— Эх, вот непруха мне сегодня какая-то… все монеты почти что промотал. Удачи вам, господа! — Барнс вылез из-за стола и, откланявшись, пошел в сторону открытой палубы, прогулять свою неудачу. Текс тоже освободил свое место другим желающим, решив, что на сегодня с него довольно урока, и приблизившись к Далласу, подсел на соседний стул:

— Этот тип, что постоянно дымил сигарой… он поступал как ты с чашкой кофе? Я никак не мог разнюхать его истинный запах… и старикан еще вонял, как дохлый шакал, замоченный в виски. — сокрушенный неудачей в ситуации, когда выигрыш уже практически был в кармане, Текс огорченно повинился своему учителю и, с жадностью неофита, ступившего на новую стезю, спросил — А если не по запаху, то как еще можно определить, кто блефует, а у кого и правда сильная карта?

— По лицу. Лицо, мой мальчик, рассказывает все — не столь откровенно, как запах, но все же достаточно красноречиво, чтобы угадать, что там в картах: флеш, стрит или чахлое каре.

Ричард отложил газету и одобрительно похлопал Текса по плечу:

— Молодец, что понял про сигару. Хвалю. Но с вонючим стариканом они играют на двоих и еще неизвестно, в какой пропорции поделят выигрыш. Ставлю на старикана, хитрый лис… Его природный запах — апельсин и дубовая кора, а гаситель, ручаюсь, он купил самый дрянной и вонючий, в гаитянском квартале. Зато внимание отвлекает почище омеги, тот просто для отвода глаз.

Декс вздохнул, вспоминая Тони, его яркую красоту и блестящее чувство юмора, изящное, как французская фривольная гравюра, и острое, как альбасетский нож, умевшего превратить самое унылое плавание по бесконечной реке в сцену из плутовского романа.

— Не хочешь составить компанию Барнсу и прогуляться по палубе? Я уже задыхаюсь в этих покерных миазмах, мой дорогой… а может, меня укачивает… В любом случае, я человек, а не рыба, меня тянет на твердую почву, и я хочу взглянуть, не показался ли Новый Орлеан.

— Да, пойдем, пожалуй, прогуляемся пред сном… — легко согласился Сойер, и они вдвоем покинули прокуренный салон, где азартная игра только набирала обороты и грозила затянуться до поздней ночи.

Теплый и влажный воздух, поднимающийся над рекой, уже принявшей какие-то исполинские размеры, был напоен волнующими душу Текса новыми ароматами, а небо, окрашенное закатными тонами, было совсем не таким, как над холмами Сан-Сабастан. Здесь оно казалось такой же рекой, только текущей над головами, или сгущающейся молочными туманами вокруг парохода, а птицы, то поодиночке, то целыми стаями перемахивающие просторы Миссисипи, и вовсе были по большей части незнакомы глазу ковбоя.

Едва оказавшись на палубе, Сойер, как мальчишка, увлеченно перегнулся через деревянные перила и вперился завороженным взглядом туда, где мутную буро-коричневую воду взрывали мощные лопасти колеса. Весь первый день речного путешествия, Текс проторчал на палубе, наблюдая за этим механическим чудом, и теперь оно вновь приковало к себе его внимание в первую очередь. Следующим развлечением для пассажиров «Луизианы» было выслеживание аллигаторов и увлеченная пальба по этим зеленым громадинам, и на другие сутки ковбой с не меньшим азартом, чем на игре в покер, шатался по всему пароходу, высматривая в мутных волнах гребенчатые спины водяных монстров. И даже выпустил в одного такого целый барабан, метя в глаза, но крокодил, выбранный им в качестве мишени, резко нырнул и скрылся из виду, так и не дав ковбою никаких убедительных доказательств его меткости.

По какой-то счастливой случайности, организм Сойера, ранее пересекавшего реки только верхом на лошади и чаще всего — вброд, совершенно нормально воспринял качающуюся палубу, в то время, как Даллас, неоднократно пользовавшийся речными и даже морскими судами, все никак не мог справиться с приступами дурноты и головокружения при особенно сильном волнении. А монотонный плеск раздражал Ричарда похуже тексовых индейских приключений, если верить его же утверждению об этом… Вот и теперь, оторвавшись от зрелища режущих водяную гладь лопастей, Текс обратил внимание на то, что его супруг слегка бледен и не очень-то расположен подходить близко к борту, предпочтя скамью у внешней стенки салона.

