День клонился к вечеру, хвоистые ели провожали закатное солнце со скалистого побережья и спали, рассказывая неспешную песню о временах, когда и скалы, на которых они росли, были юными камешками. Неспешный скрип веток и шорох хвои сопровождали молчащих путников.

«Я найду способ рассказать каждому о мудрости Шуна! – даже в своих мыслях Ярл был возбуждён и восторжен, как будто уже победил всё зло Мира. – Я обязательно разделаюсь с пороками, когда найду их, и о справедливом правлении узнают все народы, и тогда война прекратится везде! Но что же гложет Иоакима, уж не испугался ли брат бабкиных сказок? Хотя, пожалуй, и правда стоит поберечься – пока скачешь ночью вдоль обрыва, лучше не отвлекаться на болтовню…» – решив так, герой дал шпоры коню.

«Чёрная чаща, как же! Вечное молчание под покровом тайны… Ох, брат, как же тебя переубедить, как заставить понять, что нужно время, силы и терпение, чтобы понять и вылечить собственное горе… – Иоаким резко оборвал себя и острая, ледяная догадка пронзила его ум. – Невозможно, немыслимо!.. Откуда Перегрин знает о ней?.. Отправил Ярла… Учитель… я не верю, я не верю!» – воспоминания нахлынули неудержимо, и Иоаким вспомнил всё в ярких красках, как если бы это было вчера – Чёрную чащу и страх одиночества, обиду и неверие в то, что брат бросил его, тёплые руки, слова: «Не бойся!» – и мягкий запах мха и коры. Почему он не подумал об этом раньше? Почему забыл, как сон, самое волнительное переживание своего отрочества? Чаща, будь она неладна!

– Остановимся на отдых брат, скоро начнёт светать, а мы всё загоняем коней! – слова Ярла пришлись как нельзя кстати, ещё немного, и Иоаким сам бы предложил закончить это безумие.

– Отличная мысль, брат.

Рассказать ему или оставить это?.. Неясно… Но ему предстоит править, ему нельзя идти на престол наивным мальчишкой!..

– Что с тобой, ты как духи леса бледен! – рассмеялся Ярл, высекая первую искру для костра над горсткой сухих подножных ветвей. – Никак встретил одного из них?

– Брат, мне нужно сказать тебе… – Иоаким решил поделиться своими опасениями, удивляясь, почему такая простая мысль не пришла ему в голову раньше.

– Что ж, изволь!

«Нет границ твоему веселью, дитя! Не верится порой, что это и есть великий воин».

– Ты слишком счастлив и воодушевлён…

– Нашёл беду, быть счастливым!

«Да послушай же ты наконец!».

– Да, брат, это может обернуться бедой, – внешне спокойно продолжал свою мысль Иоаким. – Я знаю тебя всю жизнь. Ты никогда не отличался выдержкой или умением убеждать. Твоя прямота делает тебе честь, как солдату, но никак не политику. Ярл, пойми – я изучал науку управления, пока ты ломал копья и крушил щиты на учебной площадке, я знаю, что нельзя управлять народом, как маленьким ребёнком…

– О чём ты, брат? – Ярл, похоже, искренне удивился. – Шун ведь указал нам дорогу, так? Теперь нам остаётся только рассказать об этом другим и не сходить с неё…

– Вот об этом я и толкую! – Иоаким понемногу выпускал на волю свои истинные эмоции. – Люди всю жизнь стараются отыскать, изучить, понять свои горести и несчастья, а многим есть дело только до выживания или разврата! Ты надеешься сообщить всем светлую весть и ждать, как их лица наполняются пониманием и благом, но этому не бывать! Направив их туда, где ты сам ещё не ступал, ты рискуешь навлечь на свои плечи небывалые последствия…

– Да брось ты. Негодуешь, как старый перечник, которому не чистят пятки лебезящие наследники! – возвысил голос Ярл. – Уймись, Иоаким, я не идиот!..

«Как же, как же…».

– А потому скажи – что тебя гнетёт, ты со вчерашнего вечера не в себе!

– Не знаю, всё это, верно, Чаща, – примирительно сказал Иоаким, подсаживаясь ближе к костру и доставая походную флягу. – Прости меня, брат, но я искренне беспокоюсь о твоём будущем правлении…

– С тобой мне ничего не грозит! – да, он всегда отличался отходчивым характером. – Поэтому давай спать, а завтра продолжим путь.

