Но Изуку не видел.

Изуку видел только то, что Кацуки позволял ему увидеть. И, в конце концов, немой крик о спасении окончательно заглох и скрылся под толщей чёрной воды.

Бакугоу утонул. Утонул и решил утащить вместе с собой того, чья улыбка была способна воскресить его и вернуть на поверхность.

А теперь они оба на самом дне. И нет ничего, что могло бы их спасти.

— Нацуки, — омега задумывается на мгновение. — Пишется как «лето» и «дерево».

Тысячи тончайших лезвий медленно пронзают его сердце. Кровь обволакивает ржавый металл и капает вниз, затопляя его всего.

Он пытался убедить себя, что взрослые альфы не плачут. Слёзы — это слабость. Но для него слёзы — это непозволительная роскошь.

Кацуки опускает голову, стараясь унять жжение в глазах, но ничего не получается. Закрытые веки печёт изнутри. Влага уже чувствуется на ресницах, вот-вот капли прочертят дорожки по его лицу.

Только до того, как это происходит, он бросается к ним в надежде, что его не испугаются, не оттолкнут, не прогонят.

Сжимая его поперёк талии, чувствуя слои бинтов под одеждой и острые рёбра, Бакугоу осознаёт, как сильно ему хочется остаться в этом мгновении: когда ладонь Изуку опускается на его голову, зарывается в волосы и поглаживает. Ни слова не срывается с его губ, и только малыш угукает что-то самому себе, хлопая глазками и дёргая ножками.

Нацуки возится в кровати, дёргая ручками. Его лицо морщится — сейчас заплачет. Кацуки делает нерешительный шаг в его сторону, но понятия не имеет, что следует сделать. Покормить? Сменить памперс? Дать лекарство от коликов? Что из этого?!

Но для Изуку это вообще не составляет труда. Он легко подхватывает малыша на руки, чуть покачивая и что-то напевая.

— Он просто хотел на ручки. Чтобы его покачали.

Омега улыбается, поправляя одеяло, и тихо укладывается в кровать, сонно зевая. То, как Деку понимает его, поражает. Хотя, наверное, все омеги так могут. Просто это Кацуки ошибка природы.

Осознавая, насколько это маленькое создание хрупкое, ему даже мысли страшно допустить о том, чтобы прикоснуться к нему, взять на руки. А вдруг Бакуго его ранит? Поставит синяк? Или же сломает что-либо по неосторожности?!

Хотя так хочется взять его на руки…

Как нужно себя вести, он понятия не имеет. Стоит ли попытаться? Может быть, и не стоит…

Изуку разводит смесь для кормления, когда Нацуки рассматривает его. Кацуки где-то читал, что дети не сразу понимают, кто их родители, но они способны это почувствовать. Его пристальный взгляд немного пугает и заставляет нервничать. И в голове альфы проносится: «Интересно, а Деку тоже так себя чувствует, когда я на него смотрю?» Словно тебя изучают под микроскопом. Думают, как лучше выпотрошить или расчленить на части.

Мальчишка надувает пузырь из собственных слюней, а когда тот лопается, заливисто смеётся сам над собой.

Так вот что для счастья нужно…

Бакугоу пытается улыбнуться уголками губ, но ему кажется, что выходит какой-то оскал, а не миролюбивое выражение «добра».

Когда Изуку задумчиво закусывает губу, смотря на Нацуки, по спине Бакугоу проскальзывает холодок.

— Наччан так сильно на тебя похож… Я не помню точно, каким ты был в детстве, но вот сейчас…

Уже прошло достаточно времени, но до этого Деку никогда не поднимал эту тему.

— Мы не похожи… — отрезает Кацуки. — Он — не я…

Взгляд Изуку становится немного другим: нет, не грустным, задумчивым.

— Я не это имел его в виду… Просто… Ну… Я хотел сказать, что когда он вырастет, то будет очень на тебя похож внешне. Хотя Наччан и сейчас не отстаёт.

Ему хочется исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Не спасает даже последнее слово. «Внешне». Но вдруг и внутренне тоже? Что тогда? Что тогда будет?! Что, если карма настигнет его и его сын будет таким же?! Сломает жизнь человеку и загубит всё?!!!

Шершавая ладонь Изуку медленно, немного неуверенно накрывает его.

— Всё в порядке, — только и говорит он. Без улыбки, чуть медля, его пальцы сжимают его руку.

