Декс снова отпил из фляжки и продолжил свою мысль:

— Когда я выбирал деревню команчей как самое безопасное убежище на первое время, то не предполагал, что стану участником водевиля в незавидной роли ревнивого мужа. И уж полным сюрпризом оказалось превращение водевиля в драму. Что нас ждет дальше? Трагедия в духе Шекспира? Давай-ка разберемся, моя любовь, что с нами происходит и что со всем этим делать.

Он потянулся к Тексу, провел пальцами по его щеке и печально усмехнулся:

— Падающий Дождь — мудрый учитель и хороший друг, он мог бы обмануть мой нос и мои глаза… но не мое сердце, когда дело касается истинного.

— твоего мальчишку… ревнивого мужа… трагедия в духе… — да уж, альфаэро умел выбирать слова, в точности выражавшие самую суть проблемы, и, как бы Текс ни пытался сам с собой слукавить, одно отрицать он не мог — цвет Лунного Оленя пробудил в нем, как в альфе, желание, и он мало того, что удовлетворил его, так еще и уделил этому омежке уже куда больше внимания, чем намеревался вначале. И с этим действительно следовало как-то разобраться, не доводя до того, чтобы между ним и Далласом выросла новая стена отчуждения и ревности…

Присев напротив мужа и пошарив в седельной сумке, он выудил оттуда флягу с виски и, скрутив крышку, сделал добрый глоток. По слухам, выпивка придавала храбрости даже записному трусу, и, хотя Текс не причислял себя к таковым, ему неожиданно трудно оказалось говорить откровенно на такую тему со своим мужем и истинным. Виски сработало хотя бы тем, что слегка развязало ему язык, дав сказать то, что он и думал:

— Тогда твое сердце должно было подсказать, что тебе не о чем тревожиться. Меня всего лишь дразнит его запах, но так и должно быть, когда альфа чует течного омегу, разве нет?

Тексу хотелось упростить все до обыкновенного объяснения и не вдаваться ни в какие прочие подробности, которые если и были, то тщательно отметались в первую очередь им самим. Куда проще было спрятать собственные постыдные фантазии за теми желаниями, что так явно испытывал Лунный Олень — ведь под их влиянием омежка действовал так, как считал правильным и единственно возможным:

— Совсем другое дело — что там себе напридумывал этот парень. Похоже, он всерьез решил добиваться того, чтобы ты принял его и назвал моим младшим мужем. Но, поверь, мне эта идея не нравится так же, как и тебе. И я уже сам готов просить вождя, чтобы он отдал своего сына в мужья Красной Сове! Может, это как раз наилучшим образом разрешит возникшую между нами проблему…

Ричард слушал внимательно, не перебивая, но едва Текс закончил, альфа недовольно нахмурился и покачал головой:

— Ты говоришь и думаешь не о том. Чувства и желания Лунного Оленя, как и просьбы к духам — это его личное дело, дело его совести. Намерения Синего Облака в отношении сына и брачные планы Красной Совы не касаются ни тебя, ни меня… А вот твои чувства и желания… с ними все не так просто, я это ясно вижу, Текс. Чуять течного омегу и желать течного омегу — далеко не одно и то же. Возможно, ты не замечаешь разницы, но она есть. Это все равно как ощутить простой голод, чувствуя запах чужой еды… или мечтать съесть порцию чили вот с такими пряностями, и вот только из такого котелка… не взирая на то, чужой он или твой собственный.

Замолчав ненадолго, Декс уткнулся в свою фляжку — текила не успокаивала, лишь помогала подбирать правильные слова, правдивые, но не настолько обидные для гордости мужа, чтобы беседа прервалась, толком не начавшись:

— Я не понимаю, что у тебя происходит с этим мальчиком. Я сбит с толку. Нет, я не стану просить тебя чувствовать по-другому, и не стану запрещать тебе желать Лунного Оленя — это все равно, что запретить ветру дуть… Да, юноша красив и соблазнителен, он привлекает к себе тела и души, устоять перед ним, когда он, истекая своими соками, столь явно тебя предпочитает, нелегко. Но еще и месяца не прошло с тех пор, как мы с тобой впервые были вместе… тебе самому не кажется странным, что тебя дразнит чужой запах, когда я, твой истинный, рядом?

