А стоит ему открыть дверь, как тут же в его лицо едва не впечатывается кулак.
— И чего так долго?! Совсем уже обленился?! И так на работе на стульчике только и делаешь, что катаешься! А дома вообще не передвигаешься, что ли?!
— Эм… Я — Нацуки…
Миюки заторможенно моргает, прежде чем оскорблённо выдать:
— Да вы все на одно лицо!
— Отец! Это к тебе! — парень отходит в сторону, пропуская гостя.
— Я не к нему! — старается перекричать его омега.
Длинные волосы Миюки собраны в хвост, что неловко бьёт его по лицу, когда он наклоняется, чтобы снять обувь.
— Может, Вам стул принести? — смотря на его неловкие движения, спрашивает Нацуки.
— Нет, я сам…
В гостиной тихо. Изуку и Кацуки полулежат на диване, а Сацуки на полу, на ковре, рисует. В этом году она смогла вступить в кружок рисования, так что теперь с радостью занимается любимым делом.
— Ты чего здесь делаешь? — на нос Бакугоу сползли очки, грозясь вот-вот упасть.
Изуку вяло поднимает голову, осматривая всё вокруг.
— Это ко мне… Я обещал дать Миюки-сану рецепт яблочного пирога с корицей и мёдом.
Он пытается подняться, но Кацуки вцепился в него как клещ и не хотел отпускать. Сначала омега пытался его скинуть, но ничего не получилось, так что, тяжело вздохнув, Изуку сдался.
— Не хочешь присесть?
— Нет, меня Хитоши на улице ждёт.
— Ох, а что же он не заходит? — Деку зарывается пальцами в волосы альфы, поглаживая голову. Он знает, что это его успокаивает, так что, возможно, Бакугоу скоро выпустит его из своих объятий-тисков.
— Ага, щас! Мы тебя все знаем! Ещё никто не уходил от тебя голодным, а я не могу тащить на себе этого колобка, если он разожрётся здесь!
Миюки положил руку на свой живот. Не так давно он ушёл в декрет, но это не мешает ему приходить, чтобы устроить головомойку Кацуки. К тому же стоит только Шинсо перейти порог, как его тут же утаскивают на кухню, где допрашивают о прошедшем дне, требуя самых красочных подробностей.
— Саччан, не подашь книгу рецептов, пожалуйста?
— Сейчас.
Она резво подскакивает с пола и тут же пружинит к шкафу.
Омеги только горько вздыхают, глядя на её ловкость, им сейчас так не поскачешь.
— А где ваш старший? Только что здесь же был, — он оборачивается, но нигде не видит Нацуки.
— Он занимается.
— Вот как.
— Может, всё-таки чаю? — снова предлагает Изуку.
— Нет-нет. Я уже сейчас пойду. Нам же ещё до дома добираться.
— Ну, как знаешь…
Нацуки раздражённо посмотрел в свою тетрадь и в ответы в конце учебного пособия. Не сходилось. Похоже, он всё-таки где-то накосячил. А переделывать не хотелось.
Пускай парень старался бороться с этой невыносимой ленью, но с каждым днём он понимал, что проигрывает в столь неравной борьбе. Уже скоро должны были начаться летние каникулы, так что даже в его школе все находились в радостном предвкушении. И им, похоже, не было никакого дела до того, что сначала нужно будет написать итоговые тесты по всем предметам.
Каждый раз, вставая по утрам, Бакугоу повторял в голове термины, которые в первые несколько недель «зубрёжки» грозились политься у него из ушей. Ему было нечего делать. Он не спеша завтракал и шёл в школу, где его никто не ждал. Смотря на группки школьников, весело смеющихся над чем-то или резво обсуждающих что-то, в груди Нацуки начинало колоть.
Иногда в его голову пробиралась мысль: подойти, попробовать заговорить, познакомиться. Потому что хотелось общения. Обычного человеческого общения. Но не судьба…
Сначала он колебался, а потом стали колебаться все остальные.
Ну конечно, кто захочет общаться с таким «хулиганьём», которого и кормить не нужно, только дай начистить кому-нибудь рожу. С одной стороны, это было выгодно, хотя как выгодно... По сей день от него не отвязывается местная шпана. С другой, его шарахались и все остальные. Они видели в нём монстра, а он не знал, как это можно исправить. А желание действовать пропадало с каждым днём.
