Она подошла поближе, какими-то грустными, усталыми глазами посмотрела внимательно на Веньку, смешно немного, будто удивлённо приподняла свои соломенные брови, всхрапнула в ответ негромко:

– Are you puffing?

По счастью, Веничка бывал когда-то в Индии и знал уже, что означает это выражение. «Are you puffing?», затем hash, gush, marihuana и далее по списку, почти дословно означает: «А вы пыхаете? Травку курите?» Нет, там, в Индии, конечно, всякое случалось, и тем не менее вопрос ему показался неожиданным. В лёгкой растерянности Веня приподнял голову, но глупость ляпнуть, к счастью, не успел. Она качнула легонько головой и одними только мягкими губами произнесла негромко:

– Шучу, Веня, шучу. Be my guest! Присоединяйся!

Проснулся Веня довольно поздно, в приподнятом немного настроении. Как выяснилось, побыть иногда лошадью, во сне конечно, совсем не так уж плохо. Реальность, однако, оказалась несколько иной. Стальная дверь на входе, как ни казалось это странным, за ночь никуда не испарилась, да и тюремные решётки за окном в воздухе тоже не растаяли. «Да уж, – подумал грустно Веня, – вместо неба синего белый потолок…» Ни свежей травки, ни прекрасной кобылицы тут даже не предполагалась. И пусть возникшая столь неожиданно перспектива провести в дурке неопределённо долгий срок столь же внезапно вроде бы и отступила, что, безусловно, внушало определённый оптимизм, в душе у Веньки опять стало вдруг тревожно. Гадко и тревожно. «Как там, – размышлял он, – Светка? Как она? И с ней ведь тоже придётся как-то объясняться». Представить, как он посмотрит ей в глаза, Веня был пока не в состоянии. Думать об этом просто не хотелось…

Меж тем отделение потихоньку оживало тихим своим, размеренным больничным бытом, психи умывались в душевой, за дверью с весёлым кашалотом, и, перекидываясь в ожидании завтрака замечаниями ни о чём, перемещались постепенно в комнату отдыха, действительно оказавшуюся одновременно и столовой. Венька стрельнул немного пасты у Костяна, пальцем почистил зубы, умылся и тихо поплёлся вслед за остальными. Народ неспешно рассаживался по своим местам за грязно-песочными столами, кто-то, расположившись на диване, таращился молча в телевизор, на столике в углу побулькивал блестящий самовар.

Завтрак в дурдоме начинался поздно, снегопад за окнами, тот, что ещё вчера, казалось, будет продолжаться вечно, наконец закончился, день обещал быть солнечным и ясным. И словно в подтверждение тому острые тоненькие стрелки, пробившись между занавесками, высветили золотом повисшие в воздухе пылинки. Диктор с экрана телевизора рассказывал о достижениях родного автопрома и потрясающих воображение новинках Волжского автозавода. «Идеальная картинка, – неожиданно подумал Веня. – Почти кино. Покой и тишина. Клуб самоубийц…»

Довольно скоро дверь открылась с тихим скрипом, и дылда-санитар вкатил тележку на резиновом ходу, с большой кастрюлей каши, внушительных размеров горкой хлеба, полной яиц глубокой миской и стопками алюминиевой посуды на нижней полке. Найдя глазами свободное местечко, Венька подошёл поближе:

– Не возражаете?

Никто не возражал, настолько двинутых, к счастью, не нашлось.

Для дурки завтрак оказался на удивление приличным, психи поели пшённой каши, вкрутую сваренных яиц под хлебец с маслом, напились чаю от души и разбредались нехотя по своим палатам: близился утренний обход, и телевизор санитары выключили.

Венька аккуратно застелил свою постель, прилёг на одеяло, повернулся набок. Надо сказать, Сергей Станиславович своего добился: вчерашний разговор произвёл ожидаемый эффект – теперь ему действительно хотелось подумать о своём, об отношениях со Светкой, о всей их странной и нелепой жизни, попробовать понять, как же он к этому пришёл и что же делать дальше.

