— А Ваш зверь?
— Он меня ненавидит и пытается сожрать всякий раз, как увидит. Он огромный, в сидячем положении возвышается надо мной на головы три-четыре, если не больше. У него длинный пушистый хвост. И очень острые зубы. Иногда мне кажется, что он вот-вот заговорит, и пошлёт меня к чёрту, или проклянёт…
— За что он ненавидит Вас?
— За то, что я не слушал его. Он с самого начала готов был валяться у Деку в ногах, боготворил его. Тогда я загнал его в ментальную клетку, а дальше ты знаешь… — он обращался к ней на «ты» по её совету, хотя Очако всё равно продолжала «Выкать».
— Но если он был заперт в клетке, то как выбрался?
— Понятия не имею. Я не вспоминал о нём почти все одиннадцать лет, что живу с Деку. Но теперь он сам в ней запирается от меня. Запирался. Сейчас у него немного другие планы на мой счёт.
— С чего Вы вообще взяли, что он хочет именно убить, может, просто напугать?
— Мне как-то не хочется это проверять, подставляясь под его клыки…
— Хорошо. Но Вы так же рассказывали мне, что он не может перепрыгнуть через разлом, но почему? Вы не задумывались об этом?
— Не знаю. Когда я был там в последний раз, он боялся, что я причиню вред волку Деку, но так и не перепрыгнул на ту сторону.
— Может, он боится упасть? Вы боитесь высоты?
— Нет. И он не боится. Мне кажется, что дело не в этом. Эта пропасть… она какая-то не такая.
— Значит, нам предстоит понять, как эта пропасть связана с Вами и Вашим волком.
Альфа сидит рядом с волчонком и следит за его действиями, а за ним самим наблюдает пара больших красных глаз, обладатель которых, была б его воля, давно перескочил бы через эту расщелину и разорвал его на мелкие кусочки. Но сейчас волк просто следит за ними, ждёт, пока Кацуки ошибётся.
Омега, что до этого сидел на месте, теперь пытался извернуться и облизать шрам от ожога у себя на спине, но у него никак не получалось. Он забавно пыхтел, как бы возмущаясь, но, в конце концов, бросил это дело. Бакугоу хотел попробовать почесать его за ушком, как в тот раз, но стоило ему сделать лишнее движение, как зверь тут же вскакивал с места и хромал ещё дальше. Так что больше попыток шевелиться он не предпринимал.
Волчонок тоскливо огляделся по сторонам, а потом начал рыть землю, но искалеченной лапой это получалось плохо. Медленно он разрывал чёрную почву, но для чего, Кацуки так и не понял. А вот его волк сразу же куда-то пропал, но почти сразу вернулся с тушкой дохлого зайца. Он подошёл к мостку, парень напрягся, ему показалось, что вот прямо сейчас зверь перепрыгнет разлом, и всё… Но он только склонился как мог и положил зайца на мост, мордой подталкивая его вперёд.
Но омега, кажется, этого и не заметил, продолжая упрямо рыть землю, пока на свет не показались корешки. Он удовлетворённо рыкнул и принялся зубами их вырывать, а после жевать, немного неловко запрокидывая голову чуть назад в попытках проглотить их.
Крошки земли попали ему на нос. Омега зафыркал и тихо чихнул несколько раз. Бакугоу осторожно взглянул на своего зверя, тот немного обиженно смотрел в сторону волчонка, присев как можно ближе к краю.
Кацуки пытался понять, почему волк не предпринимает никаких попыток перейти на эту сторону. Может, всё-таки боится высоты или того, что мост не выдержит его веса? Нет, вон только что же почти до конца дошёл, и ничего. Значит, дело в чём-то другом.
А тем временем волчонок, облизав мордочку, куда-то пошёл, уже так привычно хромая.
Кацуки открывает глаза и несколько раз моргает, чтобы глаза привыкли к темноте. Значит, ещё ночь. Он проводит рукой, стараясь нащупать Изуку, но его сторона пустая.
Альфа, сонно зевая, встаёт и выходит из спальни, сразу же включая свет в коридоре.
— Ты куда это намылился? — его голос хриплый ото сна.
Изуку сконфуженно встаёт с пола, так и не завязав до конца шнурки.
— В магазин…
— Зачем?
— Мне ананасов консервированных захотелось… — он стыдливо отворачивается, краснея.
