Свет от фонаря с улицы отразился в красных глазах перламутровым переливом. Альфа притянул его ближе, кратко целуя в нос.

— Спокойной ночи, Деку.

— Спокойной ночи, Каччан…

Откровенно говоря, Изуку очень скучает по своей работе в цветочном магазине. Ему так не хватает свежего цветочного аромата по утрам, когда он встаёт к раковине утром. Нет, на самом деле, это кафе пускай и не особо популярное, но вполне приличное. Клиентов тоже много, а грязной посуды ещё больше…

Начальник Мидории особенно нравится. Немного полный мужчина-альфа, добряк и шутник. Хотя иногда он тоже может сделать выговор, но это по большей части более молодые сотрудники, официанты. К нему начальник относится с какой-то отеческой заботой, а как живот стал заметен, так и вовсе постоянно приходит проверяет, как у него дела, спрашивает, в порядке ли всё, не нужен ли ему перерыв. Даже если это только из-за ответственности, что ляжет на его плечи, в случае случись что с омегой, но всё равно приятно, что кто-то заботится о тебе.

Он останавливается напротив книжного магазина, на витрине наклеен цветастый постер о распродаже. Изуку взглянул на большой циферблат часов на столбе и кивнул самому себе — время ещё есть, так почему бы не зайти и посмотреть, что там интересного есть.

И лучше бы он этого не делал. Глаза разбегались между стеллажами, полными книг. Детективы были с хорошей скидкой. Мидория уже потянулся к одной, как решил заглянуть в кошелёк. Деньги были, но не слишком много, чтобы шиковать. Да и когда ему читать, если работа дома и вне дома занимает почти всё свободное время.

Просмотрев ещё парочку полок, омега шагнул к выходу и остолбенел, глядя в прозрачные двери. На улице сплошной стеной шёл дождь. Ливень. Ветер качал одинокие деревья, заставляя их едва не приклоняться к земле.

Действительно, сегодня же обещали штормовое предупреждение, но в ночь, а не вечер. Изуку осмотрелся по сторонам в поисках какой-нибудь палатки с одноразовыми зонтиками, и, как назло, ни одной такой не наблюдалось.

«Придётся ждать, пока закончится».

Вдалеке на небе полыхнула одинокая молния, а следом раздался раскат грома.

«Ну или хотя бы немного ослабнет дождик…»

Вот только ни через тридцать минут, ни через сорок он так и не стихает. Наоборот, кажется, ещё сильнее поливает улицы, словно из ведра. Шум ветра настолько сильный, что Мидория даже не сразу замечает: у него звонит телефон.

— Каччан?

— «Деку, ты где?»

— Я попал под дождь, а зонтик забыл. Сейчас стою в книжном на ******** улице. Там в холодильнике, на третьей полке, лапша с овощами, если хочешь, можешь перекусить. Я приду и сразу приготовлю ужин.

— «Жди».

И, как всегда, сбросил вызов.

А через десять минут двери открылись, впуская Бакугоу.

— И чем ты думал, когда уходил без зонта?

— Ну… я… з-забыл…

— Забыл он, — Кацуки огляделся по сторонам. — Сюда-то тебя за каким хреном принесло?

— А… Там написано было, что распродажа, мне просто стало интересно… Я только одним глазком взглянуть.

Изуку пристыженно потупил взгляд. Он ведь правда хотел только посмотреть, а тут начался дождь. Но даже так его изнутри покалывало чувство вины, альфа и так устаёт на работе, а тут ещё и он со своими глупыми прихотями.

— П-прости. Д-давай п-п-пой-йдём домой и…

— Пойдём посмотрим, что у них там есть.

Бакугоу схватил его за руку, ведя за собой.

Как итог, они набрали целую стопку книг, и, как бы Мидория ни пытался отговорить альфу, его никто не слушал.

Уже дома, после ужина, Кацуки вручил ему одну и попросил почитать. Альфа расположился на диване, а Изуку в кресле.

Бакугоу расслабленно слушал его тихий, успокаивающий голос, закинув руки за голову, прикрыв глаза. Сейчас его мало волновало то, что завтра его опять ждут нескончаемый поток макулатуры, визги Миюки, истеричный смех Мономы, едва не спящий за своим столом в очередных папках Киришима и только более-менее дееспособный Шинсо. Как же это выматывает.

