— Каторга? За что? За что же в семнадцать лет человека могут осудить на каторгу? — Текс замер, удивленный и ошарашенный упомянутым фактом биографии своего истинного. Ему самому было семнадцать не так уж давно, и самым дерзким из его желаний в том возрасте было разве что поцеловаться с Генри о-Пойндекстером или — о, ужас! — тайно пострелять из отцовского кольта по пустым жестяным банкам где-нибудь в холмах Сан-Сабастан… За такое его разве что могли строго пожурить, да патер Нотта-и-Джорно взглянул бы сурово и прочел назидательную проповедь. Но что же нужно было совершить, чтобы быть осужденным в столь юном возрасте на каторгу?
Даллас, похоже, не очень-то был настроен на откровения, его больше занимало то, что происходило прямо теперь между супругами, и мучительное напряжение собственного члена. Даже притворившись омегой, он все равно пытался командовать ковбоем, и вернуть все его внимание к жаркому соитию. Текс уклонился от этой уловки и, ударив мужа по руке, тянущейся к члену, возобновил свои движения — но лишь за тем, чтобы иметь возможность и законное основание продолжить допрос с пристрастием:
— Нет-нет, сегодня ты снова пленник, мой пленник… Говори, мошенник ты этакий, за что тебя везли на каторгу и как тебе удалось избежать ее? Только не ври мне, что твоя задница тому причина! Она, конечно, сладка и податлива, как у течной омежки, но тот капитан, когда ею уже попользовался, вряд ли отпустил бы тебя на все четыре стороны… Чем же ты себе купил свободу?
Декс хрипло выдохнул и стиснул зубы, ощутив, как внушительный даже для альфы — и более чем внушительный для омеги! — ствол вторгается внутрь его тела, продвигается глубже, растягивая мышцы, и дарит мучительное удовольствие одним своим присутствием, не говоря уж о ритмичных толчках. Они сводили с ума и стремительно приближали оргазм, но сила их все-таки была недостаточна для полной разрядки.
Текс очень хорошо понимал, что и зачем он делает, и, желая разговорить мужа, вовсю пользовался преимуществом своего положения. Так что выбор у Ричарда был невелик: взорваться или признаться.
— На каторгу…оооххх… меня везли по приговору суда, быстрого и скорого, за разбитое окно в богатом доме и украденные серебряные вилки. Квалифицировали как кражу со взломом, при отягчающих обстоятельствах, дали три года каторги и еще три года ссылки. Охххх… Текс… по-моему, я сказал достаточно…
— Так ты ко всему прочему еще и вор, Дики?.. Ай-ай-ай, вот нехороший мальчишка! — войдя в роль альфы, вольного карать и миловать, Текс несколько раз довольно чувствительно шлепнул мужа по заднице, прежде чем возобновить поступательное проникновение в горячую глубину его тела.
— Я не вор… Не вор… — прорычал Декс и снова потерял дыхание от возбуждающего насилия — любовного, игривого, но все-таки насилия.
Он извернулся и схватил мужа за бедро:
— Чем я…мммм… чем я сейчас могу купить свободу, мой господин?
— А… так вот как ты разговаривал с тем капитаном, пока он тебя огуливал? — усмехнулся ковбой, но не дал хитрецу уйти от полного ответа, который ему все еще хотелось узнать:
— Расскажи мне честно, как же тебе удалось купить свободу тогда, и я подумаю, даровать ли ее тебе сейчас…
Слова и действия Текса, заставлявшие дикого зверя огрызаться, вернули Ричарда в прошлое, почти на двадцать лет назад. Он снова ощутил горько-соленый вкус пота, стекающего со лба на губы, вместе железистым оттенком крови, солнечные ожоги на плечах, едва прикрытых разорванной рубахой, душный запах оранжевой пыли, перемешанный с ароматом лавандовых полей и апельсиновых рощ, и жилистые, мускулистые руки капитана жандармов на своих бедрах…
«Да-да-да, мой мальчик… ооо, мой мальчик… Мой кофейный мальчик, мой апельсиновый принц» — капитан что-то такое шептал ему, хрипло дыша, прикусывая шею, вбиваясь в тело все крепче, все сильнее, и изумленный юноша, оглушенный пряным ароматом вишни и крепкого табака, ощутил внутри себя струю спермы, а после — узел, и сам застонал, содрогаясь в первом настоящем оргазме.
