— А чего болтать-то? За это не платят.

— Платят, еще как платят! — убежденно произнес Ламврокакис. — Каждому охота, вернувшись домой похвалиться перед знакомыми — я, мол, в Херсонес с товаром ходил, меня там бывший повар самого Комнина кормил! Знатно покушал! И не очень дорого. Константинопольские купцы сюда всей толпой попрут! Искать еще эту таверну будут.

— А искать им ничего и не придется, — пояснил я, — ты им все отыщешь. И бесплатно при этом!

— Кто же мне за всю эту возню платить будет?

— Хрисанф и заплатит.

— Сколько?

— Закажет если приведенный тобой посетитель изрядно — тебе кератий, сделают это толпой, если вдруг караван придет — двойная оплата — милиарисий, заявятся просто поглазеть — на еду и ночевку заработаешь. Ты не женат?

— Да денег на содержание жены нету…

— Вот пока холостой здесь и поживешь. Женишься — квартиру себе ищи. Всех все устраивает?

Христо:

— Можно попробовать…

Хрисанф:

— Даже и не знаю…

— А не попробуешь и не узнаешь. Главное, риска-то никакого нету!

— Отдашь этому жулику деньги, а он никого и не приведет!

— Выдача денег на другой день, поглядеть еще надо, кого он привел. А завтра я его кормлю, он на меня с утра поработает. Столуемся у тебя завтра опять же мы, не обедняешь. Через денек-другой будет видно, ловок Ламврокакис, или так, звук пустой. Поменять его на другого такого же никогда не поздно. А пока дохода не принесет, медяка медного не давай, не балуй!

— Я ловок невиданно! — похвалился Христо.

— Купцов веди, вот им и будешь брехать по дороге что угодно. А мы только делам верим. У тебя одежда хорошая есть? А то весь в пятнах каких-то, не поверят такому.

— Есть! У знакомой держу.

— Завтра чтобы прилично оделся. Не смей Хрисанфа перед людьми позорить.

— Как солнышко сиять буду!

Я повернулся к трактирщику.

— Сколько мы тебе должны?

— Да вас, понимаешь много было, а заказывали все дорогое, не экономили, — пряча глаза взялся вилять кормилец.

— Мозги мне не морочь! Спать уже охота, целый день в седле провели. Сколько?

Хрисанф наконец-то решился.

— Золотой! Меньше взять не могу! Я объясню…, — но продолжить вертеть волынку я ему не дал.

Развязал кошель, вынул золотую монету производства киевских фальшивомонетчиков, сунул ее корчмарю.

— Это же золотой солид императора Констанса Второго! Он на нем с сыном Константином Четвертым изображен. Лучшая византийская монета! В ней самое чистое золото! И сияет, как новая! — заахал Хрисанф. — Я ее доселе всего два раза в жизни и видел, — очень редка и высоко ценится. Думал, ты чего попроще и полегче дашь. А с этого золотого мне еще тебе сдачу давать придется.

Я зевнул.

— Ты стоимость сырого мяса учел?

— Конечно!

— Тогда мы в расчете, сдачи не надо. Мясо подели на две половины, заверни их отдельно. Мне на завтрак яичницу из двух яиц и колбасы копченой. Слав! Ты чего утром есть будешь?

— Сыр. Яичница. Хлеб.

— Венцеслав нам сейчас толком ничего и не скажет. Ладно, сунем ему завтра чего-нибудь. Ванька с Наиной скорее всего с утра дуться будут и в другое место отправятся завтракать — на них можно не рассчитывать. Придут четверо уходящих…

— Они сказали мне, кто чего утром поест, завтра все будет готово, — заверил трактирщик. — Ты лучше скажи, что на обед делать будем.

— Постарайся добыть в любую цену берзитику, очень меня эта рыба заинтересовала. Она большая?

— Здоровенная!

— Костей много?

— Почти нет.

— Вот целиком ее и волоки. Не сыщешь, возьми куропаток, да потуши капусты. Христо! Подходи завтра сюда в чистой одежде. Позавтракаем, и на море!

— Слушаюсь!

Пошли будить Венцеслава. Богуслав на ногах стоял еще плоховато, сильно качался из стороны в сторону, поэтому пока был оставлен сидеть за столом. Возились с поляком минут пятнадцать: кричали, трясли, терли пареньку уши, хлестали по щекам, обливали водой, ставили на ноги — все было бесполезно, королевич спал сладким сном и даже начал похрапывать.