Рука Изуку холодная, но это не делает его прикосновения менее приятными или нежеланными, наоборот — только его касания способны перевернуть всё внутри Кацуки.

— Уже поздно. Тебе лучше лечь спать пораньше, ведь завтра у вас важный день. Мне Монома-сан сказал.

Бакугоу давится воздухом. Монома? А этот-то как здесь оказался, чёрт его возьми?!

— Вы, я смотрю, с ним прям не разлей вода… — Кацуки очень надеялся, что это не прозвучало хоть каплю угрожающе или обвиняюще, потому что он, наоборот, рад, что Деку наконец-то может спокойно общаться хоть с кем-то. Пускай и с этим… С этим… Просто с этим…

— До него ещё Миюки-сан говорил, что у вас много работы.

— Я до сих пор не понимаю, как ты начал с ним общаться. Но, пока он не разевает варежку слишком широко, ничего против этого не имею, — а вот это наглая ложь.

— Вы ведь с ним тоже стали лучше общаться.

— Будь моя воля, я бы его уже давно закопал где-нибудь. Но так как на него снизошло озарение и он всё-таки решился взяться за ум, пришлось кардинально поменять планы на его счёт.

— Он усердно работает?

— Вполне себе…

То, что темой их разговора стал не кто иной, как Миюки, не может не огорчать. Но он готов смириться с этим, лишь бы поговорить с Изуку ещё немного.

Кацуки приоткрывает глаза, сонно разглядывая потолок. Чуть повернув голову в сторону, он видит, что Изуку спит, сложив руки на груди в молитвенном жесте.

Кроватка Нацуки чуть покачивается. Похоже, кое-кто уже с самого утра полон сил. Бакугоу встаёт с кровати и старается тихо подойти ближе, чтобы заглянуть за балдахин.

Нацуки, заметив его, начинает дёргать ручками ещё усерднее. Кацуки понимает, что он голоден, но Изуку всё ещё спит. Он и так вставал за сегодняшнюю ночь больше обычного.

Альфа снова смотрит на Нацуки, раздумывая, сможет ли он его взять на руки.

А вдруг не удержишь? Ты помнишь, как правильно нужно поддерживать головку? А как готовить смесь? Сколько должно быть миллилитров кипятка? Ложек смеси? Сколько нужно держать в вертикальном положении? Стоит ли сменить подгузник?

Малыш перестаёт двигаться, просто уставившись на него с детским любопытством.

Помедлив, Кацуки протягивает руки в кроватку и осторожно подхватывает Нацуки на руки. Приятная тяжесть. От мальчика пахнет молоком и чем-то ещё, совсем неуловимым, но таким знакомым.

Они смотрят друг на друга, не мигая вовсе, даже дышат через раз. Ручки Нацуки совсем крошечные, мягкие и тёплые-тёплые. Он тянется к его лицу и проводит пальчиками по щекам, сжимая сильнее нужного. Но Кацуки готов потерпеть. Всегда был готов.

Конечно, держать одной рукой ребёнка, а другой готовить ему смесь — трудно. Однако Бакугоу соврёт, если скажет, что ему это не понравилось.

Нацуки делает два дела сразу: 1) пьёт из бутылочки; 2) пристально рассматривает Кацуки.

И стоит только ему закончить есть, как тот сразу же хватает альфу за ворот футболки, стараясь притянуть к себе ближе, чтобы снова хорошенько его ощупать.

— А ты тот ещё проказник…

Малыш хмурит бровки, немного сильнее нужного ударяя отца по лбу. Но да ладно. Не такая уж и большая потеря.

Кацуки жаль, что их сын похож только на него. Только внутри всё ещё теплится надежда: ведь цвет глаз может меняться.

Однако Нацуки уже больше чем полгода, но эта надежда внутри него так и не желает окончательно умереть.

Изуку взволнован, и, чтобы успокоить его, приходится передать сына в его надёжные руки. А Нацуки совершенно не против. Он очень любит своего папочку, сидеть у него на руках, слушать его голос, дёргать за короткие волосы.

Бакугоу знает, как порадовать сына. Причём так, чтобы сначала никто и не заподозрил подвоха во всём этом.

Патлатый, он же Миюки, — неудавшийся шпион, но идеальная жертва.

Идеальнее его только волосы отдельно от тела, но Кацуки на это ещё не готов пойти.