Всё это логично…
Волчонок копал землю, потому что проголодался, Деку проснулся от голода. Всё сходится. Только…
— Иди в кровать.
В отличие от своего внутреннего зверя, Бакугоу не собирается сидеть и ждать, пока омега соизволит попросить его об одолжении.
В круглосуточном никого нет. Неспящий продавец бубнит себе под нос, сколько с него, а охранник понимающе кивает.
— У тебя хотя бы ананасы, моя жена вообще чуть ли не полмагазина заставляла скупать.
И Кацуки признаётся сам себе, если бы Мидория выпнул его посреди ночи в магазин за всякой хренью, он бы пошёл. Может быть, повозмущался бы немного для нормы, но всё равно пошёл бы. Вот только одно он знает точно — Изуку его никогда ни о чём не попросит. Всё, что он видит в его тёмных глазах, — страх.
Они сидят на кухне и жуют эти чёртовы ананасы. И ему абсолютно плевать на то, что завтра с утра он будет похож на овощ, потому что сейчас, в этот самый момент, он наконец-то чувствует спокойствие.
Он воровато оглядывается по сторонам. Но никого в радиусе пяти метров не наблюдается. Кацуки осторожно перебирается по мостку на сторону своего зверя. Контраст температуры силён: здесь холоднее в несколько раз точно.
Парень идёт вперёд, крутя головой во все стороны. Ему уже не кажется эта идея такой хорошей, как в первый момент её возникновения в его голове.
Руки постепенно начинают зябнуть, так что приходится дуть на них горячим дыханием.
Бакугоу резко останавливается и во все глаза смотрит перед собой. Всего лишь в нескольких метрах от него стоит невероятно огромная клетка. Покорёженные прутья торчат в разные стороны. В проржавевших проушинах торчит точно такой же вскрытый замок. Он сглатывает, вспоминая, как загонял сюда своего волка в самом начале.
Кацуки отступает на шаг назад и в ужасе чувствует, как шевелятся волоски на затылке от чужого дыхания. Он медленно оборачивается назад, встречаясь взглядом с этим плотоядным зверюгой, что сейчас ехидно скалится, всем своим видом выражая триумф.
Бежать некуда, да и не успеет. Он глухо сглатывает и прикрывает глаза, и какого же его удивление, когда он просыпается в кровати, а в глаза светит луч солнца.
— То есть ту клетку он сломал сам? — Очако покачивает ногой, одновременно размешивая ложкой сахар в кофе.
— Да. Меня спасло чудо…
— И снова: почему Вы так уверены, что он хочет Вас убить? Может, ему нужно что-то другое?
— Повторяю: мне как-то не хочется проверять твою теорию. Да и некогда, если я помедлю хотя бы на секунду, мне откусят голову.
— А что насчёт волка Деку-куна?
— Они, похоже, ещё не встречались лицом… мордой к морде… но я не могу сказать этого со стопроцентной уверенностью.
— Хорошо. А как дела с самим Деку-куном? — по интонации сразу становится ясно, что именно эта тема интересовала её в первую очередь.
— Всё по-старому.
— Продвижений нет?
— Продвижений нет.
Они снова замолкают. Иида отпивает из кружки, смотря в остатки от её содержимого.
— Кстати, давно хотела спросить про ваши прозвища. Вы говорили, что не можете называть друг друга по именам.
— Не знаю. Мы никогда не пробовали, может, и можем, — в подтверждение своим словам даже плечами пожимает.
— Но ведь они что-то значат… эти прозвища. Вот Ваше… стоп, а Вас-то как он называет?
Бакугоу задумывается, вроде бы нужно быть откровенным, но прямо сейчас хочется промолчать.
— «Каччан». — Она не смеётся.
— Миленько. Деку и Каччан. Каччан — это от вашего имени Кацуки, так? — Он кивает. — А Деку?
— Его имя можно записать так…
— Чем-то напоминает «Никогда не сдаваться!». Это имеется в виду?
— Деку — это значит «бесполезный»…
— Получается, — Иида отставляет кружку в сторону и сцепляет пальцы в замок, — это оскорбление. Бакугоу-сан, я не хочу читать Вам нотации, но в данной ситуации я просто обязана это сделать. Вы ведь сами понимаете, оскорбление остаётся оскорблением в любой ситуации. Это будет только понижать его самооценку.