— Что угодно, только не карате.
— О! То есть ты не против вступить в какой-нибудь спортивный клуб?
— Мне оно надо? Я просто высказал своё мнение, что считаю карате плохой идеей. Хотя тебе бы это очень подошло.
Нацуки с сюрпом допил сок, смял упаковку и, закрыв ланч-бокс, осторожно обошёл Могами и зашагал назад в класс. Но его неожиданно окликнули.
— Эй, Бакугоу, а ты ведь не такая уж и скотина, какой хочешь казаться, да?
— С чего ты взял?
— Не знаю, просто мне кажется.
— Вот и ключевое слово «кажется»…
Бакугоу прибавил шаг, пока наконец не пришёл в класс, где, как всегда, все что-то обсуждали, но его обходили стороной. Хорошо, что не шептались за спиной. Иначе он чувствовал себя ещё и прокажённым. Да, никто и не отрицает, что это он виноват, что все так к нему относятся. Сам виноват. Но и вылезти из этой ямы он пока не может. Его бросает от одного к другому: то хочу общения, то не хочу никого видеть. Но Нацуки утешает себя тем, что этим страдают все, а не он один такой идиот.
— Как прошло собрание?
Стоило только Кацуки перешагнуть порог и закрыть за собой дверь, как Нацуки набросился на него с расспросами.
Отец отбивался от него как мог, но альфа слишком прилипчив, чтобы так просто отмахнуться от него.
— Да ничего там не было! Простое собрание! Опять обдираловка!
— А. Ну ладно.
Нацуки, видя, как отец пышет гневом, решил по-быстрому свалить оттуда. Но Бакугоу-старший уже не обращал на него внимания, потому что Сацуки протягивала ему точно такой же листок, как несколько дней назад он сам.
— Да вы издеваетесь!
На его громкий крик из спальни выглянул сонный Изуку. Он только недавно пошёл прилечь и, похоже, задремал.
— Что-то случилось? Ты сегодня позже обычного.
— Да ничего! Просто у них собрания в школе друг за другом. Только я оттуда вернулся, как сразу же узнаю, что и у неё такая же фигня намечается через неделю.
Омега осторожно забирает листок из его рук и только потом спрашивает:
— Может, мне сходить?
— Нет!
— Папа, ты должен отдыхать! И так весь дом на тебе, так что отец сам справится, верно? — Сацуки полными ужаса глазами смотрит на Кацуки, просто умоляя хотя бы кивнуть.
— Ага, — он кладёт ладонь ей на голову и чуть поглаживает, успокаивая. — Чуть не забыл.
Бакугоу на секунду замирает, чтобы чуть-чуть успокоить разошедшиеся нервишки, и идёт к Нацуки, который снова засел за учёбу.
— Ты бы хоть перерывы делал, — говорит он, заходя в комнату, плотно закрывая за собой дверь.
— Зачем? — он оборачивается к нему, но карандаша так и не откладывает, в своей голове продолжая прокручивать разные варианты решения.
Нацуки уже давно научился делать несколько дел одновременно, при этом не выпадая из реальности. Хотя иногда он сдавался и позволял лени завладеть собой.
— И как твой мозг только не закипает от всего этого…
Кацуки присел на край кровати, ослабляя узел галстука.
— Китами-сенсей сказала, что ты занял первое место на олимпиаде по японскому. Поздравляю.
— Спасибо.
— А вот директор верещал о том, что родители должны быть строже к своим детям и не ослаблять контроля над ними. Про тебя тоже говорил. Ставил в пример. Правда, не совсем положительный.
— Да, наверное, он, как я выпущусь, на радостях загуляет на несколько дней, — он усмехнулся и тут же поджал губы, чиркнув карандашом, — ответ снова не сходился.
Бакугоу поднялся и подошёл к нему ближе, опуская ладонь на его голову и ласково ероша волосы. Даже несмотря на то, что отец делает так не в первый раз, Нацуки до сих пор не знает, как на это нужно реагировать. От ощущения его пальцев по коже словно короткие разряды тока пробегают.
— Отдохни немного. Ты и так целыми днями сидишь здесь и занимаешься. Сходи, что ли, погуляй. Развейся.
Нацуки даже не смотрит на него, только таращится на строчку с уравнением, как будто от его решения зависит его жизнь.