Всё чаще Изуку стал замечать, что Кацуки задерживается на работе. А в один момент почувствовал на нём омежий запах. Его передёрнуло. Бакугоу вопросительно посмотрел на него, но что он мог сказать ему?

С каждым днём Мидория всё яснее чувствует на себе странные взгляды, почему-то, кажется, недовольные. Но тогда как ему нужно вести себя? Что нужно делать? Что вообще происходит?

— «Долины эти подобны крошечным заводам, то есть заводям у берегов бурных ручьёв, заводям, где можно в-в-видеть, как соломинка или пузырёк воздуха стоят себе мирно на якере… якоре или медленно кружатся в игрушечной бух… бухточке, не задеваемые порывом проносящегося мимо ветра… течения», — он сбивался, не мог прочесть слово, непроизвольно меняя его на другое, под конец и вовсе стараясь читать едва ли не шёпотом.

Бакугоу хмуро глядел на него из-под слегка приоткрытых тёмных ресниц.

— Что с тобой? — спросил он наконец.

— П-прости. Я… сейчас… Всё нормально.

Но Кацуки его уже и не слушал, поднялся, нависнув над ним тёмной тенью, и своей ледяной рукой прикоснулся к его лбу.

— …Ложись, — омегу потянули за руку и уложили на диван, перед этим взбив подушку, — я почитаю. «И хотя с тех пор, как я бродил среди дремотных теней Сонной Лощины, миновало немало лет, я всё ещё спрашиваю себя, не произрастают ли в её богоспасаемом лоне всё те же деревья и те же семьи?»*

И этот запах с каждым днём становился сильнее, едва не сводя его с ума.

— «Я сегодня не приду. Так что ложись спать».

Сердце Изуку замерло на мгновение и болезненно ухнуло вниз.

— А. А. Х-х-хорошо, — кое-как пролепетал он, дрожащими пальцами нажимая на отбой.

Парень присел на край кровати, смотря куда-то вниз, но при этом не видя ничего. В голове пусто, а в ушах непонятный, тихий, но очень раздражающий звон. Он накрывается одеялом, пряча лицо в подушке. Свет с улицы пробивается сквозь не до конца прикрытые шторы, оставляя щель света на полу, что тянется к нему, но так и не достаёт. В полнейшей тишине тёмной комнаты раздаётся первый всхлип.

Мидория не знает почему. Просто отчего-то слишком больно. Настолько, что хочется закричать во всё горло. Даже прекрасно понимая, что он не имеет права на это, он всё равно плачет. С каких пор его это волнует?

Кацуки волен делать, что хочет. Он и так вкалывает на работе до позднего вечера. Это ему хорошо, живёт за чужой счёт… А если так подумать, зачем Бакугоу взял его в мужья? «Из-за ребёнка». А если бы ребёнка не было? «Каччан был бы свободен от этого».

Всё это из-за Изуку. Он насильно привязал его к себе. Альфа ведь не знал, что он забеременеет, да Мидория и сам не знал этого, не верил, а случилось чудо. Кацуки даже ответственность за это взял, дал свою фамилию, не заставил делать аборт. Одно это уже делает его обязанным по гроб.

Нет ничего страшного в этих изменах. Он и так уже испоганил всё, что можно, пускай хотя бы это оставит Бакугоу. Может, он найдёт себе хорошую омегу. Если бы он мог, то избавился бы от метки и освободил альфу от этого бремени. Но, к сожалению, метку не свести — это шрам, связывающий по рукам и ногам, привязывающий к одному единственному человеку.

И когда он успел разреветься в голос?

На часах уже полпервого ночи, а он всё никак не может успокоиться. Слегка подташнивает. Но, как бы Изуку ни пытался себя успокоить, — ничего не выходило. Голова уже раскалывалась, лицо горело от частого утирания слёз. С чего всё это? Ведь, когда Кацуки сказал ему про измены, такого не было. Да, было немного обидно, но тогда не было ничего их связывающего. А теперь, когда он знает об этом, ему так плохо. Почему только сейчас…

Мидория даже не сразу замечает, что в комнате уже не один. Только когда напротив его лица кто-то присаживается на корточки, омега приоткрывает наполненные слезами глаза, чтобы посмотреть, кто это, но ничего толком и не видно.