Двое братьев многое не сказали друг другу в ту ночь, то ли оттого, что слова столь многозначны, то ли оттого, что молчание порой красноречивее слов.

«Иглы чёрного эбена заваривали и жгли для вхождения в транс… – неповоротливая мысль притаилась на окраине сознания Иоакима перед тем, как позволить ему заснуть, объятому внезапным приступом ужаса, который сравним с ощущением падения с лестницы во сне, – …и мы спим в этом лесе?!».

Братья действительно не заметили, как достигли края Чёрной чащи, от которой к их костру уже подползал туманный дурман.

О чём ещё можно мечтать в вихре заразительного веселья и пляски, полной смеющихся лиц?! Они прекрасны, они все прекрасны – такими они должны быть, люди, такими они родились! В них столько жизни, счастья, мира!.. Мир, он назван так неспроста, он недостижим, непостижим и прекрасен, его нельзя уродовать, и какое сладкое варенье, какой закат, всё разливается в закате, растворяется и дробится в нём на осколки бесконечного праздника, в котором нет горя и зла, в котором нет ни войны, ни воинов!.. Счастье, счастье, которое можно есть ложкой, пить, захлёбываясь, и это здесь, это достижимо, это возможно!..

Невозможно! Не истинно, нечисть! Все эти лица страшны, они лгут, они мерзки Миру! Здесь пахнет плесенью, тухлыми яйцами, трупными кольцами… Дурная смерть! Здесь была… всегда была, до сих пор есть война!!! Убийцы, лицемеры, страшные лица, вы не можете находиться здесь, здесь уже тошно от вашей мерзости, повсюду плесень и змеи, короста и чума… Маски, маски, а не лица, все надели их на… ужас!.. уродство!.. смерть, смерть задержалась здесь и проросла гнилью, опутавшей дома, и музыка здесь – скрежет заржавевших гильотин, как же все пьяны, отпустите, это невыносимо!!! Но что это там, это он, мой король, это спаситель, смотрите, чёрные, вот пришёл ваш конец, конец смерти!.. Что это, что за ужас, перья, черви, он пожирает крыс, обжирающих толпу мертвецов, но нет, он хватает короля!!! Чёрный в рванье, хламида перьев разорвана наростами крови, запекшейся и не его когтях, в которых он уносит короля, а вы…

– Океан и море! – крик проснувшегося Иоакима спугнул пару ночных охотников с ветви ближайшего эбена. Почти безумный поворот головы – Ярл спит у гаснущих углей, ещё не рассвело, чёртов эбен! Нельзя было не заметить его, но они не заметили, и поделом теперь. Такая жуть не может сниться, если рядом нет мощнейшего дурманного зелья.

Иоаким слышал от знахарок дворца, что из эбена можно приготовить тысячу и одно снадобье, в том числе отвар пророка, которым обкуривали обиталища прорицателей, спешивших описать правителям в самое тяжёлое для Эла время их судьбу. Теперь он на собственной шкуре убедился в неопровержимой мощи этих во всех отношениях странных растений. Деревья эбена не росли нигде кроме Чёрной чащи, они почитались священными, и никто никогда не рубил их ни для хозяйства, ни для плотницких мастерских. Эбен рос всю жизнь, очень медленно, а узор его ветвей, по легенде, мог поведать путнику дорогу за Великий порог. Рассказывали даже, что сам легендарный Рагим уходил в Небесный чертог через эбеновую рощу, но никто не помнил, почему и когда она стала Чёрной чащей. И теперь они заснули на опушке места, к которому стремились.

«Его ведь не было даже на горизонте, когда мы спешивались, или я схожу с ума?..» – недоумевал Иоаким, но ум его был приучен действовать, независимо ни от времени, ни от обстоятельств. Он обернулся в сторону моря и увидел спокойное, тихое и вечное океанское полотно, по-матерински нежно окутывающее их Мир, как щит от неведомых демонов Пустоты. Иоаким постарался улыбнуться себе – ничего, в двух днях пути утёс Мудреца, они отправятся к нему за советом, и уже потом вернуться в Чёрную чащу, потому что сейчас здесь нельзя оставаться, невозможно!..

Небо подёргивалось пеленой рассвета, тревога Иоакима становились всё глубже и сильнее, и, хотя страх кошмара остался позади, он больше не верил, что Перегрин оказался прав, отправив их в эбеновую рощу.