— Мне не с кем гулять. Лучше здесь.
— Ты сам себя изолируешь от общества. Так делать нельзя. Не заставляй меня выносить тебе мозги, — его ладонь переместилась на плечо, не сжимая, а просто придерживая совсем невесомо.
— Говорю же: мне не с кем гулять. В школе… ты и сам знаешь: там все меня шарахаются. Так что даже если я и хочу познакомиться хоть с кем-то, то стоит только моей физиономии промелькнуть где-нибудь поблизости с толпой, как все тут же исчезают. Я как оружие массового поражения.
— Единственное, что ты массового поражаешь, — мой желудок своей готовкой и семейный бюджет своими спаррингами.
Альфа снова чиркает карандашом, раздражённо отбрасывая его в сторону.
— Сдаюсь…
— Отдохни.
Но ему совсем не хочется отдыхать. Что-то внутри него просто кричит о чём-то, но о чём, парень не понимает. Наверное, ему нужно взять тайм-аут, чтобы привести мысли в порядок. Однако даже на это сил отчего-то уже не хватает. Всё это отчасти напоминает какое-то психическое истощение. К тому же… Он прекрасно осознаёт, что уже начал скатываться вниз по этой крутой лестнице.
— Отец, как думаешь, я… — Нацуки смотрит в книжку, но тут же качает головой. — Нет, забудь.
Кацуки наклоняется чуть вперёд, заглядывая в тетрадь. Он уверен, что нет нерешаемой задачи для его сына. Поэтому он хочет запечатлеть этот день в своей памяти.
Глаза его расширяются от удивления.
— Слушай. Серьёзно, сходи прогуляйся, —
говорит он немного удивлённо, с хрипотцой, присущей только ему.
Эта фраза, повторяющаяся раз за разом, нервирует настолько, что Нацуки не выдерживает и в сердцах выкрикивает:
— Да чего ты заладил как заведённый?! Сказал же — не хочу! — альфа пытается подняться с кресла, но теперь рука на его плече просто пригвоздила к месту.
— Я школу закончил хренову кучу лет назад. Но я до сих пор помню, что если перед скобкой стоит минус, то все знаки внутри скобки меняются на противоположные. Так объясни же мне, почему ты этого в упор не видишь?
Нацуки открывает и закрывает рот, огромными глазами смотря то на пример, то на отца, который, тяжело вздохнув, уже собирается уходить из комнаты.
— Спасибо… — шепчет он себе под нос, даже не зная, хочет он, чтобы отец это услышал или нет.
— Иди гулять! А то последние остатки разума потеряешь за зубрёжкой!
Он вышел за порог, прикрыв за собой дверь.
Может быть, минус на минус действительно способен дать плюс?..
Сказать честно, после ухода в декрет Миюки на работе стало немного скучно. Развлекали его теперь только Монома и Денки. Но всё равно Кацуки не жаловался, ему хватало и бумажной волокиты, что никогда не заканчивалась.
В тот вечер, перешагнув порог дома, он думал о том, что как-то в последнее время стало подозрительно тихо. Его не вызывали в школу уже… две недели и два дня. Бакугоу взволнованно почесал затылок. Что-то было не так…
Сацуки привычно расположилась на ковре, выводя линии по альбомному листу. Кацуки не стал её отвлекать и сразу пошёл к Нацуки. Ведь проще всегда решать проблему напрямую с «агрессором». Хотя так называть его было глупо, но да ладно.
Альфа сидел за столом, склонившись над ним и резво строча карандашом. Разумеется, он бубнил себе под нос. Да Кацуки бы больше удивился, если бы он сидел в тишине.
— Меня в школу не вызывали? — без приветствия сразу же спрашивает он.
Нацуки оборачивается на его голос, и веко Кацуки само собой дёргается несколько раз подряд. Видя ошарашенный взгляд отца, парень спешит его успокоить.
— Ты не поверишь!
— Я уже не верю, — пристально глядя на свежий синяк под глазом, говорит он.
— Я вступил в боксёрский клуб. Теперь я бью морды официально, потому что вслед за мной туда потянулись все остальные!
Но Кацуки всё равно легче не стало, потому что по виду можно было сказать, что скорее уж официально бьют его, а не он. Но, конечно же, больше его волновало именно: