— Боксёрский клуб? Спорт?
— Ну да.
— С чего это? — Бакугоу-старший чуть хмурился от света настольной лампы, так что Нацуки её выключил, вставая из-за стола, чтобы размять спину.
На вопрос же вместо ответа альфа только неопределённо пожал плечами.
Ну, если уж Нацуки хочет заниматься спортом, то почему бы и нет? Главное, чтобы ему нравилось и это не отражалось на успеваемости. Хотя он всё чаще думает, что, даже если бы Нацуки и не был таким зубрилой, как есть, Кацуки бы всё равно любил его и таким. М-да уж, он становится слишком сентиментальным.
«Это всё возраст сказывается…»
Наливая в чашку кипяток, Кацуки думает о том, что зря решил выпить кофе. Ему хочется чая. Но переделывать уже как-то лень. Поэтому он только хмурится от всего этого.
Сацуки проскальзывает в комнату незаметно. В руках у неё расчёска и разные резинки.
— Отец, заплети мне волосы, пожалуйста.
Бакугоу с готовностью отодвинул один стул, приглашающе кивнув. Девочка расплылась в довольной улыбке, падая на предложенное место.
— Что сегодня? — спрашивает он, медленно расчёсывая каждую прядь.
— Колосок. Два.
Есть несколько вещей, на которые способен Бакугоу Кацуки:
1. Он может заварить чай или кофе.
2. Он способен не потонуть в бумажной макулатуре.
3. Он мастерски умеет делать своей дочери причёски. Но только ей. Потому что это привилегия Сацуки.
— Что-то ты сегодня прям как на праздник…
— Просто настроение очень хорошее, — жмёт она плечами.
— Не дёргайся, а то криво получится.
Краем глаза альфа замечает, что уже пора вставать Нацуки, но того всё ещё нет. Это странно.
— А где наш зубрила?
— Я пыталась его разбудить, но он сказал, что поспит ещё немножечко.
— Опять вчера сидел до победного конца?
— Не-а, наоборот, даже рано лёг.
И это было странно. Хотя бы потому, что Нацуки мог сидеть за своими излюбленными книжками до победного конца, пока мозг не закипает от каждой буквы, глаза слезятся от усталости, слипаются, а руки начинают дрожать. Было уже такое. Даже в больницу попал засранец этот с переутомлением. Но и тогда без перерыва верещал о том, чтобы ему привезли что-нибудь для зубрёжки.
Изуку, ещё немного сонный, зашёл на кухню, потирая опухшие веки.
— Всем доброе утро.
— Доброе! — они отозвались одновременно, и Сацуки от этого улыбнулась ещё ласковее.
— А где Наччан? Уже пора вставать.
— Спит ещё. Не буди пока, — Кацуки сосредоточенно заплетал светлые волосы в «колосок», стараясь, чтобы пряди не выбивались.
— Надеюсь, он не заболел…
Но Бакугоу-старший думал совершенно иначе: ему, наоборот, казалось, что Нацуки нужно заболеть. Да так, чтобы он вообще не мог с постели встать. Это даст его организму, в особенности мозгу, наконец-то отдохнуть. Хотя бы немного.
Могами плюхнулся на скамейку, отчего та задрожала, грозясь развалиться в ту же секунду. Парень достал из спортивной сумки бутылку воды, отпивая сразу половину. Нацуки, что сидел рядом, тоже присосался к воде.
— Ты точно нормально себя чувствуешь? — как бы между делом спросил Могами.
Бакугоу кивнул, но по нему было видно, что это неправда, пускай он этого и не признал бы. Но воды альфа пил гораздо больше, чем обычно. А тренировка была не такая уж и утомительная.
— Слушай, может, пойдём домой вместе?
— Тебе же вроде в другую сторону? — заметив, что шнурок кроссовки вот-вот развяжется, Нацуки наклоняется, чтобы завязать его.
Могами наваливается на него сбоку, растягивая некоторые слова:
— Знаешь, ты иногда такой чёрствый…
— А это-то тут при чём?
— Вообще-то, когда кто-то предлагает кому-то идти домой вместе, — это значит, что он просто хочет пообщаться с ним наедине… — но Тора тут же замолчал, чтобы чуть тише добавить: — Это прозвучало как-то странно… Словно я тебя на свидание позвал… Но ладно, ты ведь мне не откажешь?
