Впереди замаячил маленький, похожий на избушку на курьих ножках домик лодочной станции с красным спасательным кругом на дощатой крыше. Стали слышны глухие шлепки по волейбольному мячу, заливистый смех детей и громкое буханье о воду погрузневших за долгое зимнее сидение тел.
Тень листвы неожиданно кончилась, и остывшие тела сразу же обожгло кипятком воздуха.
Они шли молча. Мысли Олега витали неизвестно в каком измерении, и ему думалось, что такая необычная, сказочная девушка родилась явно раньше предназначенного ей времени. Он по-прежнему крепко держал ее за руку, как маленького ребенка, чтобы она, не дай Бог, не потерялась среди сверлящих жадных взглядов и слюнявых ртов; он пытался оградить ее от жестокого, привыкшего только брать мира; но это была жизнь, частицей которой являлась и она.
Олег купил у плотной разомлевшей лоточницы, читавшей до того тоненькую книжицу и ею же разгонявшей обступивший ее со всех сторон раскаленный воздух, большую бутылку лимонада, ласкающую приятной прохладой горячие ладони, и четыре аппетитные сосиски в булочках, прекрасно зная, что после принятия водных процедур желудок обязательно попросит подкрепления.
Олег повернулся к Олесе от безразличного лица продавщицы.
– Я быстренько, – кивнула она в сторону прямоугольного лабиринта раздевалки.
Олег подошел ближе к воде, расстелил махровое полотенце и положил на него покупки. Место было не самое лучшее: берег резко обрывался в воду, и песка на пограничной полосе было мало, но зато кругом была целая поляна свежей, непримятой травы. Олег разделся, облегченно опустился на траву и почувствовал живительную свежесть напоенной речной влагой, примятой его телом травы. Он поджал под себя ноги, примятые травинки вздрогнули и стали медленно выпрямляться.
Недалеко от берега на лодке проплывал пожилой мужчина с впалой, густо заросшей седыми волосами грудью, усердно налегая на весла, и Олег почти почувствовал напряженность сухих жилистых мускулов. Сам он грести не умел, и ему никак не представлялось возможности хотя бы попробовать сесть за весла. Он представлял, как овальные деревянные лопатки плавно скрываются в чуть желтоватой и от света, и от поднятого со дна ила воде, как отброшенные волны, всхлипывая, тупыми мордочками тыкаются в берег. И вода уступает силе настойчивых мышц, растекаясь с обоих бортов лодки закрученными струями вздыбленных волн…
– Вот и я! – раздался восторженный голос за спиной.
Олег нетерпеливо обернулся. Открытое, еще более стройное, чем казалось сокрытое под совершенно ненужной оболочкой платья, скрывающей истинную естественную красоту, тело заставило невольно широко распахнуться глаза; губы захотели вытянуться в трубочку, чтобы восхищенно воскликнуть «о-о-о!», а руки – схватить это чудо природы, забыв обо всем на свете, только кружиться и кружиться единым целым с бесценным подарком милостивого, любящего Бога, напоминающего, что счастье не может и не должно быть одиноким.
Олеся лукаво склонила голову набок, отчего пышные распущенные волосы мягко стеклись на одном плече и превратились в сплошной каштановый водопад.
Олег неотрывно смотрел на ее чуть тронутое первым загаром тело, стараясь высмотреть еще какую-то не замеченную ранее деталь. Олеся же рассеянно, немного задумчиво, смотрела мимо него.
– Наверное, им хорошо, – сказала она с легким вздохом.
Олег тотчас остро почувствовал, что это хорошее, присутствующее где-то совсем рядом, никогда не сможет совершиться с ним. Что ее такая неожиданная близость и затаенный блеск в глазах, взволновавшие его душу как никогда раньше, теперь приобрели обычный вид заинтересованной женщины. Он невольно повернулся к предмету ее интереса. Метрах в трех на огромном светло-коричневом покрывале сидели парень с девушкой, судя по золотым кольцам на безымянных пальцах и бурному поведению – молодожены. Как дети, они слегка толкали друг друга в бок, заглядывая при этом в искрящиеся неописуемой радостью глаза, потом, взявшись за руки, делали минутную передышку, любуясь то чистым безоблачным небом, то искристым отражением солнечных лучей в теплых барашках волн. Окружающие люди их абсолютно не волновали. Они всецело были поглощены радостным чувством безграничной любви, разделенной поровну в ликующих до приятного волнения сердцах.