— Как же ты пересек целый океан воды, если даже река действует на тебя так… угнетающе? — Текс с улыбкой превосходства подошел к нему и, присев рядом, потянулся губами к бледной щеке мужа.

— Как пересек? В корабельном трюме… в компании с парой каторжников и ящиками контрабандного груза. Нас немилосердно качало и в Бискайском заливе, и в океане. Не спрашивай, как я выжил, я сам этого не понимаю… и не пытайся представить запахи того корабля, иначе тебя замутит похуже, чем от дрянного виски.

Ричард откинулся на спинку скамьи, прикрыл глаза и полез в карман пиджака за портсигаром, где хранились самокрутки из загадочных золотистых листьев, упрятанные в коконы из дорогой папиросной бумаги. Он называл их «сигарами особого случая», курил редко и никогда не угощал младшего мужа, несмотря на настойчивые просьбы и даже обиды Сойера-а-Далласа.

Вот и теперь Текс жадными глазами наблюдал, как альфа прикуривает, и с жадным любопытством принюхивался к экзотическому аромату, тревожащему, тонкому, чуть горчащему, с примесью рома, шоколада и тропических фруктов, но Ричард делал вид, что не замечает повышенного внимания к привычному ритуалу.

— Тебе-то еще не надоело на корабле, ковбой? Ты привык к простору, вольному воздуху прерии, а здесь — воздух влажный, душный, гулять можно только от носа до кормы и между бортами, да и каюта у нас с тобой такая тесная, что… вошел и сразу вышел. Боюсь, наше путешествие оказалось бы чертовски скучным, не будь мы образцовыми молодоженами…

С некоторых пор Декс избегал словосочетания «медовый месяц» и вообще всего, что так или иначе было связано с медом. (2)

Текс жадно втягивал в себя дразнящий сладковатый дым, долетавший до его носа от сигарильи Далласа, раз уж ему было отказано в том, чтобы раскурить такую самостоятельно. Он видел, что когда Дик курил именно эти самокрутки, то заметно расслаблялся и приходил в приподнятое настроение, начинал шутить и обращался с ним так, словно провел целую неделю в целомудренном воздержании.

Но у загадочного табачка была и оборотная сторона — а именно утренняя сухость во рту, тяжелая голова и дурное настроение после трудного пробуждения. Сойер никогда бы не подумал, что курение может сказываться на ком-либо так же, как на его отце сказывалась иной раз неумеренность в потреблении односолодового виски. Однако, Текс не видел ничего такого в последствиях, чтобы понять, почему Даллас не дает ему самому попробовать этот «веселящий табачок». И у него уже начал зреть план — как бы незаметно вытащить одну сигарилью из заветного портсигара, когда Ричард сам подсказал ему более приятный способ.

Ощутив от последних слов Дика приятное смущение, и благодарно потянувшись к губам мужа, Текс запустил обе руки ему под сюртук.

— Когда ты со мной, мне достаточно и тесной каюты… А без тебя и целого мира мало… — выдохнул он непритворное признание, прежде чем украсть немного терпкой сладости с соблазнительных губ истинного. Смешав свое дыхание c дыханием мужа, хитрец все-таки втянул в себя немного дыма — невинная шалость удалась… И, хотя ему едва ли перепала половина затяжки, голова тут же сделалась непривычно легкой, и сердце застучало быстрее пароходных лопастей. Правда, так иной раз бывало и когда они просто целовались, но Сойер себя убедил в том, что сейчас все это — следствие причащения «веселящим табаком».

— Ух… ты заставляешь меня сожалеть о том, что до отбоя еще пара часов… — тихо признался ковбой, ощущая, что вместе с легкой эйфорией нарастает хорошо знакомое им обоим возбуждение. Не будь вечерняя палуба местом достаточно публичным, Текс едва ли сдержался бы от соблазна доставить своему истинному быстрое удовольствие, встав перед ним на колени…

Текс, в силу юного возраста и техасского темперамента, легко возбуждался, и от малейшего игривого намека своего альфы вспыхивал, как порох. Так было и на этот раз: кровь прилила к щекам ковбоя, губы жадно потянулись к губам Ричарда, густеющий запах спелых слив и красного вина перемешался с ароматом кофе и лимона, как будто любовники слились в объятиях… Конечно, против подобного аванса Даллас и сам не устоял, и ответил на поцелуй младшего мужа с такой же страстью, как на самом первом их свидании.