Кровать кажется ледяной, ветер из открытых окон обжигает опухшее лицо. Остановиться омега не в силах. Внутри так больно, уже даже не от расставания с Котой, а от всего. Да, многое в его жизни поменялось к лучшему, но это не исправит его самого. «Бракованный», если бы он жил с обычным альфой, его бы давно уже бросили. Порадоваться, что ли, что Бакугоу не такой?.. Почему-то снова вспомнился Тодороки. Принял бы он его таким, какой он есть, — жалким, безработным, зашуганным, забитым, бесплодным?..

Что было бы с ним, согласись Изуку на предложение альфы? Смог бы он стать счастливым с ним? Смог бы он сделать счастливым ЕГО?

Мидория прикрывает глаза и качает головой. Конечно же, нет… Он ничего бы не смог дать взамен на чью-либо любовь. Всё, что остаётся, — жить дальше так, как сейчас. Никак по-другому. Просто плыть по течению. Ждать, когда Кацуки наиграется в доброго альфу и всё вернётся на круги своя. Ждать, когда тело вновь покроют разноцветные синяки. Ждать боли. Ждать…

К горлу подкатывает ком, парень вскакивает с кровати и уносится в ванную, где снова смотрит, как вода утекает в сток, унося с собой эту обжигающую душу горечь.

Комментарий к 6. Мечты имеют свойства сбываться, пускай и только фиктивно *Маркус Зусак – “Книжный Вор”

====== 7. Позволь же мне ощутить это безграничное счастье ======

Дни в одиночестве тянутся мучительно медленно. Готовить для себя самого нет смысла. Небольшое количество крекеров, чтобы поддерживать в себе жизнь, хватает. Ночами он с головой заворачивается в одеяло и смотрит, как ветер колышет шторы. Снотворное закончилось, да и пить его Изуку уже не мог: стоило принять хотя бы одну таблетку, как он тут же бежал в сторону ванной. Он всё никак не мог понять, где умудрился подхватить ротавирусную инфекцию, но больше всего его пугало то, что всё это время рядом с ним находился Кота. Вдруг мальчик подхватил эту дрянь от него? Но Шино не звонила и не ругалась с ним, так что он думает, что с Изуми всё хорошо.

Весь уставший, Изуку встаёт и бредёт на работу. Там на него смотрят настороженно. Только все молчат, и омега тоже молчит. Да и что он им может сказать, когда сам не знает, что с ним происходит.

Единственное, что становится отрадой, — полный счастья материнский голос. Она с таким обожанием рассказывает о своём новом знакомом, что против воли на губах расцветает улыбка, вымученная, немного обиженная, но самая искренняя. Мидория самую малость завидует маме, ведь у неё наконец-то всё налаживается, так что он умалчивает о своём здоровье, и просто весело смеётся, и говорит, как рад за неё.

Сообщений от Кацуки всё так же нет.

Находиться дома одному просто невыносимо, поэтому он всё чаще гуляет на улице. В выходные он уходит в парк и не возвращается до позднего вечера. Читать книги на лавочке, под кронами большого дуба, — самое любимое его занятие, кроме уборки и готовки.

В эти моменты все его страхи уходят на второй план. Изуку чувствует себя свободным. Временами ему кажется, что командировка Кацуки — это лучшее, что случалось с ним за последние годы. Хотя…

Лучшее происходит уже достаточно долго. Его не оскорбляют, не бьют. Можно даже сказать, что в какой-то мере заботятся. Мидория радуется этому, но где-то глубоко внутри него ворочается маленький комок, что всё ещё ждёт подвоха от всего этого.

Утро субботы встречает его ярким светом из окна — видимо, он забыл закрыть на ночь шторы. Вылезать из-под одеяла совершенно не хотелось. В его голове даже промелькнула мысль, чтобы остаться в кровати. Поспать подольше. Но, как только Изуку улёгся поудобнее, сон уже как рукой сняло. Даже немного обидно стало.

Готовить полноценный завтрак не стал, ему вполне хватило одного жареного тоста с маслом. Да-а, видел бы его сейчас Кацуки…

«Нет, так не пойдёт! Я совсем обленился! Так нельзя!»

Гулять парень не пошёл, вместо этого он провёл генеральную уборку, постирал бельё, развесив его в пустующей комнате, где стояла раскладная сушилка для белья (балкона у них не было).