— И чего будем делать? — спросил я. — Оставлять сидеть на стуле нельзя, не ровен час свалится на пол, расшибется. Перетащить может в жилые комнаты на топчан?

— А он ночью подымет хай, перебудит всех моих домашних, выясняясь, куда попал. Да меня потом теща истерзает, — всю печень выклюет, — скептически оценил этот замысел повар.

— Так ты с тещей живешь? — посочувствовал я мужику.

Хрисанф перекрестился.

— Не дай Бог! Зашла в гости, да и осталась на ночь.

С тещей я пожил и представлял, как она начнет пилить зятя: теперь каждый вечер всех пьяных доченьке под бочок будешь притаскивать? Да еще возникнет куча немыслимых версий о твоих деловых качествах, которых нашим мужским умом ни в жизнь не охватить — узнаешь очень многое о своей невероятной паскудности, и этот вариант тут же отпал сам по себе.

— Армяк для него может бросить на пол? — предложил Христо, — не зима, не озябнет.

— А он ночью вскочит и побежит постоялый двор искать, — усомнился в этой идее я. — По пути его точно где-нибудь ограбят, а то и вовсе зарежут.

Задумку связать поляка я тоже отверг — спесивый шляхтич за такую о нем заботу мстить будет по гроб жизни.

— Да давайте его на моей тележке увезем!

И то верно.

— Длинноват он только, — как-то совершенно по-прокрустовски оценил рост Венцеслава Христо, — ноги свисать будут.

— Подогнем! Положим его на бок и подогнем, — творчески развил идею бывший врач-совместитель «Скорой помощи», не раз переносивший к машине людей необычайной длины.

Христо усомнился.

— А вдруг он резко разогнется, да как пнет меня в живот? Мало не покажется, парень, похоже, крепкий!

— Ну давай я его покачу.

— Ты давай лучше своего друга-боярина до постоялого двора доведи, какой-то он сомнительный. А мне за риск доплатишь…

— Не надо ничего доплачивать! — вмешался Хрисанф. — Я покачу. Меня никаким пинком через пузо не достанешь!

Такого убытка Христо не ожидал. Сначала оторопел, потом начал хитрить.

— Как же ты по ночному городу один назад брести будешь? Самого того и гляди разбойники зарежут.

— Ты же на ночевку сегодня ко мне пойдешь?

— Ну да…

— А тебе, думаю, вся эта бандитская шатия-братия хорошо известна, вечно тут день и ночь ошиваешься.

Ламврокакис отвел хитрые глазенки.

— Да так, знаю кое-кого…

— Вот сам с ними и потолкуешь, — подытожил кулинар. — Денег я с собой не возьму, одет в простой хитон, невелика радость меня грабить.

— Если небольшая толпа будет, могу я их перебить, — внес свою лепту я, — неплохо обучен.

— Да у тебя и меча-то с собой нету! — поразился моей наглости Христо.

— Кинжалом буду действовать.

— Один?!

— Вдвоем, — отозвался уверенный голос Матвея, неожиданно вернувшегося в корчму с уже привычной саблей на боку и совершенно трезвого.

— Забыл чего-нибудь? — поинтересовался я.

— Пожелать тебе спокойной ночи! — захохотал ушкуйник. — Грузим поляка.

Мы погрузили парня на тележку, и пошли, прихватив с собой факел и мясо для собак. Тележку по очереди толкали то Хрисанф, то Христо, Матвей вслушивался и вглядывался — не подстерегает ли нас бандитская засада, я освещал дорогу, Славу мы с ушкуйником вдвоем вели под руки.

Завязалось продолжение беседы о наращивании числа посетителей в харчевне.

— И как прикажешь к купцам подкатываться? — все играл в лопуха Христо, — хватать за рукав да орать: побежали скорей жрать?

— А говорил, что ловок! — удивился я. — Не надо никого хватать и ничего орать. Первым делом погляди, чем стали заниматься приезжие. Если разгружать товар с судов, надо обождать — пусть люди неотложное сделают, потом подойдешь.

Свалят заботы на приказчика или уже разгрузятся и в город подадутся, подсунься, предложи за твой счет на радостях выпить.

— А какая у меня радость?

— Да любая! Сын родился, ты наследство получил, теща от вас выехала — выпить тебе не с кем, а один не любишь. У нас, на Руси, все очень любят выпить на дармовщинку.