это дальнейшая жизнь Деку-куна… и ребёнка… Сможете ли Вы быть достойным мужем и отцом? Задайте себе этот вопрос и постарайтесь на него ответить…

Кацуки сжимает его тонкую ладонь, смотря, как лучики солнца слепят эти потрясающие изумрудные глаза. И думает… сможет ли он жить без него?

«Смогу ли я быть достойным мужем и отцом?»

Изуку ставит на стол тарелку с мисо-супом и пододвигает ближе к нему, протягивая ложку. А он ест, не чувствуя вкуса, смотря на своё отражение в бульоне.

— Г-горячо? — омега робко поглядывает на альфу.

Кацуки трудно смотреть на него, трудно… сложно… невыносимо…

Он качает головой.

— Киришима! — парень подскакивает с места, полоумными заспанными глазами глядя на всех вокруг.

— Бакугоу… Ну что на этот раз?..

— Да просто проверял, не сдох ли ты ненароком.

— Жив, как видишь… пока что точно.

Эйджиро выглядит просто ужасно. И с каждым днём всё больше похож на ходячий труп.

— Денки?

— Токсикоз очень сильный. Он не может спать по ночам…

— И ты решил составить ему компанию?

— Он — мой муж. Разумеется, я буду рядом, тем более в такой момент.

Мимо проходит девушка уже с довольно большим животом, и Кацуки ни с того ни с сего спрашивает:

— А Денки ведь чудил, как только ушёл в декрет?

— Да-а, — Киришима трёт пульсирующие виски и сонно зевает. — Это было странно. Но омежьи инстинкты сами по себе штука странная. Нам точно не понять.

— И?

— Что «и»?

— Ну, что он обычно делал?

— Что делал… что делал… А! Ну в кровати сооружал гнездо из подушек и одеял, зарывался туда и спал. Там такая жарень была, а ему холодно! Ещё он меня кусал за ухо… Просто подходил и цапал! А ещё… подсовывал мне в карманы деньги.

Кацуки выгибает бровь. Зачем?

— Зачем? — тут же озвучивает вслух.

— Чтобы я купил себе еды. Странно, ведь он всегда делает мне бенто. А когда я говорил ему, что мне не нужны деньги, он плакал и опять цапал меня за ухо…

— И много он тебе деньжат подкидывал на существование?

— Пятьсот йен ежедневно.

— Это типа на мороженку? — альфа в ответ жмёт плечами.

Бакугоу садится за свой стол, Киришима же снова залёг в гору документов, посапывая, но будить он его уже не стал — пускай поспит.

«Смогу ли я быть достойным мужем и отцом?»

Парень стучит пальцем по столу, глазами бегая по строчкам очередного листка бумаги. Пятьсот йен. Кусал за ухо. Строил тёплые сооружения.

Изуку его облизал. Он ест ананасы и пьёт молоко… ночью.

Что ещё?

Вроде бы ничего…

Кацуки просто на всякий случай хлопает себя по карманам пиджака, но ничего не чувствует. Поэтому запускает руку внутрь. Его глаза расширяются, он смотрит на свою ладонь, в которой лежат три леденца… со вкусом ананасов…