Олегу показалось, что и Олеся по-доброму завидует их счастью, отыскивая в глубине своей наполненной до краев нерастраченной любовью души подобные минуты обоюдного счастья.
– Окунемся? – робко предложил Олег.
Не сводя внимательного, изучающего взгляда со счастливой пары Олеся, ничего не ответив на его предложение, подошла и присела рядом с ним. Эта волнительная близость жгла его сильнее солнца, отчего он шумно дышал, бессознательно перекладывая руки с одного места на другое. Минута молчания растянулась в вечность.
Олеся вдруг резко повернулась к нему, заговорщицки прищурила глаза и, не говоря ни слова, потащила его в воду. Олег и не думал сопротивляться. Они одновременно плюхнулись в воду, скрывшись в брызгах. От резкого перепада температур на несколько мгновений перехватило дыхание, мурашки лавиной рассыпались по телу, жар отхлынул, уступая мощному натиску воды, и остался над поверхностью, прогревая намокшие волосы.
Олег смахнул мешавшие смотреть капли воды с глаз и взглянул на Олесю. Она по плечи скрылась в качающейся воде, на шее, поигрывая солнечными лучами, висели как намагниченные крупные капли воды. Волосы веером рассыпались вокруг тела, и она, как цветущая кувшинка, стояла с запрокинутой назад головой и смотрела в бездонное голубое небо.
– Поплаваем? – предложил Олег. – Я так давно не плавал.
– Ты поплавай, а я пойду позагораю, – ответила Олеся, моргнув ему обоими глазами.
Олег оттолкнулся и поплыл прочь от берега, сильно загребая руками, отчего вода вздыбливалась перед его лицом и норовила затечь в нос. Когда напряженные мышцы стали ныть от усталости, он остановился, положил руки на воду и обернулся. Олеся сидела на берегу и смотрела в его сторону. Забыв об усталости, он быстро поплыл назад, изредка поднимая голову над водой, пытаясь разглядеть берег сквозь стекающие с мокрой головы тонкие струйки воды.
Пошатываясь от усталости, но чрезвычайно довольный, с освеженным водой телом, он подошел к Олесе и плюхнулся рядом на полотенце. Олеся ойкнула от попавших на ее разогретое тело прохладных водяных капель и вскочила.
– Хорошо, – бодро сказал Олег, – а значит – не грех и подкрепиться!
Он протянул Олесе сосиску, толкнул ее, как стаканом, своей, отчего Олеся заливисто рассмеялась, и стал с жадностью ее уплетать. Сделав то же самое со второй, он вытер ладонью губы и произнес многозначительно:
– Эх, жить хорошо!
Олеся смотрела на воду, но поняла его восклицание и улыбнулась.
Олег лег на живот, подставляя жаркому солнцу совершенно белую спину, скрестил руки и опустил на них подбородок.
– А хочешь, я тебе массаж сделаю? – предложила вдруг Олеся.
– Еще как хочу! – встрепенулся Олег, вытягивая руки по швам.
Олеся стряхнула оставшуюся влагу с волос, собрала их в пучок и, чего Олег никак не ожидал, стала ими медленно водить по его спине. О таком массаже он и не слыхивал. Но так хорошо ему стало от мягкого, прохладного, нежного прикосновения ее волос, что ему стало казаться, что тело его расплывается вслед за ее плавными движениями, всецело растворяясь в ее волосах и навечно соединяясь с нею…
IX
Время пролетело незаметно. Жестокое время не уступает, когда для полного наслаждения не хватает всего одной только минуты, одного долгожданного мгновения, когда глаза смотрят в глаза, но сознание мешает безрассудно наслаждаться отведенными минутами душевной благодати.
По земле широкой полосой, все больше захватывая побережье пляжа, поползла вечерняя тень. Ярко-красное солнце уже коснулось горизонта и часто мерцало, проглядывая сквозь кроны деревьев. А гладь реки превратилась в огромное прямое безжизненное зеркало, отражая все до мельчайшей травинки, и опустевшее без солнца небо. От травы повеяло вечерней прохладой и захотелось закрыть глаза и забыться. Откуда-то из вершин прибрежных дубов соскользнул к земле легкий ветерок, листья тут же стали шептаться, пока он не удрал на противоположный берег, отметив путь свой зыбкой дрожью на воде.