Трапеза была богатой, и духи росли на глазах, становились сильнее, больше, плотнее, еще чуть-чуть — и они смогут нашептывать так, что соблазнительные голоса станут различимы для смертных, особенно захмелевших и полусонных.

А кое-кто непременно присосется к ослабевшему сердцу, начнет манить, вытягивать живую душу, чтобы выгнать ее прочь и самому занять вожделенное тело…

Одна из таких теней, красновато-лиловая, цвета вожделения и страха, отделившись от Лунного Оленя, напитанная неутоленной страстью самонадеянного и пылкого юноши, бродила вокруг Белого Ездока, тянулась к нему липкими длинными пальцами, звала тонким голосом — и Белый Ездок откликался, сам того не зная, все больше проваливаясь в страх и прочные сети из чужого сладкого запаха.

Шаман взглянул на Зовущего Реку, альфу Белого Ездока, восседающего на высоком рыжем коне, и с острой беспощадной ясностью узрел будущее этих двоих… оно почти уже свершилось, и станет неизбежным, если позволить другой тени, желто-зеленой, проскользнуть к рыжему коню, повиснуть на стремени, взобраться выше и пробраться на грудь к Зовущему Реку, куснуть его в самое сердце.

Но для чего же посылается в Срединный мир шаман, как не за тем, чтобы хранить горячие сердца и благородные души от злых и голодных духов?

Неслышной поступью крадущейся пумы Падающий Дождь нагнал Белого Ездока и, обхватив за плечи и особым образом толкнув под колено, опрокинул юношу наземь, шепча на языке бледнолицых:

— Зола и земля! Зола и земля!.. Зола смывает, земля забирает.

— Эй, Падающий Дождь! Что это ты творишь с моим мужем среди бела дня? — послышался сверху деланно-разгневанный голос Зовущего Реку. — Неужели хочешь похитить честно добытое им ку, чтобы бросить в свой колдовской котел?

Отпуская Текса, шаман только улыбнулся. Зовущий Реку и Белый Ездок не видели и не могли увидеть, а тем более — услышать, как две призрачных тени, красно-лиловая и желто-зеленая, с визгом разжали липкие скрюченные пальцы и с разочарованным воем утекли прочь: одна ушла в землю, как вода, вторая растворилась в дыме костра…

Вместо того, чтобы подойти к стремени мужа и достойно поприветствовать его возвращение, Текс вдруг самым позорным образом ткнулся носом в землю — прямо под копыта рыжего. И даже не понял сразу, как это с ним вышло, пока не услышал над собой певучий голос шамана, и голос Ричарда, в котором прозвучало явное неодобрение.

Спешно поднявшись, он принялся первым делом счищать с лица липкую желтую глину, но вместо этого только сильнее размазал ее грязными пальцами по коже и стал почти неотличим от раскрашенных индейцев.

Все, кто заметил это, тут же радостно поделились друг с другом своими впечатлениями:

— А! Белый Ездок теперь уже не совсем белый!

— Духи команчей вдохнули ему в грудь свою отвагу, и он стал лицом, как один из нас!

— Теперь Красный Ездок почти что брат Красной Сове!

— Так и есть, пока луна не взошла. Солнце светит обоим, луна — одному из них! — и все в таком же духе.

Сердито зыркнув на Падающего Дождя, Текс оставил попытки превратиться обратно в бледнолицего, поняв, что проще будет сделать это потом, дойдя до ручья или снова посетив индейскую мыльню. А пока ему надлежало все-таки поприветствовать благополучное возвращение Далласа.

— Вот и ты! Я рад, что вы вернулись с победой! — взяв жеребца под уздцы, Текс похлопал по крутой конской шее, остро пахнущей потом, соленой кожей и кровью врагов, потом поймал щиколотку всадника, прижался лбом к его колену и, жадно вдохнув родной запах, тихо добавил — Ты жив и невредим, муж мой… это все, о чем я просил духов прерии и Триединого.

Ричард ничего не сказал в ответ на нежное приветствие Текса, лишь слегка взъерошил волосы любимого, и позволил мужу вести коня, куда он только пожелает.

Текс умело прокладывал дорогу, перед ними расступались с почтением, но вслед обоим бледнолицым летели слова и взгляды, исполненные не одного только доброжелательства… Пару раз Ричард спиной ощутил ледяной холод, и, поскольку уроки шамана были им выучены хорошо, он внял этому предупреждению.

«Надо поскорее уезжать отсюда. Обещание, которое я дал Красной Сове, стоит сдержать, даже если ради этого мне придется нарушить слово, данное вождю. Синее Облако во многом ошибался на мой счет и на счет своего сына, но в одном он совершенно прав: любовь лишает человека разума и делает его слабым…».

Тексу хотелось увести Ричарда подальше от возбужденной суеты команчей, он сам уже успел порядком устать от нее, и полагал, что отдых и покой после трудного дня намного желаннее для альфаэро, чем пляски у костра и восхваления своих подвигов. Пусть этим займутся воины племени, на чьем счету снятые ими скальпы — тот апач, которого он убил по счастливой случайности, свой скальп сохранил, стало быть, похвастаться Сойеру было нечем, и нечем доказать, что он и вправду совершил то самое ку.

Однако, сейчас его куда больше волновало другое: дальнейшие планы Ричарда все еще оставались угрозой для его, Текса, омежьего спокойствия и вызовом альфовьей гордости ковбоя, и это тоже следовало обсудить с ним без посторонних ушей и глаз, и уж тем более без отвлекающих и раздражающих запахов чужой течки.

Потому Текс, буквально прорвавшись сквозь плотные ряды индейцев, настроенных на долгое празднование, увел коня Ричарда вместе с седоком подальше от центра становища, к их уединенному типи. Там он оставил Далласа управляться со снаряжением и, сбегав к ручью за водой для лошадей, заодно умылся как следует, избавившись разом и от грязи, и от запаха Лунного Оленя.

Вернувшись к типи, он наполнил выдолбленную в цельном бревне поилку, а остаток воды перелил из кожаного ведра в котелок и чайник. Нырнув под кожаный полог, он практически наощупь подвесил их над очагом и зашарил палкой по золе, надеясь, что в ее глубине еще теплятся горячие угольки. Но надежда была напрасной — огонь давно угас, и теперь пришлось разводить его заново с помощью зажигалки и пучка сухого лишайника и мелких веток.

Провозившись с растопкой, Текс отчетливо чуял присутствие мужа — его насыщенный кофейно-лимонный запах медленно и верно заполнял собой пространство типи, и даже костровой дым был не в силах заглушить его. Но заметил он Ричарда не сразу — тот сидел на шкурах и молча наблюдал за его суетой, и это молчание показалось ковбою предвестником чего-то нехорошего…

Комментарий к Глава 9. Медовая ловушка

1 команчи действительно могут дарить или оставлять в наследство друг другу свои подвиги (ку), для этого существует свой особый ритуал передачи.

========== Глава 10. Примирение ==========

Убедившись в том, что огонь принялся лизать подброшенные ему дрова, Сойер поправил нехитрую утварь так, чтобы пламя грело днище котелка и чайника, и, поняв, что больше не выдержит этой гнетущей тишины, обернулся к мужу:

— Теперь тебе придется изменить своим планам, так ведь? Что ты будешь делать завтра? И включишь ли меня в свои расчеты? — его вопросы прозвучали с некоторым вызовом — но то сказалось собственное напряжение Текса, а вовсе не его желание подвергать сомнению способность Ричарда найти выход из ловушки, которая вот-вот могла захлопнуться благодаря усилиям Коула и его следопытов.

— Не знаю, я еще не думал о завтрашнем дне — поскольку сегодняшний далеко не закончен, — ответил Ричард, снял оружейный пояс, куртку и расстегнул ремень и пуговицы на рубашке, чтобы освободить дыхание.

— Лучше расскажи мне, что у тебя происходит с Лунным Оленем, честно и без утайки, пока мы будем ужинать и пить… что-нибудь покрепче чая. Присутствовать при добывании ку команчами — это, знаешь ли, то еще удовольствие. До сих пор в ушах стоят вопли скальпируемых, а в носу — чудесные запахи, которые сопутствуют процессу. Брррр…

Его слегка передернуло, он приложился к фляжке с текилой и пояснил:

— Я не боюсь испачкать руки, но предпочитаю сам решать, в какой степени и обо что. А сегодня у меня не было выбора… поскольку вместо задуманного путешествия во Фритаун пришлось спасать твоего впечатлительного мальчишку. М-да…