Некоторые, кому он хоть раз помог, относились к нему иначе… В это он хотел верить всем сердцем. Но практика показывала, что хоть помогай людям, хоть не помогай, результат будет один и тот же.
Не то чтобы Нацуки любил развести мокроту — вообще-то ещё как любил —
но с отцом это не прокатывало, а папе навязываться не хотелось. Наверное, все в глубине своей души хотят почувствовать себя любимыми и нужными. И вроде любимым Бакугоу себя чувствует — семьи ему вполне хватает. Да и нужным тоже...
А к чему он это всё завёл…
И как к этому пришёл?..
Ах да, точно… Ответы не сходились.
«Интересно, если я перестану ввязываться в драки и буду вести себя по-другому, смогу ли я хотя бы раз поговорить нормально хоть с кем-то?»
Такие мысли посещали его голову всё чаще и чаще. Но с мёртвой точки Нацуки так и не сдвинулся. Возможно, ему стоит подождать ещё немного.
«А “немного” — это сколько?»
«Нужно поздороваться…»
Он стоял перед дверью в класс, пытаясь унять дрожь в руках. Это ведь просто. Открыть дверь. Набрать в лёгкие воздух. И громко на выдохе сказать: «Доброе утро».
Ведь если Нацуки сам не будет стараться, то никогда не сможет заговорить хоть с кем-то. Всё зависит от него и только от него.
Бакугоу вцепился в ручку и, приложив чуть больше силы, чем требовалось, раздвинул дверь. На него одновременно уставилось множество глаз. Все они его ненавидели и боялись.
Вся его решимость тут же пропала. И всё, что ему оставалось делать, лишь бы защититься от них, — сделать лицо поотрешённей и пройти к своему месту, забив на всех ***.
Да и вообще не очень-то ему и хотелось говорить с этими уродами…
— Бакугоу-кун, можно тебя на минуточку, — Китами-сенсей подозвала его на обеденной перемене.
Она присела на стул и достала из кучки листов на своём рабочем столе один бланк.
— Это тебе. Отдай отцу.
— Что это? — он взглянул на заглавие.
— У нас на следующей неделе будет общее родительское собрание. Директор очень хотел выступить с речью.
По её выражению лица и дураку было понятно, что Токе и самой не нравилась эта идея. В голову начали закрадываться мысли о том, что, наверное, будет лучше избавиться от этой бумаженции и сделать вид, будто он не в курсе происходящего. Но учительницу было жалко… Ей же потом по голове настучат за неявку.
— А по какому поводу собрание-то?
— Прости, но я не могу сказать тебе, а то об этом узнают все остальные.
Нацуки хотел сказать, что это дохлый номер: он в этой школе перебросился больше чем парой слов только с ней и ещё с парочкой девушек, которые признались ему в любви. Однако это было не то, в чём он нуждался. Поэтому Бакугоу отказывал им. А общаться с тем, кто «разбил» им сердце, они, понятное дело, не хотели.
— Сенсей, а что, если отец не сможет прийти? Он допоздна работает, так что приходит совсем разбитый…
— В таком случае пускай придёт твой папа, — мужской голос заставил их обоих посмотреть в сторону говорившего.
— Сейто-сенсей! Позвольте мне самой говорить с моим учеником!
Мужчина постарался примирительно улыбнуться, но Нацуки прекрасно знал, что эти двое терпеть не могут друг друга, вот и цапаются, хотя, лучше сказать, находятся в постоянном состоянии холодной войны.
— Я просто подумал, что Вам нужна помощь с таким проблемным учеником… Или же классом?
— Вы бы лучше за своим классом следили, Сейто-сенсей…
Но Бакугоу уже не было до них никакого дела, от одной мысли пригласить на собрание папу его прошиб озноб. Если Изуку узнает о том, что Нацуки здесь вытворяет, то хана будет всем, даже Сацуки не спасётся, ведь она тоже далеко не ангел…
Отца вышибут на диван — это факт. Поэтому выбора как такового и нет.
— Я скажу отцу…
Китами кивает ему, но взгляд у неё странный. Ему уже не в первый раз кажется, будто его жалеют. Но именно «жалость» бесит Нацуки больше всего на свете.