Нацуки сначала помолчал, прислушиваясь к собственному внутреннему крику, чтобы затем совершенно спокойно ответить: «Можно».
— Чудно! Кстати, мне кажется, или ты покраснел?
— Тебе кажется…
— Мне нравится имя «Тацуки», — Изуку погладил себя по животу, блаженно щурясь, пока Кацуки вытирал полотенцем его мокрые волосы.
— Тебе ещё не надоело?
— О чём ты? Это же так мило.
Альфа не решился говорить о том, что их понятия слова «мило» немного расходятся.
— «Каччан», «Наччан», «Саччан». Теперь ещё и «Таччан».
— Ага, — омега улыбнулся, перед тем как зарыться в одеяло едва ли не с головой.
— Может, выберем другое имя? В конце концов, можно «поиграть» и с твоим.
— А что с моим? Там вроде и так всё ясно.
— Я про то, что можно назвать её «Изуки» или «Изуми». Мне нравится «Изуми».
— «Её»? Думаешь, будет девочка? Мне кажется, что мальчик. По ощущениям…
— Можно и мальчика назвать «Изуми».
Изуку задумался, если ребёнок снова будет похож только на Кацуки, тот и вправду сделает себе харакири. Так может, стоит здесь уступить? Ну, по крайней мере, он подумает над этим. Хотя вариант «Изуми» ему тоже нравится. Он дёргается, вспомнив, о чём ещё хотел поговорить.
— Кстати, у Нацуки же всё хорошо в школе?
— Разумеется, — чуть напрягшись, отвечает ему Кацуки, укладываясь рядом.
— Ну ладно… Просто мне показалось, что он как-то странно себя ведёт…
А странности действительно были. Взять хотя бы, что после клуба Нацуки задерживался дольше обычного. Гораздо дольше. Из-за этого общение в кругу семьи заметно уменьшилось. И это заставляло беспокоиться, потому что Бакугоу понимал, что на Нацуки очень легко влиять посторонним. Если он опять попал в плохую компанию, будет ещё проблематичнее, чем тогда.
Дальше, Нацуки часто с кем-то переписывался в телефоне. При этом он мог ни с того ни с сего вскочить с места и начать расхаживать по комнате, чем обычно пугал Сацуки.
Но Кацуки очень надеялся, что это всё их общая паранойя, не более.
— Знаешь, Бакугоу, я понял, в чём твоя проблема.
— И в чём же?
— Просто ты — цундере.
С тихим грохотом челюсть Нацуки встретилась с полом, пока кровь приливала к лицу.
В безграничном пространстве, залитом чёрной краской, было тепло. Не холодно и не жарко, а именно тепло. Кацуки шёл медленно, но каждый раз оглядывался назад, потому что прекрасно знал, что, откуда ни возьмись, в любой момент могут вылететь две полоумные стрелы, снести его с ног, запрыгнуть на него и облизать всё лицо. Эту стадию он изучил вдоль и поперёк. И больше не хотел испытывать это на себе. Хоть пока что ему ни разу не удалось этого избежать.
Он усаживается посреди чёрной травы, рукой опираясь о землю для большей устойчивости. В последнее время Бакугоу чувствует себя уставшим гораздо в большей степени, чем раньше. Сказывается долгая работа без отпуска.
За спиной раздаётся шорох, но Кацуки не успевает даже вздрогнуть, как его уже придавливают к земле одной волчьей тушкой.
Светлый хвост радостно мельтешит в разные стороны, а сама волчица издаёт какие-то фырчащие звуки, показывающие уровень её счастья. И Кацуки даже рад, что на него запрыгнула именно она. Потому что волк Нацуки —
это огромная туша, от веса которой его кости начинают трещать.
Бакугоу гладит её по голове, и та сразу же слезает. Вот ещё один пункт, почему ему легче с ней, чем с Нацуки. Но звериные сущности всё равно отличаются от своих хозяев. Ну не стал бы сам Нацуки караулить его в темноте, чтобы сбить с ног, залезть как на гору, плюхнуться задом и сидеть на нём, демонстрируя, какой он молодец…
Показав два пальца, альфа чертит знак вопроса в воздухе. Волчица с грустным выражением лица бодает его мордочкой в бок. Значит, и здесь так же.
Сацуки села за стол, где уже ужинали Кацуки и Изуку. Нацуки ушёл к себе с едой. Она мотнула ногой и отпила из чашки чай.
