Кацуки приподнимается на кровати, зевая. Вот снова он проснулся посреди ночи. И вроде бы спать хочется, но мозг до конца так и не отключается. Может быть, переработал? В комнате тихо: только сопение Изуку, что завернулся в одеяло чуть ли не с головой. И как ему только не жарко?

Тихонько встав с кровати, Бакугоу выходит из комнаты на кухню. Но там уже горит свет.

— А ты-то чего не спишь? — шёпотом спрашивает он, но Нацуки не отвечает, пытаясь прожевать консервированную кукурузу, которую он запихал в рот.

Смотря на парня, Кацуки думает о том, что они с Изуку похожи ещё и ночным поглощением еды.

На столе перед Нацуки лежат сборники заданий по алгебре и ещё какой-то листок.

— Тебя жду, — кое-как прожевав, говорит он наконец.

— И чего ты хотел? Ночь ведь уже.

Альфа протягивает ему тот самый листок.

— Собрание. Китами-сенсей сегодня дала.

— Хреново, что могу сказать. Явка обязательна? — Кацуки щурится, никак не в силах прочесть, что там написано, — его очки остались в спальне.

— Сенсей сделала на это лёгкий намёк. Директор должен прийти речь толкнуть.

— Опять это орущий шарик на ножках. М-да.

Бакугоу откладывает бланк в сторону, чтобы выдохнуть обречённо:

— Ладно, приду. Выбора же у меня нет всё равно.

Часы тикали слишком громко, но говорить не было никакого желания. Да и был ли в этом хоть какой-то смысл? Они оба не мастера разговоров. Хотя иногда и «дело» им даётся с ещё большим трудом.

Порой Нацуки порывался спросить у отца совета, но после одного такого разговора как-то расхотелось.

Ему, как и всем детям, было интересно, как встретились его родители. Но ответы всегда были односложны. Друзья детства. Одноклассники. Пробел. Сожители.

— А почему ты перешёл учиться в другую школу? — спросил он однажды у папы.

Изуку напряжённо замер, но тут же попытался улыбнуться, хоть выглядела это его улыбка до боли вымученной.

— Просто у меня совсем не было друзей в той школе. А мне очень хотелось общения. Только после перевода ничего толком не изменилось. Видно, это я был каким-то не таким, раз со мной никто не общался.

Подсознательно Нацуки понял, что лучше не расспрашивать папу об этом. Эти воспоминания ему не нравились. Тогда он пошёл к отцу. Но там всё было ещё более запущено.

— Друзья? О чём ты?

— Ну… Твои одноклассники, с которыми ты общался… Дружил… Разве не было никого такого?

Кацуки морщится, словно съел какую-то кислую хрень, но тут же отвечает чуть раздражённо:

— Одноклассников своих я ненавидел. Они все шестирили передо мной, как рабы. У них не было ни своей воли, ни, тем более, мозгов. Им сказали — они сделали. Может, потом, конечно, задумались, но ни к какому умозаключению не пришли. Люди, которым нравится, чтобы ими помыкали, — не люди. Так что с такими, как они, даже одним воздухом дышать противно, не то что ходить по земле.

И вроде бы он был прав. Но Нацуки всё больше задумывался, а какими тогда вообще должны быть отношения между друзьями. Чёрт! Как же всё это сложно! Вот в детстве: подошёл, познакомился и пошёл играть во что угодно, а здесь уже совсем не то. Ты думаешь о том, какое впечатление произведёшь. Как лучше себя преподнести. И голова твоя разрывается от этих мыслей.

Но Нацуки устал быть одиноким.

До родительского собрания оставался один день. То есть уже завтра их директор будет толкать какую-то опупенно важную речь, а родители сидеть со скучающими минами, усердно делая вид, будто всё это очень интересно. Нацуки не знает, что будет делать его отец, но главное, что он согласился прийти.

Парень медленно поднимается по лестнице, ведущей на крышу. Пускай сама дверь туда закрыта на ключ, но ведь никто не запрещает им есть на ступеньках.

Обычно туда никто не совался. Потому что знали, что это любимое место Бакугоу, а с ним связываться ни у кого не было желания. То ли радоваться, то ли плакать от этого факта.

— Здаров!

