– Пошел! Пошел к своим! К мамке своей! – Шмыгнув носом, он прицелился ввысь к самой высокой шишке на ели, и бабах!!! Шишка упала на землю! Возле волка, тот с визгом рванул к темным деревьям, поджав свой хвост.

– Вот и все! Славный ты был! – Убедившись, что он исчез за стволами деревьев и колючими кустами, поднялся с колен, забросил ружье за спину и медленным шагом отправился домой. Вспоминая те долгие зимние вечера за играми и валяниями на полу с волком, никогда ему не было так хорошо, как в те вечера с лохматым. Он полюбил его, как собственного ребенка, за долгие годы одиночества он не смеялся и не плакал, как появился волк, волчонок, у которого была и есть семья, он знал и понимал ту опасность, которая ожидала его впереди, если он не выпустил бы его обратно к семье. Так будет лучше для волчонка и для него. Но все же старик обернулся в сторону, куда исчез волк, и встретил его жалобные глаза, волк сидел, обхватив свое трясущееся тело хвостом, а из глаз его бежали слезы. Он не хотел туда, в семью, где нужно выживать, где каждый сам за себя, где нужно с кровью и потом добывать себе еду, ненавидеть братьев и сестер, но идти рядом лапа об лапу, тело к телу в стае, чтобы жить. Серый не хотел уходить от того, кого любил, этот зверь, меняющий обличия, сидел в его сердце, в мозге, он не представлял без него жизнь, и тут он хочет прогнать его куда? Зачем? К кому? К тому, кто его не ждет и не любит так, как этот человек. В сером все трепетало и кричало: не бросай меня! Не оставляй меня! В сердце у охотника екало, он хотел его позвать, обнять и увести домой, но страх останавливал, он боялся его семьи, боялся его поведения, когда тот вырастет и станет настоящим зверем, хищником, хладнокровным убийцей. Но миг, тот миг, его глаза, просящие не бросать, и доброе сердце охотника все же раскинули руки, и голос сердечного счастья крикнул:

– Ко мне! Ко мне!

Серый рванул со всей дури, прижав плотно уши к голове и виляя хвостом и визгом счастья, стал лизать колючее лицо старика, его огромные и сильные руки.

Вот оно, счастье, вот оно, для двоих, только для них на этом куске земли!

Злые собаки на гремящих цепях не выносили запах волка, страх сковывал их глотки, их жалобный лай не унимался, когда они видели его, они рвали на себе шкуру, и надрывались от злости, рвя голосовые связки. Собаки не понимали, почему хищник-убийца был не на цепи, а вольно и гордо ходил возле хозяина, спал в доме, когда они на холодной земле отмораживали лапы да хвосты. Хозяин кормил его с руки и ласково с ним разговаривал, впускал на колени и пел ему песни, когда им бросал куски хлеба на землю и выбрасывал остатки пищи в грязные, примерзшие и прилипшие тарелки. Их это еще больше задевало, на них он кричал и замахивался палкой, а серого гладил по пузу и чесал за ухом. Чем они хуже, что не так они делают, почему к ним такое отношение? Старые злые собаки также любили и уважали хозяина, боялись его и падали к ногам, визжа от страха, когда он на них кричал, и визжали от счастья, когда он их хвалил и гладил, но они на цепи, и дом их – холодная и неуютная будка. Им просто приходится довольствоваться тем, что им дает человек: еду, чтобы они жили, доброе слово, если они заслужили, хороший удар палкой, коль они разозлили хозяина. Любовь и доверие нужно заслужить преданностью и лаской, спусти их с цепи, что они начнут делать? Конечно, долго на привязи, да и в холоде они раздерут все вокруг. Собаки разные, так же как и волки разные, охотник полюбил этого волка не потому, что он житель другого мира, а потому что он понимал его, слушал, и ему не нужно было говорить, он все прекрасно понимал взглядом, жестом. Он заставлял смеяться охотника и плакать, он давал ему надежду на жизнь, ровным счетом как он когда-то дал право на жизнь этому волчонку, все по кругу, не так ли? Спаси его жизнь одна из этих собак, конечно, старик не постоит за собой, да и любой из нас отплатит этой псине тем же, не правда ли?

