Вспоминания об экспериментах прошлого и старательность любовника, буквально зализывающего его рану, помогли Морану несколько отвлечься от раздирающей нутро боли. Но кто-то из них случайно нажал на пульт, и плазменная панель на стене ожила, огласив комнату звуками бурного соития.
Моран, скривившись от картинки, не вызывавшей ничего, кроме рвотного позыва, дернулся в поисках проклятого устройства, чтобы выключить порно-канал, и тело тут же предательски скрутил новый острый болевой приступ… Если вернуться к сравнению с зубной болью, то сейчас, по ощущениям, в паху Морана обнаружился еще один рот, полный рассверленных без наркоза зубов.
— Ааааа!!! Джим… я… я… больше не могу! Не могу терпеть… Сделай что-нибудь! Прекрати это все, или я за себя не отвечаю… — нашарив злосчастный пульт, он так стиснул пластиковую оболочку, что она попросту раскрошилась и осыпалась на постель, но плазма все-таки потухла. Если бы так же просто было взять и отключить чертовы нейроны! Или мозги…
Воспаленными от соли глазами Моран с тоской обвел комнату, сделавшуюся для них обоих подобием тюремной пыточной, и его взгляд остановился на тумбочке возле окна — там лежал верный глок.
— Застрели меня… — прохрипел несчастный омега — застрели меня, Джим, если я когда-нибудь посмею обвинить тебя в том, что это ты… что ты меня толкнул пройти… через проклятый ритуал… — и, уткнувшись в голое плечо любовника, мелко затрясся в рыданиях.
Время превратилось в густеющий, вязкий мед, как на картине безумного Сальвадора (5), и в этом меду они они были словно умирающие осенние мухи.
Если Моран чувствовал себя не в силах дольше переносить боль, то Мориарти больше не мог безучастно слушать вопли любовника. Настал момент что-то предпринять, даже если придется пойти наперекор природе.
«Помните, — наставлял их доктор Смит. — В ритуале нельзя торопиться, вмешательство в процесс должно быть минимальным, лучше, если до самого конца все пройдет естественным путем. Не спешите давать финальную метку. Да, она снимет боль омеги, но если с укусом поспешить, семя альфы не приживется, и все страдания окажутся напрасными…»
В предписаниях доктора был резон, но Джим сейчас думал о чем угодно, только не о ребенке. Он не желал никакого ребенка, ему было совершенно наплевать, наступит ли беременность — самым главным казалось прекратить страдания омеги, прекратить любой ценой.
— Бастьен… Посмотри на меня, — требовательно сказал Джим, и добился того, что любовник встретился с ним взглядом. — Сейчас я поставлю тебе вторую метку. Будет больно, я с этим ничего не могу поделать, мой дорогой, но после… после станет легче, и ты заснешь. Представь, что мы на войне, в госпитале… лекарства закончились, а мне нужно извлечь из тебя пулю. Хреново, знаю, но я все сделаю быстро, и ты наконец-то сможешь отдохнуть и поспать. Я никуда не уйду, мой дорогой, я буду рядом, Тигр.
Он коснулся губами воспаленных губ Себастьяна и мягко спросил:
— Ты готов?
— Сссс… аааа… да, да… давай же!!! — Моран никогда в жизни не поверил бы, если бы кто ему сказал, что он будет заходиться слезами от боли, как в младенчестве, но при этом желать еще большей боли. Но так уж было все странно устроено в их мире, что именно такой была цена за право омеги подарить жизнь и продлить род. Как будто Творец проиграл своему вечному противнику Аннигилятору в покер, и тот в качестве приза потребовал максимально осложнить лучшим его творениям путь к воспроизведению себе подобных. Иного объяснения этому издевательскому ритуалу Себастьян отыскать не мог… Но Творцу определенно не стоило садиться играть в покер с тем, кто его придумал.
Когда зубы Джима снова сомкнулись на свежей ране, Моран на несколько секунд просто отключился — сработали предохранители, не позволившие ему свихнуться от двойной порции дикой дергающей вытягивающей жилы и нервы боли…
Очнулся он от того, что Мориарти в испуге лупил его по щекам, звал по имени и тряс, как куклу, приводя в сознание.
