Падающий Дождь тоже был где-то там, от него веяло свежей прохладой, и запах дождевых капель вплетался в прогретый осенний воздух, как вливается молоко в густой и горячий кофе… но Ричард хотел видеть и чувствовать одного Текса, все остальное могло подождать, и кому, как не шаману, знающему чужие сны, было благословить святую неблагодарность пылкой любви?

— Текс! Теееееекс! — ответил он собственным диким и громким кличем, подобно команчу на охоте, и, раскинув руки в стороны, на расстоянии открыл возлюбленному объятия.

Коня можно было не пришпоривать: повинуясь голосу хозяина, он и так летел, как стрела, пущенная из лука, и конь, шедший под седлом Текса, в свою очередь прибавил ходу без всякого понукания со стороны наездника…

Ричард резко осадил рыжего жеребца в каких-нибудь пятидесяти футах от мужа, сделавшего то же самое; они одновременно спрыгнули с седел и бегом бросились навстречу друг другу, чтобы через несколько секунд яростно обняться прямо на дороге.

Объятия Ричарда были крепкими, как обручи на дубовой бочке, и сладкими, как мед, и у Текса на несколько долгих мгновений закружилась голова, когда они запечатали друг другу уста приветственным поцелуем. И как это он мог заподозрить мужа в чем-то дурном? А даже если и водились за ним какие-то прегрешения перед богом и законом, разве было в том что-то осквернявшее их любовь, вспыхнувшую так ярко и горевшую так чисто в душах обоих, как это только и возможно в союзе истинных? Нет, все это суета и пустяки в сравнении с тем счастьем, что Текс испытал при встрече после всего-то нескольких дней вынужденной разлуки.

— Хвала Триединому, ты жив… жив и свободен! И мы оба свободны теперь ехать, куда захотим! — не размыкая объятий, Сойер заглянул Ричарду в глаза, с наслаждением впитывая его родной запах.

Декс молча прижимал к себе мужа, не позволяя отстраниться ни на дюйм, и чувствовал, как нарастает в нем знобкая дрожь — словно тело, изнуренное долгой тяжелой работой, наконец-то позволило себе отдых, но еще не успело насладиться покоем.

Говорить не хотелось, простые обыденные слова казались лишними, возвышенные признания в любви — фальшью, а подлинных слов, способных выразить все, что Декс передумал и перечувствовал за прошедшую неделю, не существовало в языке бледнолицых.

Падающий Дождь, неслышно подъехавший сбоку, смотрел на пару с улыбкой, но и он сейчас был лишним. Шаман это понимал, ему не требовалось никаких знаков и намеков, чтобы незаметно исчезнуть, раствориться в осеннем мареве вместе со своим флегматичным пони.

Больше всего Дексу хотелось затащить мужа в ближайшую рощу и там повалить на мягкую землю, засыпанную хвоей и сухими листьями, умершими от зноя, забыв про всякую осторожность и сдержанность, но благоразумие и любовь диктовали иное, и ставили препоны неукротимому влечению.

— Я рад, что ты… что ты уже здоров, — наконец, выдавил он членораздельную фразу, и махнул рукой в сторону индейской деревни: — Нам туда.

Текс заметил, что Ричард выглядит измученным — что несмотря на радость от встречи, по лицу его то и дело пробегает тень скорби, и подумал о том, как это непросто — терять преданных людей. И пусть Ланс позорно умер, сделавшись предателем, а жизнь Тони прервала пуля рейнджера, эти двое что-то да значили для Черного Декса, они по-своему любили и уважали его, шли за ним, искали его защиты и покровительства. И оба умерли так внезапно и слишком рано…

Поколебавшись, Сойер все-таки решил, что сообщить про кончину Куина будет правильно:

— Я-то да, уже здоров, а вот Тони… Тони умер три дня назад, и мы похоронили его на нашем кладбище в роще… Хотя он так просил отвезти его в Новый Орлеан. И еще, перед смертью он просил, чтобы я напомнил тебе обещание, данное ему… насчет Дэнни.

Плечи Декса устало поникли под грузом очередной потери — хотя она и была ожидаема, но все равно глубоко ранила и наполняла глубокой печалью.

