О тайне величавой нам не скажет,

Что лучшие из снов у ней на страже»*.

— Деку.

— М?

— Как ты смотришь на то, что к нам кое-кто зайдёт?

— Монома-сан и Шинсо-сан?

— Нет.

— Киришима-сан?

— Нет.

— А кто? — Изуку откладывает книгу в сторону и продолжает заинтересованно: — И зачем?

— Иида.

— Иида-сан?

— Он будет не один, — Кацуки смотрит на него, словно стараясь прочитать по его лицу мысли, но, похоже, у него ничего не получается, однако от этого он ни капли не раздосадован и не расстроен.

— Хорошо.

— Значит, ты не против?

— А почему я должен быть против? — ему хочется добавить: «Обычно ты моего мнения не спрашиваешь, а тут…»

Но озвучить это вслух не решается.

Бакугоу только отводит взгляд в сторону, но так ничего и не отвечает.

Изуку медленно садится в кровати, морщась. Кожа живота ходит волнами и буграми. Он, конечно, знал, что ребёнок будет толкаться, но не знал, что так болезненно.

Омега делает глубокий вдох, а малыш бьёт ногой точно под рёбра, так что весь воздух со свистом вырывается из него. Парень гладит себя по животу, старается успокоить разбушевавшегося ребёнка, но тот, похоже, воспринял его поглаживания немного иначе и с ещё большим энтузиазмом принялся забивать голы во все стороны. Он осторожно выпутывается из одеяла, ощущая, как в комнате холодно. Вылезать из кровати уже и не хочется, но, может, если он немного походит, малыш утихомирится. Стоит попробовать.

Он находит на диване сложенный плед и заворачивается в него, присаживаясь в кресло, чтобы отдохнуть после нескольких минут ходьбы. Ему ужасно хочется спать, но малыш явно его мнения не разделяет. Мидория немного задремал, автоматически продолжая поглаживать себя по животу. Но в комнате неожиданно становится светло, омеге захотелось подскочить на месте, однако, чтобы встать, понадобилось больше времени.

— Ты чего не спишь? — заспанное, со следом от подушки лицо Кацуки кажется ему очень забавным.

Альфа подходит к нему, уже так привычно нависая сверху.

— Ничего. Просто малыш проснулся и захотел поиграть.

Бакугоу смотрит на него мутным взглядом ещё минуту, словно вспоминая, какой «малыш», где он «проснулся» и как вообще «захотел поиграть». Но тут же ребёнок сильно пинается, да так, что Изуку вздрагивает, сдавленно «ойкая».

— Пойдём спать, — он пытается стянуть плед, в который завернулся омега, но тот хватает его за руку, немного отстраняя.

— Я ещё немного посижу, а ты иди. Завтра рано вставать, — но Изуку словно забыл, с кем разговаривает.

— Деку, — каким-то механическим голосом вдруг произносит он. — В кровать, Деку.

Лампочка как-то пугающе мерцает, силуэт Бакугоу расплывается чёрной тенью со странными бликами, что тянутся к нему, завиваясь в разные стороны. Алые глаза, горящие в темноте. По телу пробегает нервная дрожь. А на него надвигается эта неизбежная тень, всю комнату заливает чёрная краска. Изуку кажется, что он вот-вот захлебнётся в этой черни.

И как же странно просыпаться в кровати оттого, что ты запутался в одеяле. Кацуки лежит напротив, подложив руку под подушку. Мидория видит, как вздымается его грудь и дрожат во сне веки.

Изуку, подчиняясь странному порыву, перебирается к нему под бок, прижимается носом к шее, вдыхая горьковатый аромат полыни. Он берёт ладонь альфы и кладёт себе на живот, чувствуя, как в груди становится тепло. Да, именно этого ему не хватало. Бакугоу сжимает руки сильнее, заставляя сдавленно вдохнуть. Всё-таки даже когда он спит, его хватка просто нечто.

— Бакугоу-кун.

Он даже не сразу догадывается, что обращаются к нему. Сколько бы времени ни прошло, к тому, что он «Бакугоу», Изуку не привыкнет, похоже, никогда.

— Да? — омега оборачивается к своему начальнику, который стоит позади него и улыбается мягкой отеческой улыбкой.

— Мы хотим сегодня все вместе посидеть вечерком, расслабиться, так сказать, после тяжёлого рабочего дня. Не хочешь присоединиться?

Парень несколько раз моргает, глупо смотря на него. Неужели его только что пригласили посидеть в компании? Не может быть! Но мужчина терпеливо ожидает его ответа, и Изуку уже готов согласиться, когда взгляд невольно падает на часы, висящие на стене. Уже почти половина седьмого. Если он останется хотя бы минут на пятнадцать-двадцать, домой придёт только около половины восьмого или к восьми. А ему ещё ужин надо подготовить и бельё постирать.

— Большое спасибо за приглашение! Но мне, к сожалению, нужно домой. Извините.

Парочка официантов неподалёку облегчённо вздыхают, да, он не отрицает, что его здесь недолюбливают. Его вообще везде недолюбливают. Может, аура у него какая-то неправильная? Кто бы знал, в чём причина.

— О, ничего страшного. В следующий раз точно получится, — альфа ободряюще, совсем невесомо похлопывает его по плечу и улыбается.

Но Изуку догадывается, что следующего раза просто не будет.

Мидория взволнованно поглядывает на Кацуки, что сидит в кресле не двигаясь уже около часа. Он ничего не говорит, просто смотрит себе куда-то в ноги, сцепив пальцы в замок, напряжённо хмурясь.

От альфы пахнет множествами запахов, всё вперемешку: альфы, омеги, женские духи, алкоголь.

Альфа отказался ужинать, только залпом опрокинул в себя стакан воды. Бакугоу выглядел таким уставшим и измученным, не таким, как обычно. Не было синяков под глазами, не было постоянных звонков то одному, то другому. Были только подавляющая тишина и лихорадочный блеск красных глаз.

— Может, чаю? — Изуку не дожидается его ответа, уже идя к чайнику, чтобы налить в него воды.

— Деку… — окликает его Кацуки, когда парень вслушивается в размеренное бульканье пузырьков кипящей воды.

— Да?

— О чём ты сейчас думаешь?

Изуку оборачивается к нему лицом. Он всё так же сидит на месте, даже не смотря в его сторону. Что же нужно ответить? Ведь сейчас в голове нет ничего, кроме булькающих звуков, разбивающих эту напряжённую атмосферу.

— Я думаю о том, что Каччану нужно лечь спать пораньше. Ты выглядишь уставшим.

— Я не устал, — протестует альфа, пристально рассматривая свои руки. — Я… Нет, неважно. Ты прав. Надо лечь пораньше.

Кацуки выходит из комнаты, и до Мидории доносятся только звуки льющейся воды.

— Каччан. Каччан. Каччан, — Мидория старательно трясёт спящего альфу за плечо, заставляя его проснуться, подорвавшись на кровати.

Бакугоу осматривается по сторонам полоумным взглядом, но в тёмной комнате мало что удаётся различить. Он тянется к ночнику и щёлкает выключателем. Мягкий свет заливает комнату.

— Ты чего? — его хриплый голос отдаётся вибрацией где-то в груди Изуку, будто это он хрипит, а не Кацуки.

— Нам надо поговорить.

Парень обескураженно тянется к телефону, смотря время. 04:32. Самое то для разговоров. Но Кацуки не злится, не кричит, даже не пыхтит возмущённо.

— Ну, и о чём нам надо поговорить?

Изуку смотрит на него снизу вверх.

— …Не знаю…

Омега тяжело вздыхает.

— Прости. Зря тебя разбудил. Спи.

— А где гарантия, что тебе через два часа снова не приспичит поговорить? — ответа не последовало.

Изуку хочется поговорить хоть с кем-то. Поделиться своими переживаниями, своим одиночеством. Хоть с кем-то. Но стоит открыть рот, как в голове что-то щёлкает, словно загорается предупреждающий огонёк, который спешит напомнить ему, кто именно лежит рядом с ним.

Да, Кацуки изменился. Очень сильно изменился. И Мидории очень сильно хочется в это верить. Однако его инстинкты продолжают стоять на своём, раз за разом воспроизводя прошлое в кошмарах, что терзают сознание каждую ночь.

— Деку… о чём ты сейчас думаешь? — Изуку не знает, почему Бакугоу задаёт именно этот вопрос.

— Я не знаю. В голове такая каша, что дурно.

Он прикрывает глаза, ощущая, как жалко это, должно быть, выглядит. А открыв, видит протянутую к нему руку, пальцы альфы касаются щеки, легонечко поглаживая. Кацуки рисует созвездия по точкам веснушек. Ладонь скользит по всему лицу, уходя в волосы, зарываясь в них пальцами. И почему-то парень не может отвести взгляда от красных горящих глаз прямо напротив него.