— Ммммм… ты считаешь, мне мало досталось, да?.. — сварливо и одновременно жалобно проворчал Моран, оттолкнув ладонь любовника, но тут же поймал ее снова и… благодарно поцеловал. После второй метки боль стала так же волнообразно стихать, как и нарастала, и, хотя они все еще были накрепко соединены, ощущение того, что его собираются выпотрошить, начинить острым перцем и изжарить, как фаршированную курицу-гриль, уступило простой телесной усталости.
Прижав ладонь Джима к своей щеке, он смежил веки и пробормотал, уплывая в дремоту:
— Если у нас все получится, мы назовем его Ричардом… в честь твоего брата…
Комментарий к Глава 4. По всем кругам Ада…
1 естественный наркотик в данном случае это гормоны-эндорфины, они действительно вырабатываются при сильной боли, как анестетик, и обладают сходным с опиатами свойством вызывать эйфорию и даже галлюцинации
2 психическое расстройство, обычно сопровождаемое галлюцинациями и бредом; нередко сопутствует тяжелому алкогольному или наркотическому опьянению.
3 иксибета - наш собственный термин, означающий ХХ-бета особь в мире омегаверса, где, согласно заявке, альфы и омеги соседствуют с бетами, которые по сути являются идентичными обыкновенным людям, т.е. ХХ-беты (икс-икс-беты или сокращенно иксибеты, ксибеты) - это женщины, а ХУ-беты (икс-игрик-бета или сокращенно иксигбета или сигбета)- мужчины.
4 очень острые блюда
5 художник-сюрреалист Сальвадор Дали, см. картину “Постоянство памяти”. Кстати, родом Дали как раз из испанской Каталонии, чья столица - Барселона.
========== Глава 5. Nothing’s gonna change my love for you ==========
… Когда измученный Себастьян крепко заснул, Джим, не менее истерзанный морально, сумел извлечь свой член из тела любовника, откатился в сторону и распластался на сбитых простынях, как медуза, вытащенная из воды. У него кружилась голова, сводило руки, ломило поясницу, и он чувствовал себя не удовлетворенным любовником, исполнившим священный долг, а палачом, намахавшимся за день топором и палицей.
«Мисс Адлер гордилась бы мною…» — промелькнула в уме ироническая мысль, Мориарти усмехнулся, нащупал плечо Морана и позволил себе ненадолго задремать.
Пробудившись через три четверти часа, альфа в первую очередь потянулся к омеге, внимательно осмотрел его, оценил состояние кожи — «прекрасно, и не холодная, и не горит», послушал дыхание — оно было спокойным и ровным, обследовал метку — она оставалась ярко-красной, опухшей по краям, но выглядела чистой и не кровила. Сердце любовника билось немного быстрее обычного, однако Джим не встревожился: небольшая лихорадка была естественным следствием психофизической встряски, и это было предпочтительней замедленного пульса, чреватого аритмией.
— Спи, Тигр… спи, отдыхай, пусть тебе снятся неуклюжие толстые тигрята с кошачьими мордами… — прошептал Мориарти, заботливо закутал омегу в два одеяла и сам выбрался из кровати.
Ему был нужен — нет, просто необходим! — контрастный душ, а потом свежесваренный кофе и пара огромных сэндвичей; но прежде альфе следовало позаботиться еще кое о чем.
Джим отыскал на столе смартфон и позвонил сиделке, вызванной заранее и ожидавшей сигнала во флигеле для прислуги.
***
Поначалу Себастьян, буквально утонувший в эндорфине, канул в крепкий сон без сновидений, но под утро, когда гормон счастья выработал свой ресурс и рецепторы истощились, началась натуральная ломка, и в его сон прокрались кошмары. Действуя тихо и слаженно, как бригада спецназа, они незаметно просочились во вполне мирный сюжет, где Моран и Джим гуляли по красивой набережной, держа за руки веселого черноволосого малыша лет четырех.
Малыш прыгал, повисая на руках родителей, и даже крутил сальто, переворачиваясь вниз головой, и заливисто смеялся, и они все трое были счастливы. Но внезапно со стороны моря налетел сильный ветер с сырым туманом, с головы Джима сдуло шляпу, и мальчуган со всех ног бросился ее ловить. Для него это была всего лишь новая увлекательная игра, однако Моран, бросившись за ним, почему-то никак не мог догнать четырехлетку, и тот быстро затерялся в толпе и тумане, так резко накрывшем город, словно то был Лондон, а не солнечная Барселона…
