Софья обернулась на него, нахмурила брови и тихо колко сказала:

– Прошу вас, если будут новости, звоните мне, – протягивая листок бумаги с номером телефона, – приходить не стоит, если надо, я сама к вам приду.

Петр встревожился, вспоминая мужа Софьи, как его лицо изменилось при виде его и как он быстро спровадил его. Взяв листок бумаги с номером телефона, Петр нежно взял за плечи Софью и сказал.

– Нет, ни в коем случае! Сначала я вам позвоню! Не стоит по этому поводу переживать. – Улыбаясь, он предложил выпить чаю с конфетами, тем самым располагая ее к дальнейшему разговору.

Налив кипяток в кружки, он достал пакетики чая и опустил в кружки, распаковал конфеты, вдыхая аромат свежей выпечки, он закрыл глаза и с восторгом сказал:

– Божественно! Спасибо вам за это великолепие!

Софья покраснела и улыбнулась, на ее щеках образовались ямочки, а глаза вновь засветились светом.

– Ну вот! Ваша улыбка! Как она вам идет! – закокетничал Петр, улыбаясь Софье и уплетая конфеты.

– Извините, мне очень интересно, а тело Амелии вы нашли? – оживилась Софья и продолжила разговор, наблюдая, как ее конфеты уменьшаются в миске.

– Нет, но зато других несколько девушек, нам поступило заявление об исчезновении девушки, а нашли мы ее в лесу разодранной в клочья, по экспертизе выяснилось, был совершен акт изнасилования, а после чего брошена в лесу на съедение волкам, вот у меня прояснилось и с Амелией, другого варианта быть не может.

– А вы не думали об этом, что она могла просто исчезнуть, уехать в другой город, к примеру, – не унималась она.

– Что вы, нет, она не такая, которая бросает своих, горячо любимую бабулю, нет, она ее сильно любила, и мысли у нее всегда светлые и прозрачные были, я видел и чувствовал ее насквозь. Здесь что-то неладное, и сверху пахнет дурным. Но я докопаюсь обязательно, найду виновного. Доедая последнюю конфетку и запивая чаем, он улыбнулся Софье.

– Разве у вас нет жены? – растерялась она, запнулась и добавила: – Которая бы баловала вас едой. – Но все же ей стало любопытно.

Петру было приятно слышать такой вопрос, и более того, приятно было отвечать на него. Его глаза блеснули, и он ответил:

– Жены!? Да как-то не сложилось у меня в жизни с женщинами, работа моя распугала всех моих дам.

– Хм, интересно! – задумалась Софья.

– Вот и питаюсь, чем придется, и отдаюсь работе весь, домой порой неохота идти, знаю, что ни то меня не ждет, когда была жива Амелия Петровна и моя Амелия, я ее как дочку воспитывал, я спешил домой, зная, что меня накормят и примут как дома.

Его слова были наполнены добротой и смыслом жизни, это чувствовалось, с какой нежностью он говорил о своих любимых, горячо любимых.

– Вы очень хороший человек, мне приятно с вами вот так сидеть и разговаривать, но мне пора идти. – Вставая из-за стола, Софья улыбнулась ему, ее глаза блеснули какой – то искрой, Петр оторопел.

– Прощайте, надеюсь, мы с вами еще увидимся. – Не отводя глаз от Петра, Софья пожала ему руку и с улыбкой вышла за дверь.

Петр долго сидел с пустой кружкой в руках и смотрел на дверь, думая, может, вернется за чем-нибудь? И при каждом скрипе полов он вытягивал свое тело, поправлял волосы, прикрывая плешивину на макушке круглой головы. Но увы, не она, не ее звонкий мелодичный голос, ее легкость в движениях, а все те же нудные лица за подписями и разрешениями.

– Вам нездоровится? – спросил один из подчиненных Кириленко.

– Иди, иди, мой родной, все со мной хорошо! – раздражённо отозвался Петр. Продолжая вспоминать ее запах, голос, взгляд, улыбку и ямочки на щеках, которые сводили его с ума.

