Ричард расстегнул ремень и ширинку на джинсах, развел в стороны согнутые колени, и, глубоко дыша, отвлекаясь мыслями на скучные предметы, чтобы не спешить и не стать сразу чересчур громким, обхватил пальцами головку члена.

— Текс… — негромко позвал он. — Текс! Готов поспорить на серебряный доллар, что твоя задница сейчас такая же влажная, как вспаханная земля после летнего дождя, а в кальсонах тебе так же тесно, как в детских штанишках…

Искушающий голос Ричарда легко преодолел расстояние, разделяющее их, и тонкая перегородка, сотворенная из дерева и известки, лишь слегка приглушила его, сделав только более вкрадчивым.

— Эй, масса Дик! Я тут как бы пытаюсь уснуть! — вскинулся Текс, намеренно позаимствовав у старого негра его манеру произносить обращение «мистер». Ковбоя, неискушенного в сложных любовных интригах, уже начала сердить неугомонность альфаэро, но в то же время он не мог не признать, что каждое слово Далласа попало, что называется, «в яблочко».

— И я не стану с тобой спорить на серебряный доллар хотя бы потому, что у меня его при себе нет! Зато есть подсвечник, который я вставлю тебе в задницу, если не умолкнешь! — раззадорившись не на шутку, дерзко пригрозил Текс мужу, в глубине души сознавая, что уж скорее тот сам ему кое-что вставит в воспитательных целях. Но в том, чтобы дразнить Далласа в ответ, сознавая, что ни дверь, ни окно его не остановят, если он решит войти, была своя острая прелесть. В такие игры они с Ричардом пока еще не играли, и Сойеру страсть как хотелось выйти из нее победителем. Правда, что именно можно будет счесть победой, было тем еще вопросом…

— Синеглазый дьявол… — ругнулся Ричард, позволяя сладкой истоме увлечь себя, подобно быстрому ручью, и позволил своей руке свободнее скользить по стволу вверх-вниз.

Сопротивление младшего мужа возбуждало, однако не стоило позволять Тексу зарываться и забывать, кому он клялся в любви и верности.

— Ну попробуй, исполни свою угрозу, если у тебя хватит духу открыть задвижку на двери. Но нет — ты так и будешь кутаться в простыни, трусливый щенок, способный только тявкать на волкодава.

Хлестнув непочтительного Текса бичом иронии, альфа перестал сдерживать удовольствие и принялся ласкать самого себя столь же умело и страстно, как делал бы это в дуэте с любимым.

Ответ альфаэро прилетел незамедлительно, но Текс даже слегка разочаровался тем, что не заставил его самого справиться с задвижкой и ворваться в спальню с целью проучить непочтительного младшего мужа… И, конечно, принялся дразнить его с удвоенной энергией, едва распознав доносящиеся из-за закрытых створок сладострастные звуки и вздохи.

— Трусливый щенок заставил волкодава спать на коврике у двери! И волкодав вовсе не так уж грозен, если оказался не в состоянии войти сюда! Ауууу… ауууууу… — ковбой довольно правдоподобно изобразил волчью подпевку, сев на край кровати и спустив ноги на пол, укрытый тростниковыми циновками.

Заняв оборону, он выпростал член из кальсон, направил его в сторону дверей и быстро задвигал по нему рукой, готовясь к «прицельному выстрелу», если Ричард все-таки решит пойти на штурм… Задницу, взмокшую от жажды любовного соития, так и припекало, но альфовья гордость не допускала и мысли о преждевременной капитуляции. Если Черный Декс желает заполучить его сегодня, пусть как следует потрудится, чтобы войти сюда и одолеть ковбоя в честной борьбе…

— Эй, Дики! Что ты затих? Заснул совсем? — дерзко вопросил он, стараясь не представлять себе в подробностях, чем именно сейчас занят альфаэро.

