— Присоединишься? — Кацуки протягивает ему единственный целый фрагмент с объявлениями, а омега только вздыхает тяжело.

— Так, что там у нас ещё осталось?..

— Попугай.

— Ну, давайте сделаем попугая!

Нацуки вклинивается между ними, тоже пытаясь сложить листок по указаниям отца.

ЭПИЛОГ

Нацуки открывает глаза, смотря в белый потолок. Из-под штор выбивается тонкая полоска света — уже утро. А что это значит? А это значит, что можно перемещаться!

Он выбирается из кровати, осматриваясь по сторонам. Родители всё ещё спят, прижавшись друг к другу. Нацуки коварно улыбается и старается бесшумно забраться к ним на кровать.

Кацуки уткнулся лицом Изуку в грудь, руками обнимая его поперёк талии, и беззаботно сопит, даже не хмурясь во сне.

Мальчик пытается влезть между ними, но Бакугоу прижался так близко, что и миллиметра пространства между ними не осталось. Нацуки недовольно фыркает.

— Папа. Папа, отчёт. Ты отчёт забыл написать, — шепчет он ему в самое ухо, отчего Кацуки подрывается и ошалело крутит головой во все стороны.

— Какой отчёт?!

Пока отец никак не сориентируется в пространстве, Нацуки быстро ныряет под одеяло и прижимается к Изуку поближе, вдыхая родной запах.

Кацуки хлопает глазами и только что-то бубнит себе под нос, прежде чем снова лечь, обнимая теперь и Нацуки тоже.

Изуку только удивлённо смотрит на то, как эти двое прилипли к нему и продолжают спать дальше.

Он встаёт совсем тихо, чтобы их не разбудить, но стоит лишь шагнуть за порог, как Кацуки и Нацуки тут же подрываются и встают. Они вместе идут в ванную для водных процедур, а пока Мидория готовит завтрак, Бакугоу включает мультики, чтобы хоть как-то заставить своего сына задержаться на месте больше чем на одну минуту.

— Вкусно пахнет! Это блинчики, да? Блинчики? — он носится из стороны в сторону, то и дело норовясь врезаться во что-нибудь.

— Блинчики, блинчики, — кивает омега. — Наччан, садись за стол, уже почти готово.

Нацуки спешит, старается запихнуть в рот всё сразу и залить это чаем, чтобы поскорее проглотить. Смотря на него, Кацуки только поражается, как в него влезает столько еды всего лишь за две минуты, и откусывает очередной кусочек блина.

— А мы пойдём гулять? Пойдём же? Да? Да?

— Пойдём.

— А папа пойдёт?

— Пойду, — Бакугоу залпом допивает кофе и встаёт, чтобы помыть посуду.

— Каччан, давай я?

— Нет, лучше с ним разберись, пока он не разнёс полквартиры от нечего делать, — он целенаправленно смотрит на их многострадальный диван, весь изрисованный машинками, паровозиками и корабликами.

Нацуки от нетерпения уже обежал три раза вокруг кресла, залез на диван и поболтал ногами, слез и побежал дальше.

Изуку даже не успел понять, куда тот делся за такой короткий срок.

— Папа, папа, а ты меня на спине покатаешь? — мальчик встал перед присевшим, чтобы завязать шнурки, Бакугоу.

Тот хмуро на него посмотрел, и так ведь постоянно его катает, такими темпами он и на своих двоих разучится ходить. Кацуки уже хочет сказать «Нет», когда Нацуки, хитро прищурившись, продолжает:

— А иначе я папочке рассказу, что ты мне даёшь конфеты и говоришь мне ему не рассказывать, — и ему совсем нет дела, что всё это время Изуку стоит за спиной у Кацуки с рюкзаком в руках.

— Хорошо, шантажист мелкий… — шипит он сквозь зубы. — Это в последний раз.

Нацуки загибает палец на левой руке: это девятый раз. Если Мидорией он может манипулировать, лишь состроив милейшую мордашку, то с Кацуки срабатывает только шантаж.

Он вертит головой из стороны в сторону, и Бакугоу кажется, что такими темпами она у Нацуки отвалится. Но даже на замечание отца он только улыбается и говорит, что тогда папа обязательно прикрутит её на место, а то папочка будет плакать без Нацуки. А папа ведь не хочет, чтобы папочка плакал. Ведь так?

Кацуки только просит его держаться крепче, а то тот рискует ещё и упасть. Мимо проходящие люди умиляются тому, как Нацуки вцепился в шею Кацуки, широко улыбаясь.