Конец сентября, вот три месяца прошло, как Амелия и волк жили среди уродливых лилипутов-елок, где был теплый и мягкий мох, лесных соседей они не встречали, кроме белок, зайцев, хорьков, ежей и всевозможных насекомых. Каждый день они выбирались из своего дома, Амелия взбиралась на спину лохматого, а он начинал путешествие по лесу, но очень осторожно, обходя каждый подозрительный след. Но в основном они проводили время на берегу реки. Как-то серый ловил рыбу известным ему способом, девушка, опустив свои ноги в реку, наслаждалась красотой той природы, которая начинала сменяться зелеными платьями и изумрудными покровами из травы на золотые и красные одеяния. Как-то на том берегу из лесу выскочил медвежонок, а следом за ним медведица. Их глаза встретились, волк принял стойку, прижал уши, оскалился, хвост опустил к земле, Амелия замерла. Страх, что будет? Как себя вести, пока она размышляла, бурый медвежонок вскочил на задние лапы и заревел скрипучим ревом, медведица ударила его когтистой лапой, подталкивая обратно в лес, волк согнул переднюю лапу и повел носом, как будто в воздухе повис ответ, от медведя мы ушли, ничего не будет.

Амелия вздохнула, и слезы оттаяли, страх вырвался наружу.

– О! С таким встречаться не очень приятно. – Посмотрев на серого, он ловкими прыжками оказался возле нее, подставил свою спину и носом указал в лес.

– Хотя, когда я тебя увидела, я подумала то же самое, может, вообще вы, животные, славные ребята, чувствуете, что нет опасности, и ведете себя по-другому.

Улыбаясь сквозь слезы, Амелия вскарабкалась на его спину, и они скрылись за черной чертой непроницаемого светом леса.

Добравшись до своего логова, Амелия закопалась в его пушистых волосах лицом, запах был приятен и знаком, его тепло грело, и не хотелось слазить с его спины. Волк остановился, присел на задние лапы, а Амелия прижалась к нему плотнее, обняла его покрепче, вдохнула его запах.

– Не хочу с тебя слазить, мое чудовище, это, наверное, про меня сказку написали, «Красавица и Чудовище». – с ухмылкой произнесла она. Волк улегся на мох, вытянул свои передние лапы перед собой, положил на них морду и тяжело вздохнул. Амелия заговорила, не слазив с его мягкой спины.

– Скоро холода настанут, а я в шелковом разодранном платье, холода меня одолеют.

Затихла Амелия, вдыхая его псиный запах.

– Интересно, в этом лесу еще водятся волки? – задумалась она.

Серый поднял морду и взвыл с такой болью и скорбью, что Амелия затряслась от страха.

– Почему ты с ними не в стае?

Волк перевернулся на спину быстрым рывком, и девушка повалилась на мох, вскочив на четыре лапы, он холодным носом ткнул ее в плечо.

– Эй! Ты чего? – лежа на спине, возмутилась Амелия.

Он сделал вокруг себя круг и опять ткнул ее в плечо своим черным огромным носом. Амелия рассмеялась так звонко, как колокольчики.

– Ты со мной играть хочешь? – И продолжала звенеть своим голосом.

Волк склонил свою морду набок, повел правым ухом, прислушиваясь к ее смеху, взмахнул мордой и опять ткнул ее в плечо. Девушка пыталась ухватить его за нос, но его быстрота движения была очень ловкая и неуловимая. Колокольчики ее смеха волку понравились, ведь он впервые услышал ее смех, радость в ее глазах сверкнула надеждой.

Он прильнул к ее лицу и стал лизать ее щеки, нос, губы, она отворачивалась и отмахивалась от его огромной морды, подставляя ему то правое ухо, то левое ухо.

В лесу становилось темно, тени деревьев надвигали тьму, в которой хранилось неведомое и пугающие. На темном небе вырисовывалась луна, гладкая, ровная, смиренная.

– Сегодня полнолуние! Взгляни наверх!

Волчище подошел к ней и показал взглядом, мол, цепляйся за меня. Амелия, недолго думая, ухватилась за шею, подтянула свое худое и легкое тело, и он сорвался с места.

Темнота была вокруг, Амелия ничего не могла разглядеть перед собой, только шелест травы и треск веток. Они летели во тьме сквозь стволы, проницая все, куда-то глубже и глубже. В полете они были минут двадцать, когда волк приостановил ход, перед ними открылась отвесная голубая, освещенная лунным светом и немного поблескивавшая в темноте, скала. Быстрыми и ловкими прыжками он вскарабкался на нее, высоко, высоко, что дух захватывало. Усадив Амелию на остров из скалы около обрыва, волк уселся, выпрямил хвост, поджал одну переднюю лапу, взвысил морду носом кверху на луну и завыл. Амелия не стала ничего говорить, отвлекать его, а только любовалась им при свете луны, его величиной, его окрасом голубого цвета, его ярко-желтыми глазами, мягкими ушами и черным пятачком, завершающим его изгиб черных губ на длинном и остром носу.