Собраться с мыслями, однако, Веничка так и не успел. Вскоре открылась дверь, и в сопровождении рябого санитара в палату вошёл какой-то новый доктор: белый накрахмаленный халат, круглыми маленькими линзами очки, слегка за сорок, тоже нарочито бодрый и тоже отчего-то с бородой, большой лопатой произраставшей, казалось, прямо из ушей. «Ну просто Лев Толстой какой-то, в докторском халате, – подумал Венька. Так, а где же Станиславыч? Его-то, что сегодня нет? Странно! Очень это странно!»

Борода в халате и очках довольно быстро, перекидываясь загадочными фразами с санитаром, прошлась по кругу, каждому он уделил минуты по две-по-три, назначил какие-то, привычные очевидно, процедуры и остановился у Венькиной постели.

– Ну, как наш новенький? – низким гудком произнёс он куда-то в глубину своих могучих зарослей. – Как у больного самочувствие? Как настроение?

– Нормально, больной уже в порядке, – бодро ответил Веня, но про себя подумал: «А может, и не стоит здесь так бодриться? Кто знает, что у этого придурка на уме? Решит, что нарываюсь…» – и всё-таки продолжил: – Уже гораздо лучше! Практически здоров!

– Вижу, вижу! – тот снял очки, протёр стёкла краешком халата и, водрузив обратно на нос, уставился на Веню. – Сергей Станиславович доложил уже. Да, вижу, динамика и правда неплохая. Очень неплохая… Недельки через две, глядишь, и о выписке подумаем, возможно…

«Вот это номер! Вот те на! – в который уже раз изумился Веня. – Хорошая динамика! Это вообще, что ещё за чёрт? Откуда он тут взялся?»

– Постойте, погодите, как же так? – спросил он в растерянности бороду в халате. – Мне же Сергей Станиславович вчера сказал… Сказал же… Раз уж динамика такая положительная… Так может, даже и сегодня…

Закончить, однако, Веня не успел.

– Сергея Станиславовича, молодой человек, – не дал договорить ему этот неизвестно откуда взявшийся «профессор», – сегодня, к сожалению, не будет. Срочно вызвали в Минздрав. Так что извольте пока любить и жаловать меня! А вот уж как он вернётся, сам пусть и решает. Он здесь главврач, вотчина тут его, я только замещаю, временно… Ну как, договорились? – будто выискивая искру помешательства в глазах, посмотрел он внимательно на Веньку, но, судя по разочарованному вздоху, так ничего и не нашёл.

– Договорились, – растерянно ответил Веня.

А что, скажите, он мог ещё ответить?

– Ну вот и хорошо, – обрадовался тот, – вот и ладненько. Тогда давайте так: никаких специальных процедур и препаратов вам не назначено, только вот душ примите… Вам пойдёт на пользу. И можете спокойно отдыхать…

«Действительно, дурдом какой-то! – подумал грустно Веня. – Вот попал!» Новым этим, внезапным поворотом он был немного озадачен. Освобождение откладывалось на неопределённый срок…

К тому времени, когда Светка вернулась в свою опустевшую квартиру, давно уже стемнело: в Питере в это время года темнеет довольно рано. В клуб, на работу, она в тот вечер так и не попала, да это и понятно: какие, к чертям собачьим, казалось Светке, танцы, да на таком стрессе, ещё и после вискаря… Работу свою она любила и относилась к ней отнюдь не легкомысленно, и всё же день этот был явно не её, и выйти на паркет в подобном виде Светка, конечно, не могла.

Трудилась она в небольшом подростковом частном клубе, преподавала хореографию и танцы: всё – от банальных вальса с рок-н-роллом и до танго, а также сальсу и всем знакомую по одноимённой бразильской песенке ламбаду. Танцевала Светка всю свою сознательную жизнь, и даже, казалось ей порой, немного больше. На школьных вечеринках, выпускном балу, на дискотеках в студенческой общаге – везде её сопровождали восхищённые мужские, а порой и женские, немного завистливые взгляды. По настоящему танцами Светка увлеклась довольно поздно, классе, наверное, уже в девятом, а в детстве, хотя вспоминать она об этом очень не любила, сумела отличиться и в гимнастике, но не в художественной, где обруч, булавы и ленты, а в настоящей гимнастике, спортивной.