Грубо схватив напарника за шкварню, Какузу втащил его в проулок и шмякнул хорошенько затылком о стену дома, придавливая локтем шею в районе кадыка.

— Лучше не нарывайся, — озвучил он угрозу. — А иначе пожалеешь.

Но через мгновение, тем не менее, отпустил, с удовольствием глядя на то, как потирает себя пальцами Хидан да пытается сглотнуть застрявшую в горле слюну. Торжество его длилось недолго — ублюдок быстро восстанавливался после таких незначительных повреждений. Всего полминуты, и его слегка хриплый голос снова был готов ввинчиваться в многострадальные уши Какузу.

— Высечешь меня своими ёбаными нитями? — ещё одна проклятая ухмылка, и Хидан сорвался на смешок.

— Посмотрим, как ты сейчас поржёшь.

Более церемониться Какузу не стал. С него хватит. Схватив напарника за руку, он с такой силой вывернул её, что раздался неприятный хруст, а Хидан тут же коротко взвыл, поменявшись в лице.

— Больно же блядь! Мог бы и понежнее! — выкрикнул он.

— Я тебе покажу понежнее, выродок, — сложив печати, Какузу в мгновение ока активировал технику «Земляное Копьё» и, как следует размахнувшись, врезал ему кулаком по левому плечу, выбивая из сустава и дробя одним ударом кость. Вопль Хидана звучал для него музыкой. Чакра по-прежнему гудела в руке, а голова гудела от злости и ора, заглушающего стрекот цикад. Сжатые в кулак, напряжённые пальцы слегка подрагивали, словно им было мало свершившегося насилия. — Будешь знать, как расхаживать голым там, где не просят. Будешь знать, как ходить туда, куда не зовут.

— Ксо! Мне больно, мразь! — болезненно скривившись, Хидан двигал плечом. — Пока я дождусь, когда ты меня позовёшь, я уже покроюсь паутиной. Давай, ну, скажи, что я самый охуенный. Я сразу же расстегну плащ.

— Хочешь, чтобы я отодрал тебя в этой подворотне?

— Мне уже похер, веришь? Взгляни на мои яйца, и всё поймёшь.

— Чёртов эксгибиционист. У тебя и правда под плащом ничего нет?

— А ты проверь.

Отодвинув край плаща Хидана, большая ладонь Какузу бесцеремонно пролезла и стиснула аппетитный, упругий зад. Мгновенно забывая о боли, тот довольно заурчал и, подавшись ближе, прикусил ухо своего напарника. Хидан всегда вспыхивает мгновенно, как спичка поднесённая к огню, стоит только руку в трусы засунуть. Да и всё его тело — сплошная эрогенная зона. Только тронь. И чего уж кривить душой, Какузу нравится его ненасытность, его желание трахаться во всевозможных местах, будь то лес, грязная подворотня, где ссут кошки, или центральная площадь города. Нравится его безупречное тело, гибкое, гладкое, с прокачанными мышцами. Такого тискать — одно удовольствие, почти такое же сильное, как-то, которое возникает, когда держишь кейс, полный денег. Только за деньги приходится хорошенько впахивать, а Хидан достаётся ему бесплатно. Ну почти, если не считать выжженные собственным гневом нервные клетки, да вечные просьбы что-нибудь купить.

Ловкие пальцы напарника потянули за чёрную маску, желая содрать её, но Какузу понимал, что времени нет для дурацких прелюдий, поцелуев, которых тот так жаждет. Хидан — натура страстная, и это касается всего — неважно секс это или битва. Но пусть прибережёт свою страсть для последнего, сейчас только быстрый акт, и всё.

Он развернул его к себе спиной, едва ли не впечатывая лицом в шершавую стену. Хидан тут же подался к нему, задирая здоровой рукой плащ повыше, буквально приглашая взять себя, как уличная девка. Его прошивала дрожь. Всё тело было невозможно горячим и пылало вожделением, окутывающем кожу жаром, словно чакрой. Грубые ладони Какузу не переставали тискать сексуальный зад, виляющий от жажды вторжения и буквально насаживающийся на пальцы. Возбуждение обжигало обоих, его аромат мускусом витал в душном, безветренном воздухе.

— Давай же, сука, вставь мне, — умоляющий тон Хидана подвиг Какузу достать член и приставить его к чужому заду.

— Скажи, что впредь будешь слушать меня, Хидан. Иначе я брошу тебя здесь.

— Д-д-аа, бля-адь.., — шептал тот, глуша слоги сиплым и тяжёлым дыханием. — Буду. Быстрее же.

