Смотря на такого радостного парня, Бакугоу начинает задумываться: а ему-то как себя вести с их ребёнком?
Кацуки не такой, как Эйджиро. Ему даже представить страшно всё это. Хотя сам он не так уж и давно успокаивал Деку, что они семья, что всё у них будет хорошо. Но его всё ещё мучают сомнения.
Походы к врачу временно прекратились, и он сам ещё не знает, будет ли возобновлять сеансы. Пока что в этом нет надобности, и времени на это тоже нет. К тому же им с Деку всё равно предстоит посещение специалиста в будущем. Бакугоу решил отложить этот разговор надолго, ведь сейчас им будет не до этого. Однако если он заметит хоть что-то из ряда вон выходящее, то сразу же начнёт промывать Изуку мозги. Не так глобально, чтобы принуждать, но достаточно для толчка в нужном направлении.
Кацуки всё чаще и чаще задумывается над тем, каким он будет отцом. Сможет ли он воспитывать их ребёнка? Или же лучше сразу отстраниться и оставить всё на Деку? Всё-таки уж он-то точно плохому его не научит, а вот Кацуки…
Звонок Изуку не давал ему покоя всё совещание. Не стал бы он звонить ему просто так. Но толком и не сказал ничего. А его заикания и вовсе плохой знак.
Когда Бакугоу уже собирается домой, чтобы бросить там вещи и наконец-то поехать к омеге, его телефон начинает вибрировать в кармане пиджака.
Номер незнакомый.
— Да, — он придерживает телефон плечом, одновременно с тем продолжая складывать вещи в портфель, который и так еле застёгивается.
— «Бакугоу-сан? Это доктор **** из больницы. Ваш супруг не хотел Вам сообщать, но в данном случае я не могу молчать…» — голос его взволнованный, то срывается на шёпот, то, наоборот, чуть фальшиво взвизгивает.
— Так что там?
— «А. Ну. В общем...»
Кацуки закатывает глаза. Ещё один. Сначала душу выпотрошит, а потом тянет кота за причиндалы.
— Слушайте, у Вас что-то срочное? Потому что сейчас я собираюсь закинуть вещи домой и потом приехать. Если это может подождать до личной встречи, то было бы просто замечательно…
— «А! Так Вы приедете! Чудно! Просто чудно! А то Ваш супруг сейчас в родильной палате!»
Бумаги небрежным движением вместо портфеля отправляются на пол, а сам он так и застывает с раскрытым ртом.
— В смысле «в родильной палате»?
— «Сегодня утром у него начались схватки…»
Дальше Бакугоу уже не слушает, просто бросает короткое «Сейчас буду» и срывается с места, на ходу кое-как всё же закрывая портфель. Он проносится мимо обалдевших Аизавы и Шинсо. Лестничные ступеньки едва не пересчитываются челюстью.
— Почему Вы не позвонили мне раньше?! — Кацуки хватает врача за грудки, едва ли сдерживаясь, чтобы не врезать ему.
Бледный мужчина что-то бубнит в своё оправдание, но самым важным становится именно это:
— Он отказывался. Ваш муж очень упрямый, хотя Вам ли не знать.
— А Вы – врач! Так не должны ли Вы понимать, что в любом случае нужно сообщить мне?!
Припираться можно до потери пульса, но мужчина всё-таки спасается, вовремя убежав в одну из палат.
Кацуки удручённо смотрел на проносившихся мимо него медсестёр в стерильных одеждах. Его и самого заставили одеться точно так же, только маску он периодически снимал — было трудно дышать.
Доктор то выбегал к нему, то возвращался назад, но, как бы ни просил Бакугоу, как бы ни угрожал, его не пускали внутрь. Даже в этот ёбаный коридор его привели только после скандала и чуть было не начавшейся драки с охранником.
Он нервно постукивал подошвой ботинка по полу, этот раздражающий звук эхом отражался от стен, продолжая стучать уже у него в голове. Но пускай лучше это, чем слушать эти крики. А кричали отовсюду, но голос Изуку из этой сраной какофонии он вычленил сразу. И, когда он резко оборвался, Кацуки подорвался с места, на ватных ногах сделал пару шагов и остановился, обескураженно наблюдая, как стрелка часов чуть сдвинулась, и тут же раздался первый детский крик.
