Дома Светка умыла солёное ещё от слёз лицо, наскоро пообедала и села за уроки. К шести она должна была успеть в «Зенит» на тренировку.

Как-то в начале ноября, вспоминала Светка, вечером, уже после занятий, тренер попросил её задержаться ненадолго. Она умылась, переоделась и, выйдя снова в зал, уселась рядом с выходом, на маленькой скамейке. Немного погодя к ней подошёл её наставник, и с ним ещё один, в красивом, явно фирменном костюме с тремя полосками на брюках и на рукавах. Светка, конечно, видела его не раз, здоровалась, как и со всеми остальными, но не более. Работал он с девчонками постарше, как говорят, с основой – основным составом.

– Ну, Светик, вот ты и выросла, – немного грустно улыбнулся ей, с этой минуты уже бывший её тренер. – Забирают от меня нашу девочку-красавочку. Придётся нам, похоже, миленькая моя, с тобой расстаться. Хотя и жаль, конечно! Вот, сам Михаил Юрьевич тобой интересуется, – он повернулся ко второму, очень серьёзному на вид, в нелепых каких-то и смешных немного очках в толстой роговой оправе тренеру. – Да, Михаил Юрьевич? – и снова посмотрел на Светку. – Смотри не подведи! Михал Юрич у нас товарищ строгий!

Михаил Юрьевич присел с ней рядом на скамейку:

– Ну что, Света, давай, что ли, знакомиться?

«И совсем даже не строгий, – подумала она. – Очень даже добрый дядечка…»

Он улыбнулся, посмотрел внимательно в глаза:

– Михаил Юрьевич. Твой новый тренер. А твоё имя, как видишь, мне уже известно. Ну что, вместе поработаем? Чемпионку из тебя делать будем… Олимпийскую. С завтрашнего дня… Ты как, не возражаешь?

Конечно, она не возражала. Как вообще она могла хоть что-то возразить старшему тренеру ставшего ей уже родным «Зенита»? И, несмотря на то, что расставаться с так полюбившимся молодым наставником ей было страшно жалко, ответственный характер здесь всё же взял своё. «Раз надо, значит надо, – подумала маленькая Светка, – а вдруг получится?..» Уже со следующего дня на тренировку она вышла в новой группе…

Как вскоре выяснилось, однако, дело оказалось вовсе не простым: стать чемпионкой, даже будущей, не говоря уже о настоящей, не олимпийской, хотя бы, скажем, Ленинграда, задача не из лёгких. Всё то, к чему она так привыкла за прошедший год, теперь казалось просто отдыхом на даче. С тем, первым тренером, легко, непринужденно, вся тренировка укладывалась часа в полтора, не больше. Теперь же из зала она выходила уже в полной темноте. Казалось, бесконечная, день ото дня долбёжка новых элементов к результатам никак не приводила, когда же хоть что-то получалось, той радости, какую она испытывала в совсем недавнем прошлом, теперь и след простыл. Ладошки маленького Светика покрылись жёсткими, как наждак мозолями, плечи развернулись, и фигуркой она всё больше походила на мальчика-гимнаста, чем на девчушку-второклассницу. Из зала Светка выбиралась уже глубоким вечером, а дома мечтала только об одном: добраться поскорее до кровати, и даже ужинать ей отчего-то толком не хотелось.

Амбициозный её наставник перед воспитанницами и перед собой, конечно, ставить любил по-настоящему грандиозные задачи. Работать, так сказать, по плану и на перспективу – это была его стихия. Всё у него было расписано заранее: сейчас, пока зима, мы быстренько осваиваем второй взрослый (третий разряд за ненадобностью пропускался, ступенька эта отчего-то казалась ему лишней в карьере будущей олимпийской чемпионки) и выигрываем, выигрываем непременно, иное в его планы не входило, весеннее первенство «Зенита».

– Там и соревноваться-то тебе не с кем, – говорил он Светке, – ну ты сама-то погляди! Коровы-переростки! Сплошные неумехи!

Следующей ступенькой шёл кубок Ленинграда.

– Вот тут, конечно, посложнее будет, – бывало рассуждал Михаил Юрьевич после тренировок, – придётся постараться. В «Динамо» тоже сильные девчонки. Но ты сумеешь, Светик, знаю. Я в тебя верю, Светик.