Ночь прекрасна своей тишиной и темнотой, она убаюкивала и призывала к покою всех, кто живет на этой планете. Вот и охотник разжег печь, подогрел молока, накормил волчонка из рук размокшим хлебом в молоке, да и сам наелся, как раздался резкий, хриплый лай, собаки взволнованно лаяли и гремели цепями. Мужик распахнул дверь, чтобы крикнуть собакам, умолкните! Он думал, что их не унимало то, что волк с ним в доме, в тепле и под защитой хозяина. Как он увидел ширинку из желтых точек за гранью леса, рычание и злостное лаянье собак испугало охотника, он схватил ружье и навел на темный лес. Один вышел из темноты, свет луны освещал его оскаленную морду, сморщенный нос и слюни стекали с клыков, он клацал ими, озираясь на собак, потом на охотника и снова возвращался на собак, казалось, собаки сейчас сорвутся с цепей, сила злости и ненависти не давала чувство боли от жестких, тугих ремней на их шеях, их лай был хриплым и свирепым от удушья тугих ремней. Волчонок понял, что за ним пришли, его семья учуяла его запах, и он привел их сюда, к его любимому зверю, как им сказать, показать, что я не уйду и не троньте моих собак и моего хозяина. Волк трясучими лапами подполз к охотнику, прижался к его ногам и оскалил свои молодые и маленькие клыки, сморщив нос, он постарался угрожающе прорычать, но это скорее был не рык, а детский плач. Все затихло.

– Вы за ним пришли, вот, берите его! – крикнул мужик волкам. Обращая свой взгляд на взъерошенного волчонка, который оскалил свои зубки. Если бы он был взрослым волком, он рванул бы и схватился железной хваткой с вожаком, который один вышел и показал свое недовольство, всю свою свирепость и злость. Но он чувствовал поддержку своего хозяина и не даст его в обиду.

– Иди! Иди, малыш! За тобой пришли! – Волчонок поднял свои глаза на хозяина и звонко тявкнул и снова устремил свой взор на пришедших, оскалив свои клыки.

– Ты никуда не уйдешь, ты сам выбрал свою судьбу, они тебя больше не примут!

Бах, раздался выстрел, бах, второй… тишина. Собаки унялись, с визгом забравшись в свои будки, волков как не бывало, и снова ночь призывает к покою, луна повисла над лесом и поет свою колыбель.

– Ну а теперь спать! – Добрый голос раздался, и серому стало так хорошо, что его никто не заберет и никто не отнимет его хозяина, которого он так любит.

Мужик вышел из дому сел на крыльцо, закурил и задумчиво уставился в небо. Волчонок прижался к его ногам, трясь носом о его ботинок. Как послышался треск в кустах, серый с звонким лаем выскочил на середину двора и отважным видом стал показывать свою значимость. Миг, одна из собак сорвалась с цепи, разорвав на своей стальной шее ремень, миг, и она схватила волка за шею и начала терзать его, как плюшевую игрушку. Так быстро все произошло, что мужик, не успев опомниться, как его зверек был в пасти злобной собаки.

– Фу! Брось! Нельзя! – кричал мужик, стальная хватка, кровь брызнула из-под клыков суки.

Бах… и с визгом отлетела мертвая собака от покусанного волка, он лежал с открытым ртом и хрипел, его глаза были стеклянные, смотрящие в небо.

– Малыш, не надо! Дорогой! – Подхватил его мужик на свои ладони, перекрыл прокусанную артерию большим пальцем и внес в дом со словами:

– Нет! Не так ты умрешь! Держись, прошу тебя, держись!

Волчонок истекал кровью, артерия рваная, открытая рана. Охотник быстрыми движениями налег на иголку с нитками и в буквальном смысле начал штопать волка. Слезы катились по его щекам, а губы шептали:

– Не умирай!

Волчонок уставил свои безжизненные глаза куда-то вдаль, сердце почти не билось, его голубоватая шерсть была окрашена в красный цвет, огромные пальцы не отпускали волчью шею, они танцевали с иглой и ниткой.

Долгие бессонные ночи провел охотник над волком, он боролся со смертью, которая смотрела ему прямо в глаза и дышала на него ледяным дыханием.

Патрульная машина подъехала к загородному дому Науменко. Из нее вышел Петр Васильевич, скрипя снегом и укрывая нос от мороза кожаной и колючей перчаткой, он позвонил в дверь. Дверь распахнулась, и перед ним выросла черная фигура молодой и ухоженной гувернантки.