Несколько минут он стоял как в прострации, даже и не дышал вовсе, затаившись. Сердце больно билось внутри груди, а кровь шумела в ушах.
Из палаты вышел бледный врач. Он смотрел на него большими глазами, а дрожащими губами пытался что-то выговорить, но ни звука слышно не было.
— Что?..
Переспрашивает Бакугоу, рукой, сжатой в кулак, опираясь о стенку для опоры, коленки предательски начинают подрагивать. Он рефлекторно втягивает носом воздух, безнадёжно пытаясь выделить среди мешанины запахов один единственный.
— Он… — снова привлекает к себе внимание бесцветный голос. — …Потерял… сознание…
— Что?.. — глупо повторяет он, но ответа так и не получает: врач-профессионал просто-напросто падает в обморок перед ним.
А альфа так и смотрит на него, моргая через раз, тянется к своему лицу и усталым жестом потирает переносицу, даже не замечая, как к доктору уже подбегают медсёстры с нашатырём.
Изуку тихо посапывает на узкой кровати. Он заснул сразу же, как родил. Кацуки старается двигаться как можно тише, чтобы ненароком не разбудить его.
Он и злится, и не злится. Просто… неужели Изуку ему настолько не доверяет? Неужели за всё это время он не заслужил хотя бы каплю его доверия?
«Нет, не заслужил. Скажи спасибо хотя бы за то, что он всё ещё с тобой, что всё ещё терпит такого уёбка, как ты. И смирись, наконец: он никогда не будет смотреть на тебя по-другому. Ты – насильник. Ты – убийца. Ты – кто угодно, но уж точно не тот, кого можно назвать «мужем», «отцом». Пойми это и прими, а лучше просто сдохни».
Голос в голове такой реальный, что Кацуки только в последнее мгновение осознаёт, что это он сам говорит себе эти жестокие, но самые честные слова.
Деку морщится и чуть причмокивает губами, неловко дёргая рукой. Он и сам похож сейчас на ребёнка.
Его глаза чуть затуманены после сна, и ни слова он не произносит вслух. Просто пытается сесть на кровати, а Бакугоу помогает ему, хотя хочет разораться. То ли от облегчения, то ли от злости. Сам пока этого не понял. Но одно только то, что Изуку жив, он здесь, рядом, уже позволяет ему немного расслабиться и просто смотреть на его взъерошенные волосы и неровный след от подушки на щеке.
Минуты ожидания, пока принесут младенца, не похожи на пытку. Однако сердце заходится в бешеном ритме от предвкушения. Изуку тоже взволнован: губы его поджаты, а пальцы на руках подрагивают.
Маленькое тельце, завёрнутое в одеяльце. Кацуки готов молить всех богов, лишь бы время, пускай только на мгновение, остановилось, замедлило свой бег, чтобы он смог запомнить этот момент до конца своих дней. Но даже без вмешательства высших сил, спустя многие годы, он сможет пересказать это событие с точностью до минуты.
Как Изуку принимает на руки малыша, прижимает его к себе, осторожно поддерживая. Ёршик светлых волосиков на этой миниатюрной головке. И глаза… Красные, как у самого Кацуки. Такие нестерпимые.
Взгляд Изуку был незабываем. Его улыбка и голос, смех.
Он никак не мог решиться на шаг. На попытку подойти к ним ближе. Он боялся, что стоит ему сделать шаг им навстречу, и они тут же рассыплются на части.
Кацуки помнит, каким был Изуку много лет назад. Его сияющие глаза и яркую улыбку, способную заставить весь чёртов мир остановиться. Его тягу к справедливости, хотя никто и не спрашивал его мнения и не просил помощи. С каждым годом он менялся внешне, но внутри это был всё тот же радостный мальчик, любящий жизнь. Это и привлекало всех остальных. Они видели в нём эту доброту, тянулись к его ласке. Тогда Кацуки и осознал, что они забирают его Изуку. Не кого-то там, а именно его.
Он отгонял их как мог. Унижал. Поливал грязью. Сделал из Изуку всеобщего отброса. Лишь бы не отдать им самое ценное, то, что не позволяло ему окончательно уйти на дно. Но этого было мало. Чем дальше заходил Кацуки, чем глубже он погружался в эту черноту, чем больше позволял этой тени захватить себя, тем больше он молил, безмолвно молил Деку оглянуться назад. Посмотреть на него и увидеть, насколько сильно он нужен ему.
