Они были братьями, потому как оба их отца были правителями Города-у-моря. Но они разнились, словно день и ночь – если Ярл родился жизнерадостным воином, то Иоаким был чаще молчалив и погружён в размышления, отчего многим казалось, что над его глазами всегда нависает тень, похожая на грозовую тучу. Однако братья были неразлучны и тесно дружили с самого детства.

На улицах города, вымощенного перламутровыми булыжниками, Ярл не сразу узнал брата, который беседовал с раздосадованным мальчишкой, держа высоко в воздухе спелое яблоко.

– Верни, это моё! – раздосадовано вопил мальчик, чувствуя, однако, что незнакомец не враг ему. – Я вырастил это яблоко и хочу его съесть!

– Не ты вырастил яблоко, малец, а твой отец, который и сейчас трудится на огороде у городской стены, пока ты играешь здесь, в пыли и грязи с друзьями, – отвечал Иоаким, – поэтому ты такой же воришка, как я, отнявший у тебя поживу.

– Врёшь, негодяй! – мальчик чувствовал подступавшие слёзы, но был незлобен и оттого чуть смеялся. – Яблоко отец мне отдал сам!..

– В таком случае и ты отдал мне яблоко сам, помнишь? – из-под плаща Иоакима выбралась на мгновение хитрая улыбка. – Ведь когда я попросил тебя, ты, не задумываясь, протянул мне руку.

– Я не думал, что ты заберёшь его! – обиженно утирая лицо, ответил юнец.

– Значит, ты не был до конца честен, за что теперь получил свой урок, – юноша надкусил яблоко и потрепал мальчика по голове. Тот оторопело стоял на месте, не в силах вымолвить ни слова, то ли от разочарования, то ли от возмущения.

– Зачем ты обижаешь не способных за себя постоять? – грозно спросил Ярл, наблюдавший их разговор из-за ближайшей оливы. – Или ты не знаешь, что яблони в этом городе растут повсеместно, а мальчик – действительно сын земледельца, который и дал ему яблоко?

– Здравствуй, достойный! – Иоаким учтиво склонил голову, не снимая капюшона. – Я – Иоаким, пришедший из старого Города-у-горы, сын Пергерина, правителя достойных и мудрого словом, видящего насквозь души людские судьи над верными. Я пришёл в этот город, чтобы отыскать Ярла, сына второго правителя, Шуна, который призывает его в свой чертог.

– Неужели?! – в словах Ярла смешались радость и стыд. Отца он не видел давно, и ему стало совестно, что в молодецких забавах позабыл он о долге, что требовал развязать узел непонимания между отцом и ушедшим на войну сыном и явиться для беседы в дом родителя. – Я не в силах сдержать своей радости, брат, и рад нашей встрече, однако ты не ответил на мой вопрос…

– Так это ты могучий Ярл? – повеселел Иоаким. – Что ж, я рад случаю, сведшему нас на этой дороге и готов подарить тому мальчишке новую яблоню за то, что он так удачно подвернулся на моём пути. Тугодум же ты, брат! – и, прежде чем Ярл успел опомниться, Иоаким заключил его в объятия.

Они не виделись с тех самых пор, как Ярл покинул Город-у-моря, уходя на чужую войну, поэтому он пригласил брата погостить у него перед дорогой. Иоаким рассказывал о доме Шуна и Пергерина, об их правлении и быте, рассказывал, почему он сам не пошёл на войну, о том, что он помогал отцу вести переговоры с вождём обезумевших от горя людей, решившихся развязать войну в благополучной стране.

– Два города и море поселений, самый ничтожный нищий мог бы найти здесь честное счастье, но как они выбрали его, ты бы знал! – увлекшийся рассказом Иоаким был неумолим и горяч, казалось, сама ночь не в силах остановить ретивого рассказчика. – Варвары, они решили, что победивший в безумной схватке станет вожаком, и они заставили драться порабощенных людей! Что делает с человеком отчаяние, или всё-таки мерзость? Разрази меня стыд, если я понимаю или принимаю этих, с позволения сказать, людей!

– Ты несправедлив к людям, Иоаким, – пытался возразить брату Ярл, – ты не видел голода и горя, ты не знаешь…

– Что мешало им кормиться на земле, как семья того мальчишки, который свёл наши пути?! – упорствовал Иоаким. – Зачем приступать закон Жизни, зачем воровать, убивать и жечь?!