Текс тоже нахмурился и снова приложился к фляжке. Виски горчил и обжигал одновременно, и его тепло помогало там, где честные признания замерзали в горле:

— Мне многое кажется странным и непривычным с тех самых пор, как ты появился в моей жизни, Дик. Не скрою, до встречи с тобой я не раз испытывал интерес такого рода к омегам, которые оказывались на моем пути. Правда, по разным причинам, мне ни разу не удавалось сделать то, что получилось только теперь, с Лунным Оленем. Может быть, потому он и волнует меня до сих пор? Но я все-таки здесь, с тобой, когда мог бы, воспользовавшись твоим отсутствием, сполна насладиться наградой за спасение. Он предлагал мне себя еще в пути, Барнсы не дадут соврать, однако я не принял его благодарность.

«Или принял бы, не помешай этому отряд военных из форта?» — ехидно вопросил голос совести, позаимствовавший интонацию у Тони Куина. Укол был нанесен мастерски, и, против воли, щеки Текса покраснели, и он опустил глаза в пол, понимая, что едва сдержался от соблазна заново испытать медовое наслаждение, подчинив себе гибкое тело индейца…

Но нет, нет, соблазн был не в том, чтобы лечь с Лунным Оленем, а в том, чтобы проявить себя альфой с Ричардом, с тем, кто единственный был ему по-настоящему желанен и важен в этом мире. Это он понял уже потом, когда они возвращались в деревню, и частые призывные вздохи и взгляды команча начали откровенно раздражать Текса.

Однако, между пониманием собственных истинных желаний и тем, чтобы их удовлетворить со своим истинным, лежал даже не страх встретить его отказ — Декс достаточно откровенно намекнул Сойеру на то, что между ними все возможно по взаимному желанию. Страшнее было не достигнуть того же головокружительного переживания, какое они оба получали, когда Текс принимал Далласа, становясь его омегой…

В душе Черного Декса, многократно раненой, покрытой шрамами прошлых предательств, поднималось холодное бешенство, грозная волна гнева росла и росла, ей ничего не стоило утопить в соленой мутной воде недавно расцветший сад… и, сознавая это, Ричард Даллас не хотел давать воли своим темным чувствам.

— Ах вот как… Значит, мне не стоило удивляться, почему он смотрит на меня глазами злобной змеи — вопреки возвышенно-травоядному имени. Ты не принял его благодарность, хотя мог бы принять. Очень мило с твоей стороны, хотя и невежливо — ну как же взять и отказаться от подарка? Только бледнолицый на такое способен. — как Ричард ни старался, он все же не смог горькой иронией полностью замаскировать обиду и боль.

— Готов поспорить на пятьдесят долларов, что он, уговаривая тебя уступить, называл меня нищим и жадным, или еще столь же лестными словами… и едва ли ты возразил хоть что-то, мой мальчик. В твоем возрасте поддаваться соблазну намного естественней, чем сопротивляться ему.

Черный Декс пожал плечами и снова прибегнул к помощи фляжки, которая уже почти совсем опустела.

— Но я никак не могу взять в толк — почему его заигрывания трогают твою душу настолько, что Красная Сова опасается, как бы мне не пришлось уезжать одному? Твое желание быть для этого мальчишки-омеги настоящим альфой, властелином, старшим — в самом деле так велико? Милый мой, если ты столь наивен, столь падок на омежьи уловки и хитрости… я тебе не завидую. Ты не успеешь стать старшим мужем, как Лунный Олень скрутит тебя в бараний рог и посадит на прочный поводок своих капризов, время от времени вознаграждая медовым напитком. Если все обстоит именно так, я и себе не завидую… вот почему, выбирая между омегой и альфой, я всегда предпочитал иметь дело со вторыми.

Картина, которую рисовал перед Тексом откровенно разозленный и разочарованный в нем альфаэро, была куда более безрадостной, чем та, о которой он имел неосторожность помечтать, едва узнав о том, что союз между ними двумя мог бы быть расширен решением старшего мужа.

Но Лунный Олень уже успел проявить достаточно коварства и пойти на такие бесчестные уловки, после которых плотское желание Сойера сошло на нет. Потакать же капризам омеги, ведущего себя с Ричардом неуважительно, и вовсе не входило в планы Текса, и теперь уже настал его черед обижаться на Далласа за то, что ему пришло в голову нечто подобное: