— О, нет, нет… — Декс поспешил успокоить любимого, поскольку отнюдь не желал разрушить его первое торжество над своим телом; чем смелее младший муж будет познавать науку страсти и тайны любовного наслаждения, тем прочнее окажется связь, установившаяся между ними и крепнущая день ото дня.
— Ты все делаешь…аааа… чудесно… но слишком хорошо, чтобы я мог выдержать дольше.
Он потерся членом о ладонь Текса, находя в этой особой ласке все большее удовольствие, и полувыдохнул-полупрошептал смиренную мольбу покоренного любовника:
— Позволь же моему желанию выплеснуться… прямо сейчас, пока ты во мне, потуши разожженное пламя… Давай сделаем это вместе, Текс, так, как захочешь, но только вместе — и сейчас, даааа, сейчас!..
Успокоенный и раззадоренный речами мужа, Текс поменял местами свою ладонь с ладонью Ричарда и попросил:
— Тогда покажи мне, как ты сам это делаешь, когда хочешь быстрее излиться… научи меня, как я должен делать это…
Узел уже снова по-особенному пульсировал внутри горячего тела альфы, и Сойер закрыл глаза и прислонился лбом к спине Декса, между лопаток, ощущая, как правая рука подрагивает в такт движениям кисти, и ловил, соразмерял собственные движения с темпом возлюбленного. Тому хватило несколько раз сильно и властно пройтись туда-сюда по члену, чтобы выплеснуть длинную струю семени, и в тот же миг член Текса снова разрядился, лишь слегка опустошив тугой узел.
— Охххх… Дики… как же ты охуительно хорош… — выдохнул он неуклюжее признание и, обхватив мужа за живот, бережно положил его и себя набок, повторив мудрые уроки самого Далласа.
Некоторое время они просто лежали неподвижно, давая отдых коленям, впитывая блаженное послевкусие обоюдного оргазма, и дыша так слаженно, словно и вправду сделались едины всем телом. Но узел и не думал спадать, а любопытство ковбоя к незавершенной истории про бегство с каторги сделалось даже больше, и, поцеловав мужа между лопаток, а потом в каждую из них, Текс снова пристал к нему с расспросами:
— Так почему же ты украл свободу, если упомянул, что вы попросту сбежали с другим каторжником? Расскажи, страсть, как хочется узнать, что за суровые испытания ты перенес тогда, когда у меня на уме были лишь мальчишеские глупости?
Текс оказался способным учеником, все предыдущие постельные наставления он схватил на лету, и сейчас блестяще сдавал экзамен по сложной дисциплине «сведи с ума любовника»…
Когда они немного утихли, Ричарду захотелось просто полежать рядом, в расслабленной дреме, дав отдых не только мышцам, но и перенапряженной душе; но детское любопытство мужа, совмещенное с ненасытностью распаленного альфы, дорвавшегося до полной сцепки, забавляло его и побуждало продолжить беседу:
— Потому что для каторжника вернуть свободу, пока срок заключения еще не истек — все равно что украсть… По крайней мере, так считает закон и его слуги. Ты разве не слышал, что, если сбежавшего ловят и не расстреливают после поимки, ему добавляют срок?.. Да нет, конечно, откуда ты мог слышать о континентальном уголовном праве, живя на мирном техасском ранчо… Ну, а что до испытаний, выпавших в юности мне на долю, они довольно обыкновенны, для мальчишки, родившегося в трущобах и воспитанного улицей куда больше, чем родителями и воскресной школой: голод, нужда, невежество и драки, где умение бить первым ценилось превыше всего. Так уж устроен этот мир, Текси: если в четырнадцать ты стал карманным воришкой, то в семнадцать наверняка попадешь в тюрьму.
Слушая откровения Ричарда, Текс все больше проникался к нему уважением и состраданием. Но у него в воображении не вмещалось, что же должен был делать и как пробиваться по жизни юный альфа, попавший в семнадцать на каторгу, сбежавший оттуда, перебравшийся в Америку и сделавшийся нынче грозой Техаса да и некоторых прочих Штатов тоже, если верить слухам да сплетням про Черного Декса и разбогатевшего неведомым путем Далласа. У него в голове крутился еще миллион вопросов, и он мог бы мучить ими Декса до самой зари и дальше, но… тут его снова накрыло наслаждением, и он лишь крепче притиснул к себе охнувшего мужа, вжимаясь в него со сладкой дрожью…
Их сцепка продлилась больше часа, но о прошлом Дика Сойер больше не расспрашивал — после насыщенного не самыми приятными событиями дня, и под воздействием коньячно-текиловых паров, альфа начал уплывать в дрему и выныривал из нее лишь когда Текса снова сотрясал оргазм, или когда его член требовал к себе повышенного внимания. Когда же они разъединились, Даллас практически сразу уснул мертвым сном, и ковбой, наспех прибрав тарелки и недопитую бутылку, бережно укрыл его и себя пестрым покрывалом и поступил так же…
Утро, пробравшееся в их типи с первыми лучами позднего осеннего солнца, наградило Текса ощущением страшной жажды и суховея в рту, и скованностью замерзшего на морозном холодке тела. Не дожидаясь пробуждения альфаэро, он первым делом потащился к ручью за свежей водой и обнаружил, что трава подернулась инеем, а по берегам кое-где за ночь успели застыть прозрачные льдинки.
Когда Даллас подал признаки жизни, заворочавшись и шумно задышав под грудой всего теплого, чем накрыл его поверх пледа заботливый Текс, ковбой уже успел сварить кофе и сунул горячую кружку прямо мужу под нос:
— Доброе утро, Дики! Согрейся, сегодня с гор повеяло близкой зимой.
продолжение следует