С наступлением вечера, переборов себя, Мидория даже приготовил ужин, но так сильно увлёкся, что маленько переборщил. Правда, так и не понял, с чем именно: энтузиазмом или ингредиентами.

Время близилось к восьми, а ему снова стало так скверно. Заняться было больше нечем. Омега схватил очередную книгу и собирался поудобнее устроиться за кухонным столом. Но со стороны улицы послышались громкие крики.

Изуку замер, прислушиваясь. А вдруг там кто-то дерётся? Тогда нужно вызвать полицию и как можно скорее, пока никто не пострадал! Но он в квартире один… Парень покачал головой и осторожно попытался посмотреть в окно, только ничего видно уже не было, а крики постепенно затихали. Омега даже не сразу понял, что задержал дыхание, но теперь облегчённо выдохнул.

А потом крики послышались около входной двери. Мидория выглянул в коридор. Его сердце приглушённо забилось, с каждым щелчком замка всё быстрее и быстрее.

— Пошёл в жопу, я сказал!

— Ну-у, Бакугоу-сан, чего тебе стоит?!

— Ты глухой или тупой?!

— Какой ты бесчувственный.

Кацуки попытался закрыть входную дверь, но Монома так навалился, что они едва её не сломали.

— Мидория-сан! Мидория-сан, пожалуйста, накорми голодающий офисный планктон! Молю тебя, мы вот-вот умрём с голоду!

— Единственный, кто здесь умирает, — это ты!

— Ну, пожалуйста!

— А. Е-если вы хотите, я как раз приготовил ужин, — Изуку смотрел в пол, боясь поднять взгляд.

Он чувствовал — альфа недоволен.

Услышав про еду, Монома заулыбался как Чеширский кот и крикнул куда-то себе за спину:

— Народ, переговоры прошли успешно! Я же говорил, мне нужно было идти на дипломата!

В прихожую тут же завалились все остальные: Шинсо, парень в очках, которого Мидория видел раньше, и уставший на вид мужчина.

Они все быстро разулись и прошли дальше, по дороге прокричав: «Извините за вторжение!»

— Деку, — позвали его.

Изуку замер на месте. Что сказать, он не знал, ведь получается, что он, пусть и косвенно, но ослушался своего альфу, так? И что теперь делать?

— А… Я… Н-ну… — за спиной послышались шаги, Бакугоу стоял уже впритык, прижимаясь к нему своим горячим, как и всегда, телом, оплетая руками талию, притягивая к себе, а носом утыкаясь в макушку омеги.

— Я наконец-то дома.

Все мысли смешались в кашу. Что он должен сказать на это? Нет, конечно, он понимал, но какова вероятность, что его ответ будет верным?

— С в-возв-вращением… — кое-как пролепетал он, кладя дрожащую руку поверх ладони альфы.

Шуршащий звук, и перед ним вдруг появляется огромный, яркий, красивый подсолнух, а стоит присмотреться — видна ещё парочка точно таких же. Парень смотрит на них, затаив дыхание, не решаясь протянуть руки и потрогать их солнечные лепестки.

— Это тебе… — омега чувствует, что дрожит сильнее, но не от страха — от восторга.

Эти цветы просто потрясающие…

— Они потрясающие… — восхищённо выдыхает он. — С-спасибо большое…

Его целуют в щёку, а он протягивает руки вперёд, принимая импровизированный букет. Их объятья прерывает всё тот же Монома, которому всё не терпится подкрепиться после долгой дороги.

Мисо-суп разливается по тарелкам, подаётся тонкацу*, рис. Едой пахнет так сильно, что все присутствующие сглатывают от предвкушения. Накрыв на стол, Мидория удаляется в спальню, но назад так и не возвращается, заставляя всех чувствовать себя немного неудобно. Едят кто где да как: кому-то повезло, и он урвал место за столом, кто-то ест стоя, а кто-то — и вовсе сидя на полу. Кресло, как всегда, занимает Бакугоу, изредка бросая взгляды на дверной проём в ожидании. Но ничего так и не происходит, поэтому он сам идёт куда-то. Уже через пять минут альфа возвращается, но не один.

Стоит всем доесть и поблагодарить за сытный ужин, как парень в очках выкрикивает:

— Позвольте Вам помочь! — Изуку вздрагивает, но не так, как обычно, любой громкий неожиданный звук для него — предвестник боли и страха.