Текс снова сел и завозился на постели — Ричард отчетливо слышал каждое движение, и держа глаза закрытыми, видел мужа в своем воображении, видел как наяву: растрепанного, полуголого, загорелого, соблазнительного — тем более соблазнительного, чем недоступнее он казался. Ноздри альфы трепетали, впитывая сливовый аромат, проникающий из соседней комнаты вопреки ревнивым капризам любимого, и возбуждение нарастало, как приливная волна, побуждая Далласа двигаться быстрее и резче, толкаться в собственный кулак, как в тесное отверстие омеги…

Явно обманутый в своих ожиданиях, Текси окликнул его, не сумев скрыть нетерпеливые ноты в слегка охрипшем голосе, и Ричард неохотно замедлился. Дразнилки, достойные школьника, вызывали у него только снисходительную усмешку, занятый собой, он и не собирался отвечать на подначки, но голос Текса… ох, этот голос, эти интонации — юный муж и не подозревал, как они действуют на распаленного альфу. Ричард не пожалел бы никаких сокровищ, пообещал бы что угодно, только бы Текс продолжал говорить с ним. Самые колкие, самые обидные слова в его устах диковинным образом обращались в неистовую песню любви, и вели к оргазму вернее, чем самые бесстыдные движения тела.

— Нет, я не сплю… Я слушаю… и слышу, что ты там делаешь, Текси. Собираешься застрелить меня из своего члена… или просто полируешь ствол? Может, тебе нужна в помощь вторая рука, ммм? Более опытная…

— Нет! — поспешно ответил Сойер, которому хватило только представить руку мужа на собственном члене… и едва не кончить прямо на пол. Чтобы предотвратить поспешную разрядку, ему пришлось буквально взять себя в руки и стиснуть пальцами горячий ствол пониже навершия, но стон нетерпения все равно прорвался через перегородку и наверняка вызвал на губах Ричарда торжествующую ухмылку…

«Оххх… уж лучше вообще не представлять себе ни то, чем он там занят, ни его лица, или я сам к нему прибегу и буду униженно валяться у него в ногах, лишь бы он меня как следует отодрал…»— подумал Текс, и предпринял честную попытку вспомнить о пережитых им сегодня по вине любимого неприятных минутах и о том, что этот самодовольный гад наверняка трахался прямо на этой самой кровати с Тони… Брал его в самый цвет, зная, что тот может понести его семя! И наверняка они продолжали спать друг с другом уже после того, как ребенок случился, может быть, даже тогда, когда Даллас уже ухлестывал за ним самим!

— Расскажи-ка мне лучше, сколько твоих любовников и шлюх повидала эта самая кровать? Ты ведь вон какой видный альфа, наверняка у тебя остались тут поклонники кроме покойного Куина! Скольким из них ты завтра представишь меня, как своего истинного? И сколько их них все равно захотят оказаться с тобой наедине? А? — вернув себе решительный настрой с помощью новой порции ревности, Текс забросал Далласа неудобными вопросами, чтобы тот хотя бы на короткое время помолчал и не дразнил его в ответ, бросая вызов его самоконтролю…

Провокация сработала, и Текс сдавленно простонал что-то невнятное… похоже, отказался от предложения, но отказ дался омеге нелегко. Альфа же начал рычать и почти что спел Ричарду любовную арию, полную гневных упреков и скрытого призыва: «Разубеди меня! Оправдайся! Подчини меня снова и дай повод простить тебя!» — и Даллас снова не мог сдержать ни улыбки из-за фантазий Текса, ни жадных вздохов и гортанного рычания, рвущихся из горла при звуках любимого голоса.

— Поклонники — не моя история, Текс… ммммм, Текс… какого черта ты мучаешь себя и меня в такую чудную весеннюю ночь? Я хочу тебя до безумия, гадкий мальчишка, и ты прекрасно знаешь, что я никогда и никого не любил до встречи с тобой… Позволял любить себя, пользовался телами, предлагавшими познать их, вкусить совместное удовольствие — но и только. Никто, никогда, нигде не сводил меня с ума так, как ты… Мое сердце было холоднее льда и молчало, пока пр нашей встрече ты не заставил его… мммм… ожить…

Ричард рвано выдыхал признания в ароматную тьму, зная, что Текс ловит каждое его слово и кладет на собственное сердце.

«Черт возьми, еще немного этакой болтовни с ним — и я кончу, как подросток, даже не прикасаясь к члену, от одних только мыслей о нем и от его запаха…»

Он сел и положил руки на колени, посмотрел на дверь, смутно белевшую в трех шагах.

— Текс, я хочу тебя, а ты — меня. Давай закончим эту глупую ссору, и вместо того, чтобы рассказывать тебе о своей любви, я буду доказывать тебе ее до самого рассвета.