Изуку идёт рядом, держась с Кацуки за руки. Его действительно умиляет вся эта картина, особенно с его ракурса. Всё-таки Бакугоу тоже балует Нацуки, как бы тот ни хотел этого признавать. Даже от корпоративов он отказывается, чтобы прийти домой и поиграть с сыном в машинки или же порисовать. Главное — не напоминать ему про диван…

Мидория улыбается и устремляет взгляд вперёд. И словно ток простреливает вдоль позвоночника, заставляя замереть на месте и поражённо глядеть перед собой.

Впереди, всего лишь в метре или чуть больше от него, стоит знакомая, но уже давно позабытая фигура, что иногда всплывала в его памяти, заставляя задаваться вопросом: «Как он там?»

Тодороки совсем не изменился. Всё та же идеально ровная спина, безэмоциональное выражение лица, и только разноцветные глаза выдают его смятение.

Вот к этой встрече Изуку готов уж точно не был…

Шото осматривает его с головы до ног. Мидория чувствует, как Кацуки сильнее сжимает его руку. Он старается погладить его ладонь, чтобы успокоить. В Бакугоу всегда говорили собственнические инстинкты, так что Изуку постоянно носил одежду с неглубоким вырезом, демонстрируя метку. Разумеется, её трудно не заметить.

Тодороки подходит к ним ближе и приветливо улыбается Изуку.

— Давно не виделись, Мидория-сан. Вижу, у Вас всё хорошо.

— Да. А Вы, Тодороки-сан? Как Ваше обучение?

— Как видите, подошло к концу. Я недавно заходил в цветочный магазин, но Вас там не было, а ответить на мои вопросы никто не смог.

— Я уволился оттуда уже давно. Сейчас временно не работаю.

Альфа переводит взгляд на Нацуки, который вцепился Кацуки в голову, угрожающе хмурясь.

— Действительно… — будто бы сам себе говорит Шото. — Но вижу, у Вас всё хорошо.

— Да, я очень счастлив.

— Я рад это слышать, — он поворачивается к Кацуки и подходит уже к нему, протягивая руку.

Бакугоу пожимает её, другой продолжая придерживать за ногу разошедшегося не на шутку Нацуки, что уже едва ли не скалился на него.

— Тодороки Шото.

— Бакугоу Кацуки.

Только и произносят они друг другу. Тодороки снова смотрит на Нацуки и протягивает руку и ему, мальчик с готовностью хватает её, сжимая посильнее маленькой детской ладошкой.

— Тодороки Шото, — повторяет он.

— Бакугоу Нацуки.

Они не говорят друг другу никаких любезностей. Шото лишь прощается с ними, оставляя Изуку бумажку с его номером телефона, всё-таки они давно не виделись и было бы здорово пообщаться, но чуть позже. Не будет же Тодороки отрывать Мидорию от семьи.

Стоит его фигуре затеряться в толпе людей, как Нацуки просит отца опустить его на землю. Он хватает их за руки и тащит в сторону детской площадки.

Народу ещё не так много, но хватает, чтобы начать какую-нибудь игру. Только Нацуки никуда не бежит, как это бывает обычно. Он забирается на скамейку, усаживаясь между ними.

— Я с вами посижу.

Кацуки ничего не говорит, только треплет его по голове, как обычно: то ли успокаивающе, то ли поощряюще.

Нацуки не говорит ни слова, что удивляет. Обычно он, наоборот, никак не может перекрыть словесный поток. Он не болтает ногами, просто прижался головой к Изуку да так и сидит, рукой сжимая шорты отца.

Солнце начинает печь сильнее. Летние каникулы скоро подойдут к концу, и Нацуки снова пойдёт в детский сад. Это будет его последний год, а потом школа. Как же быстро пролетело время!

— Смотри, там Хикару-кун идёт, не хочешь с ним поиграть?

Нацуки хочет. Очень хочет. Но оставлять своих родителей он не хочет гораздо сильнее.

— Беги давай, — Кацуки снова ерошит его волосы. — Мы будем здесь.

Только Бакугоу мог так влиять на Нацуки. Как бы мальчик ни капризничал, отцу он не перечил. Просто верил ему. Знал, что он не обманет его. Сказал – сделает.

— Хорошо! — он слезает со скамейки и срывается с места, громко крича: «Привет, Хикару!»

Они носятся по всей площадке, поднимая пыль. Похоже, сейчас они пересекают пустыню Сахару. Нацуки только что забрал у них бутылку воды, сказав, что она нужна, чтобы дотерпеть до оазиса.