Нацуки остановился, удивлённо смотря наверх. Перед ним сидел один из его «спарринг-партнёров», удар которого он так неудачно пропустил в тот раз.

— Ты чего здесь забыл? — нахмурившись, спрашивает Бакугоу.

— Обедаю.

— Я не про это. Здесь-то ты что забыл? Вроде всем уже известно, что я тут околачиваюсь, и тут ты.

— Так тут для всех ступенек хватит.

Не то чтобы Бакугоу жадничал, как ребёнок. Просто это было странно: Могами скорей уж пришёл, чтобы повторно набить ему морду, чем пообедать здесь.

Он присел чуть поодаль от парня, на несколько ступенек выше, отстранённо поглядывая на серую стену. Ему было тоскливо от одной только мысли, что предстоит отсидеть ещё четыре урока в замкнутом помещении с его «горячо любимыми» одноклассниками.

«Век бы этих уродов не видел…»

— Кого? — он вскинул голову вверх, чтобы посмотреть на Нацуки.

— Я что, вслух это сказал?

— Ага. А разве ты не ко мне обращался?

Альфа удивлённо вскинул брови вверх.

— С чего это мне к тебе обращаться?

— Ну, не знаю. Может, поболтать хотел. Всё-таки есть вот так вот в тишине как-то стрёмно. Мне начинает казаться, что как только ты доешь, то сразу же накинешься на меня с кулаками, — Могами неловко рассмеялся, выдавая своё напряжение.

— Я похож на такого варвара?

— Ну, знаешь ли, смотря на тебя, трудно понять, что происходит в твоей голове. Мало ли сейчас, разглядывая эту серую стену, ты думаешь о том, как бы напасть на меня со спины, свернуть мне шею и оставить здесь мой труп…

— Какого хорошего ты обо мне мнения. Я просто счастлив.

Они оба замолчали, но Могами так и смотрел на него, откинув голову назад, странно изогнув шею.

— У тебя голова так не отвалится? — его это раздражало, почему, когда он наконец решил побыть наедине со своими мыслями, в его личное пространство вмешивается кто-то посторонний?

— Нет, не отвалится, она хорошо привинчена.

Теперь от этого пристального взгляда карих глаз кусок в горло не лез. У него было ощущение, словно его запихнули под микроскоп и теперь рассматривают со всех сторон.

— Я, кстати, Могами Тора.

— Я знаю, кто ты.

— Да ну?! — он наконец-то вернул свою голову в нормальное положение, а то кровь уже начала приливать к вискам, да и шея затекла.

Но это не помешало парню обернуться к нему лицом, чтобы было удобнее говорить.

— Мне казалось, что ты даже имени своего учителя не знаешь, а тут я.

— А тебе не кажется странным, что я не в состоянии запомнить имя того, кто дал мне по морде?

— Да нет, теперь, когда ты говоришь, я понимаю, что тоже так твоё имя узнал, — когда ты мне врезал.

Наверное, они оба странные.

— И тот удар был неплох, до сих пор как вспоминаю, так челюсть начинает ныть.

— Да, твой тоже, — кивнул Нацуки. — Когда повторим?

От его вопроса Могами едва не подавился едой.

— Ты хочешь подраться?!

— А почему нет? Да и разве ты сам не за этим пришёл?

Оба замолчали, и только спустя несколько секунд Тора тяжело вздохнул, вытаскивая из кармана своих школьных штанов сложенный листок и протягивая его Бакугоу.

— Что это? — он нерешительно принял бланк, пробегаясь взглядом по первой строчке.

— В клубе карате не хватает народу…

От одного только слова «карате» кровь от лица отхлынула куда-то вниз, прихватив с собой его желудок и всё остальное.

— Бакугоу… Ты в порядке?

Но Нацуки его уже не слышал. В голове стали прокручиваться воспоминания, от которых у него начинался озноб. Когда Кацуки решил, что их с Изуку дочери нужно заниматься спортом, чтобы направить свою энергию в нормальное русло, он кое-как отдал её в секцию карате. И, разумеется, все приёмы, которые им показывали на занятиях, Сацуки с превеликим удовольствием испытывала и отрабатывала на своём любимом старшем брате.

— Не-не, только не карате…

— Чего это ты? — Могами непонимающе нахмурился. — Здорово же.