Какузу ухмыльнулся, но всё же не стал просить больше и одним сильным толчком насадил его на свой огромный херище, заставляя взвыть и прогнуться в спине. Почувствовал, как горячее пульсирующее тепло плотно охватило его налившийся кровью орган — никакого сопротивления. Всё давно разработано и раскрывалось безо всяких проблем, которые обычно так ненавидел Какузу. Останавливаться он и не думал. Мешкать в этом деле никогда не любил.

Толчки были грубыми, хаотичными, без единого ритма, но с каждым новым движением Хидан ощущал, будто член вбивается в него всё глубже и глубже. Его собственные отрывистые крики становились громче, и никто и не помышлял закрыть ему рот. Он чувствовал возбуждённое сопение сзади, чувствовал, как тяжёлые яйца любовника шлёпают по заду. Искры буквально сыпались из его глаз. Это не было похоже на ритуальную эйфорию, но, Слава Джашину, Бог Смерти и Хаоса, одобрял плотские утехи, потому что после Джашина Хидан любил только секс. А секс — это экстаз. Особенно такой, когда ебали мощно и беспардонно, вбивая конский хуй, словно гвоздь в стену.

— Как же.. а-аах.. как же это.. охуенно.., — шептал он, словно читал молитву и, погрузив пальцы левой руки ему в волосы, Какузу с силой сжал их, срывая новый болезненный стон.

Хидан собрал языком бисеринки влаги, образовавшиеся на верхней губой, и прикрыл глаза. Наслаждение гуляло в теле извивающимися, юркими, тёмными нитями. Шершавые пальцы жадно впивались в его бёдра, оставляли синяки. Чёртового кислорода не хватало, а жар, что жёг всё его тело, казалось, плавил кости. Что-то невнятно простонав, он схватил свой собственный член и принялся надрачивать его, ощущая, как хер в заднице напрягается всё сильнее и сильнее. Какузу больше не мог сдерживаться. Хидан чувствовал это сейчас, как и каждый раз до этого. Спустя мгновение внутрь выстрелило, и сперма потекла по ногам — воистину конская доза, как раз для такого конского хера.

Член был всё ещё внутри, пока не опал, и сквозь пелену экстаза, Хидан сжал его посильнее, заработал рукой стремительнее, чтобы в следующие секунды кончить самому. Он сделал это с таким протяжным стоном, что Какузу едва не потерял одно из своих сердец, внимая этому музыкальному звуку.

— Ты наверняка переполошил всю улицу, недоумок, — хриплым, надсадным голосом промолвил тот, всё ещё прижимая любовника к себе и не давая ему шелохнуться.

— Похуй, — просто ответил Хидан, отклоняясь назад и прислоняясь к надёжному, крепкому плечу своего напарника.

***

С самого раннего утра, едва солнце показало из-за горизонта свой золотой бок, Какузу растолкал Хидана, что спал под одеялом, как водится, абсолютно голым. Хостел, не хостел — никакого чувства стыда, никаких моральных устоев и никакого уважения к окружающим. Ублюдок был разгорячён и взлохмачен, как после хорошего секса, и у Какузу, к его собственному неудовольствию, снова поднялся член, а трахаться совершенно не было времени. Так что настроение его было безнадёжно испорчено, и кто-то должен был за это поплатиться. Зубы заскрипели, глаза вспыхнули яростью. Не сдержавшись, он сжал свой кулак до хруста в фалангах пальцев и, отведя его назад, со всей дури впечатал его в хиданову скулу. Полоумный фанатик моментально проснулся и коротко взвыл, схватившись за лицо и сверкая взбешённым взглядом.

— Каког.., — доорать, конечно, не успел. Какузу, решив, что не стоит будить всех, кто дрых в этой комнате, вытащил из-под башки Хидана подушку и накрыл ею его крикливый рот.

— Тихо, Хидан, — прошипел он ему в лицо всё ещё во власти раздражения. — Тихо, и я уберу подушку. Ты будешь молчать?

Тот невнятно кивнул, ну а, может, просто дёрнул головой с психу, потому что, едва Какузу убрал подушку, разорался благим матом и лягнул напарника в живот. Это был несильный удар, нанесённый из чувства мести, а не со злости, так что Какузу, пошатнувшись, смог устоять на ногах.

— Пока ты дрых, — пробасил он, — я уже добыл нужную информацию. Одевайся, я жду тебя внизу, сучий выродок, — и развернулся, зашагав на выход. Дверь громко хлопнула.