— Бедняга Тони… Мир его праху. Он не надеялся дожить до старости, однако и встречу со смертью не торопил, старался понапрасну не искушать Черного Джека. Жаль, очень жаль…

Ричард обнял Текса за плечи и прижался щекой к небритой щеке ковбоя:

— Прости, что заставил тебя переживать все это в одиночку… Будь я книжным героем, не стал бы позорно сбегать, спасая свою шкуру, а принял бы неравный бой с ребятами капитана Коула, ради того, чтобы о моей красивой смерти еще пару десятков лет слагали песни в Техасе. Но я не книжный герой и предпочел радости и горести подлунного мира вечному безмолвию и покою небытия. Это не так красиво выглядит, знаю, но ведь живым я нравлюсь тебе чуточку больше?

Попытки Декса шутить были не слишком убедительны, однако пустой разговор «ни о чем» был бы еще худшим вариантом.

Оба супруга — старший и младший — стояли на пороге новой жизни, где им предстояло узнать друг друга с самых неожиданных сторон; каждый из них желал этого, и каждый был смущен, потому что не знал, с чего начать и как подступиться к своим правам и обязанностям после всего произошедшего за последнюю неделю.

И они просто пошли бок о бок в направлении индейской деревни, на сизый дым костров и запах кукурузных лепешек, и лошади, свободные от седоков и поводьев, но не привязанности к своим хозяевам, двинулись вслед за ними.

Тексу тоже стало грустно при вспоминании о Тони. Удивительно, но смерть едкого на язык и порой откровенно неприятного омеги огорчила его куда больше известия о гибели балагура и весельчака Ланса. Но, может, так случилось лишь потому, что Тони спас Ричарда ценой собственной жизни и несколько дней мучительно умирал у него на глазах, искупая тем самым все причиненные обиды, а Ланс оказался предателем, получившим свое по заслугам. Но, как бы то ни было, Даллас абсолютно прав, предпочтя бегство сражению, потому что даже верные близнецы Барнс вряд ли сумели бы защитить его от рейнджеров, посланных по его душу аж из Сан-Антонио.

А с этим вызовом им предстояло разобраться уже вместе, даже если теперь Тексу тоже будет грозить преследование со стороны техасских властей. Сделанный в пользу Черного Декса выбор хоть и поменял круто все представления ковбоя о том, кто есть кто, и за кем правда, но изрядно примирил в нем альфу и омегу. А-Сойер получал новую, полную приключений и риска жизнь, так отличную от той, что вел на ранчо, ну, а о-Сойера не интересовало ничто, кроме возможности быть вместе с Ричардом Далласом, своим законным мужем.

Обхватив Декса рукой за талию, Текс с каждым их совместным шагом ощущал, что напряжение последних дней сползает с его плеч, будто тяжелое колючее одеяло, но, чтобы прогнать окончательно все переживания и боль разлуки, ему было нужно ощутить Ричарда полностью, впустить его в себя, дать себе насладиться им в полной мере… и его тело сладко отозвалось на мысли об этом.

Когда между деревьев показались конусы индейских жилищ и замелькали силуэты обитателей деревни, Текс остановился и, развернув к себе альфаэро, снова припал к его губам долгим страстным поцелуем, воспламеняя кровь, дразня, обещая большее. Потом отстранился и тихо спросил:

— Ты говорил, что индейцы чтут таинство брака… Это так? Они не станут прыгать вокруг твоего здешнего жилища в ритуальных танцах, когда мы захотим побыть наедине?

— Не станут, -улыбнулся Декс, наслаждаясь вкусом любимых губ и мгновенно сгустившимся, теплым и сладким запахом диких слив и красного вина; ладони альфы мягко скользнули на бедра мужа и сперва притянули его поближе, а потом притиснули вплотную.

— Никто нас не потревожит, не бойся. Но… Текс… может быть, ты и сам захочешь увидеть ритуальный танец племени у ночного костра. Это прекрасное зрелище. И весьма возбуждающее. Я ведь обещал тебе незабываемый медовый месяц, и намерен сдержать обещание, несмотря ни на что.

Объятия Ричарда стали еще крепче, а голос понизился до глухого шепота, каким он обычно поверял молодому мужу жгучие тайны любви.

— Ты… как чувствуешь себя после трех дней в седле?.. Выдержит ли твое тело мое накопившееся сладострастие?