И Светик старался, изо всех сил старался, очень уж не хотелось огорчать… Летом предполагалось освоить первый взрослый и выходить уже на сборную… ну, скажем, хотя бы Ленинграда. Пока… Далее в грандиозных планах её наставника мелькали непрерывной чередой победы уровнем повыше, и наконец, сверкающей где-то вдали вершиной, чемпионат Союза. Здесь, как ни странно, в виде исключения конечно, допускались и вторые, и даже третьи места: сам уровень подобных состязаний (первенство Советского Союза, как-никак) предполагал всё же наличие вполне достойных конкуренток будущей звезде Олимпиад. Дальше Михаил Юрьевич заглядывать отчего-то не решался…

Как будто совершенно незаметно, но очень скоро за Светкой закрепился довольно странный для девчушки-второклашки имидж – авансом выданное звание будущей олимпийской чемпионки. Казалось, все вокруг только о том и говорят, что о её таланте. На маленького Светика, однако, это подействовало несколько иначе, чем, вероятно, ожидал её столь амбициозный тренер. Конечно, ей это было и лестно и приятно: кому же не понравится почувствовать себя хоть иногда пусть ещё маленькой, но всё же звёздочкой; с другой же стороны, немного раздражало. «Ну и какая из меня, – думала она, засыпая по ночам, – какая чемпионка? Ничего толком не умею. Вон, старших взять… И ничего. А мне до них…» И всё же, такое к ней отношение накладывало и некоторую ответственность, и пусть даже маленькая Светка о сложностях таких пока не думала, ответственность эту она сознавала, и очень даже ясно…

Так, в бесконечных тренировках, прошёл ноябрь, за ним декабрь, праздничными ёлками отсверкали новогодние огни, каникулами разрезанный надвое январь, и злой февраль, а Светка всё так же приезжала вечерами на Аптекарский и так же всё, уставшими до мелкой дрожи ножками, не дожидаясь позднего троллейбуса, в холодной зимней темноте, уже одна, без бабушки, брела до дома. И иногда, не часто, но случалось и такое, она примечала где-то сзади плетущуюся в темноте фигуру в маленьком пальто. И странные в ней пробуждались чувства: смутной тревоги и тоски, и радости одновременно. Всё это её ужасно раздражало, даже злило, и в то же время, внезапно разливаясь доселе не знакомым холодком где-то в груди и снизу живота, трепетным вопросом отзывалось в её маленьком сердечке: а что же дальше будет?

При этом Коля с рынка (именно так она его и называла) никак себя не проявлял и даже просто подойти к ней, заговорить или хотя бы поднести немного сумку отчего-то не решался. Светка, конечно, не дала бы, но все же, казалось ей, почему бы и не предложить? Он следовал за ней как тень, в общем-то не очень и скрываясь, но просто хотя бы обозначить, чего же всё-таки он хочет, Коля, похоже, был не в состоянии.

Время между тем летело, дни становились всё длиннее, солнце по утрам всё чаще заглядывало в Светкино окошко, вот уже и первые ручейки побежали из-под серых от автомобильной гари, слежавшихся за зиму сугробов; настойчиво и громко, призывая будущее лето, запели-зачирикали птицы во дворе, и тёмная бесконечная зима, от которой Светка устала страшно, наконец закончилась. Дорога к дому вечерами уже не казалась такой длинной, и возвращалась она теперь из ставшего, казалось, совсем уже родным «Зенита» ещё засветло. Медленно, но неотвратимо наступала настоящая весна.

Училась Светка по-прежнему сплошь на пятёрки и четвёрки, и мама на родительских собраниях слышала одни только похвалы. Домашку она почти всегда успевала сделать в школе, на переменках, пока одноклассницы прыгали на одной ножке в рекреации, так что из дома, на Аптекарский, вполне могла выйти и пораньше.

Тренировка у неё начиналась ровно в шесть, однако Михал Юрич, случалось и задерживался, минут на пятнадцать-двадцать, иногда на полчаса, а то и больше, так что девчонки частенько разминались без него. Светик же в зале появлялся чуть не за час, ей просто хотелось посидеть тихонько в уголке, спокойно, ни на что не отвлекаясь потянуть шпагаты и, пока никого вокруг, размяться на низком, в мягком ковролине брёвнышке.