– С ума человека сводит многое, и Жизнь, как писали в старых сказках, женщина о двух головах, – туманно отвечал Ярл.

В тот вечер Ярл не спорил с братом, радуясь их встрече. В это трудно поверить, но юный герой был одинок – так он объяснял себе пустое чувство на месте сердца – и никакие забавы или весёлые компании не заменяли ему чего-то большего, чего-то, что он сам был не в силах себе объяснить.

После беседы с Иоакимом он вышел на площадку высокой башни, в которой жил, и смотрел на горизонт, вспоминая: отец стоял перед ним, полный растерянности и гнева, что было для него невозможным, ведь он был мудрейшим человеком не только для самого Ярла, но и для всех его подданных.

– Опомнись, сын! – отец отговаривал его до последнего, хотя Ярл видел понимание и поддержку в его глазах. – Война может быть закончена, но тебя ведёт в бой молодецкая удаль, а не необходимость! Это не конец Мира, а давно затянувшийся разгул несдержанности человеческого горя…

– Отец, ты глуп! – Ярл не сдержался тогда в последний раз, потому как после этого долго корил и ругал себя за оскорбление, которое нанёс отцу незаслуженно. – Война затянулась, как ты и сказал, и именно поэтому каждый должен встать и сразиться с неконтролируемым гневом и подлостью, от которой нет спасения для выбравших подобный путь!

– Да будет так! – в глазах отца он видел отчаяние, но что-то другое в них не давало покоя герою, впервые усомнившемся в своих намерениях.

Тёплый ветер пах летом и полынью, мысли покидали разгорячённую юную голову Ярла, слишком много потрясений и событий видел юноша в последний год уходящей эпохи. Он почёл за благо погасить свечи и отправиться спать – следующим днём их с Иоакимом ждала долгая дорога до города Эл.

Так назывался новый Город-у-моря – город Эл, богатый и шумный, гармоничный и пёстрый, как сама морская стихия. Жители его были счастливы, и немудрено – правители города, мудрые Перегрин и Шун, потомки Рагима, были достойнейшими из достойных. Злые языки говорили, что слепцу и глухому невозможно быть правителями, но языки эти принадлежали варварам, развязывавшим войну за войной. На деле два брата-правителя были достойными продолжателями дела своего великого предка – законы, написанные ими в самом начале своего правления, выросли из преданий, легенд и записей предыдущих королей, чтобы собрать все их знания и пережитый опыт, а потому они соблюдались и почитались свято. «Каждому честному человеку приготовлено своё маленькое счастье на берегу города Эл!» – так гласила пословица, известная и в самых дальних уголках Мира. Было оно готово и для братьев-королей – они потому и были вдвоём, что помогали друг другу, становясь единым целым в делах правления. Шун был слеп, но оттого умел слышать столь чутко, что безошибочно отличал правду ото лжи и дурное от хорошего, а Перегрин, хоть и был туговат на ухо, умел видеть глубже человеческих одежд – он видел самую суть человека, душу каждого, кто приходил просить совета или суда правителей.

Шун и Перегрин редко общались словами, но понимали друг друга превосходно – когда умеешь слышать или видеть истинные чувства и мысли человека, мало что может быть тайной для такого друга.

В день, когда в Эл прибыли Ярл и Иоаким, был устроен праздник – сыновья правителей были любимы не меньше их самих. К тому же, Ярл не появлялся дома больше года, и по нему успели соскучиться. Братья радостно приветствовали знакомых воинов и девушек, перешучивались с пекарями и кузнецами, легко кланялись учёным скрипторам, учившим юношей города грамоте, чтению и другим наукам.

– Как же славно вернуться домой!.. – с чувством промолвил Ярл. – И как же странно, что мне как будто неловко здесь быть…

– Что за странные мысли бродят в твоей голове? – недоумевающий Иоаким поравнялся с братом. – Тебе здесь все рады, что тревожит тебя в твоём собственном доме?

– Я не могу объяснить этого даже себе, Иоаким, – Ярл встряхнул головой, стараясь избавиться от внезапно навалившейся тяжести. – Наверное, это весна мутит мне голову.