— Мммммм, Текс… Я не покупал свободу, я… я ее тоже украл.
Декс слегка двинул бедрами и сжал мужа внутренними мышцами, потер его член, зная по опыту, что столь сильное удовольствие ни один альфа не может вытерпеть безнаказанно.
— Украааа… ааах ты… мошенник… — выдохнул ковбой, ощутив, как внезапно попался в шелковый капкан или кокон, мягко сдавивший член в самом чувствительном месте. Последствия не заставили себя ждать — он обильно пролился в тело мужа и узел, разбуженный движением соков по стволу, тут же ожил и набух, властно запечатывая собой анус Ричарда…
— Хоооох… ну и ну… вот уж никогда бы не подумал, что такое возможно испытать с альфой… — поделился Текс своим открытием, и, ласково поиграв с сосками Далласа, переместил ладонь на член альфы, упирающийся тому в живот. Сжав ствол, ковбой принялся бережно поглаживать его от корня к навершию, поддерживая острое удовольствие, но не доводя его до пика и разрядки. Эта сладкая пытка могла помочь в дальнейшем дознании, которое было так ловко прервано хитрым любовным маневром Декса:
— Что значит — украл свободу? Ты что же, стащил у капитана ключи от своих кандалов, когда он натешился с тобой и уснул? Говори правду, и тогда я позволю тебе излиться…
Декс снисходительно улыбнулся бы над «озарением» молодого мужа, еще слабо знающего собственное тело, и никогда прежде не впадавшего в «грех альфаложества»… о да, невинный цветок прерий, как шутливо называл Тексиса покойный Тони, о таком и не помышлял! — но, видят небеса, сейчас альфе было не до смеха. Он не мог дышать. Вся его кровь устремилась вниз живота, к основанию члена, где невыносимо тянул узел, набухающий сладкой болью…
Он все-таки умудрился высвободить одну руку и воистину воровским жестом дотронуться до себя: касания любимого дразнили, подводя к самому краю, но оставались чрезмерно нежными для Декса, жаждавшего более плотного контакта, более резких и смелых движений, и самое главное, внимания требовал напряженный, переполненный узел.
Текс не знал подобных тонкостей альфовьей природы, позиция сверху тоже была для него в диковинку, и, конечно, ковбой не намеренно истязал мужа; сознавать это было отрадно, однако состояния нисколько не облегчало.
«Я сам виноват… ооох, черт возьми, Тееекс… нужно было… ооохх… научить его раньше… Ведь я знал, знал, что он и альфа тоже… мммммм… значит, непременно захочет побыть сверху».
Мысли вспыхивали и гасли, как светлячки в темной листве, сознание уплывало, а Текс, захваченный игрой, сам дрожа от возбуждения в сцепке, все требовал от него признаний.
— Нет, все было не так… Он любил и так желал меня, что ни за что бы не упустил по-глупому… И по-честному доставил на каторгу, пообещав хлопотать о моем освобождении. В Тулоне я был скован с другим колодником, бежать мы могли только вместе. И однажды случай представился… ооооо, Текс, ты смерти моей хочешь?!
— Смерти? Нет, что ты! — Текс испуганно остановился и рука его замерла, ослабив давление на члене альфы.
Он участливо склонился к его лицу, насколько позволяла сцепка, связавшая их тела в единое целое, и встревоженно спросил:
— Тебе больно? Я что-то делаю неправильно?
Острое любопытство и желание а-Сойера, воспользовавшись доминирующим положением, разузнать побольше о темном прошлом мужа, тут же уступили чисто омежьему сопереживанию чужой боли и страданию, которые ему ни в коем случае не хотелось причинять своему истинному.
Однако, он хорошо запомнил все сказанное Дексом и положил себе вытянуть из него окончание этой истории, которая интриговала его слишком сильно, чтобы просто отмахнуться и забыть. Как-никак, им обоим еще предстояло многое узнать друг о друге. Но, если Текс жил простой и понятной жизнью обыкновенного ранчеро и ковбоя, и его переживания крутилась вокруг таких же простых и понятных любому техасскому жителю вещей, то прошлое Ричарда Далласа изобиловало страшными тайнами и загадками, которые ему еще предстояло раскрыть…
