— С моей самооценкой всё в порядке, недоумок. Я не баба, чтоб свою грудь в зеркало разглядывать. Сейчас же иди и мойся, иначе я ухожу в трактир один, — грубо отозвался тот, осознавая, что эта болтовня могла затянуться до утра.
Гаденькая усмешка была ему ответом, и только после этого Хидан потопал вон из комнаты, разразившись матами, когда загнал под кожу заносу о корявую древесину двери.
Коридор длинный, узкий и вонючий. Из-за противоположной двери слышался женский смех и визг. За остальными дверями — тишина, а на самых дальних прямо по курсу, как и сказал Какузу, обозначения сортира и душевых на плесневелых табличках. Хидан тяжело вздохнул и зашагал по полулысому паласу с какими-то чудовищными тёмными пятнами по периметру. Такое складывалось впечатление, что этого монстра притащили прямо с помойки, куда его выкинули из какого-нибудь грязного борделя. Передёрнувшись от этих мыслей, Хидан заторопился к душевым. Хотелось поскорее убраться из хостела подальше. Закинуться парой стаканчиков саке, чтобы слегка развезло, и уже было похер, куда возвращаться. Может, даже потрахаться где-нибудь за углом. Всё равно ведь он задолжал Какузу за шашлычок.
А в душевых всё было не менее отвратительное: плитка со сколами, покрытая мерзкой чёрной плесенью, хлипкие двери из ДСП, отгораживающие кабинки; желтеющие, покрытые мерзким белым налётом раковины и покосившийся шкаф с отломанной ножкой, на верхней полке которого стопкой лежали старые серые полотенца в жёлтых пятнах. Ну, блядь люкс.
Разоблачившись почти целиком, Хидан всё-таки не рискнул снять обувь. Мало ли какой грибок тут можно цепануть, ну нах. Он открыл самую первую дверцу кабинки, шагнул внутрь, даже не удосужившись прикрыть её обратно. Хорошо, хоть мыло жидкое, пусть и в проржавевшем флаконе, но так гораздо менее брезгливо. Какузу ответит за все его страдания, ой как ответит, и в уме Хидан придумывал пытки поизощрённее, пока крутил скрипучий вентиль во все стороны, пытаясь понять, как настроить температуру воды. Конечно же, вода не чистая, с примесью ржавчины и пахла так, будто в бак с ней хлорку залили. От этого коже хана, и за это Какузу тоже обязательно ответит. Намылившись и сплюнув грязную воду, от которой словно песок скрипел на зубах, Хидан как можно скорее окатил себя еле тёплыми струями и вышел прямо так, не вытираясь, потому что полотенца не внушали доверия. Всю кожу будто стянуло плёнкой, капли, стекающие вниз, казались мерзкими, холодными слизнями. Он снял с крючка свои вещи и пошлёпал в комнату голышом, немало не заботясь о том, кто его там, в коридоре, мог увидеть.
Когда Хидан заявился в комнату в чём мать родила, Какузу, скрестив на груди руки, просверлил его потемневшим в одно мгновение, гневным взглядом. Он как раз складывал на полку общего шкафа ненужные пока что кунаи, раз уж они всего-навсего собрались в трактир. Все четверо обитающих здесь мужчин с широко распахнутыми глазами пялились на его напарника, а тот, ничуть не смущаясь, отшвырнул одежду в сторону и прошёл к своей кровати, потягиваясь на ходу и собирая пальцами капельки влаги с шеи и груди. Грёбаный выпендрёжник.
— Что стоишь с таким ебалом, как будто член дверцей прижал? — беспечно спросил Хидан, оглаживая ладонью свой упругий зад.
— Что ты вытворяешь, дешёвка? — рявкнул Какузу и даже затрясся от накатившего бешенства. В его зелёных глазах носились серые смерчи бешенства. — Выключай шлюху, а не то проедусь по твоей роже стулом.
— Тебе что-то не нравится, тварь? — тут же огрызнулся его напарник. — Я всегда выхожу из душа голым.
— Выходи хоть раком, когда мы наедине, но это хостел, дегенерат.
— А я блядь просил о хостеле? Я хочу чувствовать себя вольготно. К тому же, моё тело идеально, грех не продемонстрировать его, — совершенно спокойно ответил ему Хидан, шагая мимо шокированных взглядов и продолжая наглаживать себя.
— Тогда оставайся здесь, я не возьму тебя с собой. Может, это послужит тебе уроком. Каким бы ни было идеальным твоё тело, но существуют правила приличия. Я научу тебя им, если твоя мать не научила, — и, застегнув свой плащ, Какузу быстрым шагом вышел из комнаты, оставив голого напарника с четырьмя незнакомыми мужиками в номере.
Какое-то время тот просто стоял и моргал с самым растерянным выражением лица, пока в его мозгу что-то не щёлкнуло. Спустя ещё мгновение по комнате прокатился дикий ор:
— Какузу! Какузу! Вернись! Будь ты проклят Джашином! Вернись, Какузу! — он вдруг заметил, каким взглядом на него таращится высоченный и тощий, как жердь, мужик, и решил выплеснуть весь свой гнев на него. — А ты что блядь уставился?! Давно хуй за щекой не держал?!
Тот со страхом отпрянул и отвернулся.
— Вот я считаю, ты прав, — отозвался с другого конца комнаты толстый парень, щёки которого свисали чуть ли не до плеч. — Если бы у меня было такое красивое тело, я бы тоже ходил голым. Везде. Даже по улице.
— Чё ты сказал?! — Хидан хотел было обрушить своё ужасное настроение и на него тоже, но тут до его мозга дошёл смысл слов, которые, по его мнению, вполне совпадали с его собственными мыслями. — Вот именно! Даже такая туша, как ты, это понимает, но только не долбоёб Какузу! Да покарает его Джашин, да низвергнет он свой гнев на него!
— Считаешь, я очень жирный? — развёл руки в сторону парень, уныло глядя сверху вниз на свой висящий живот, из-за которого и члена-то не было видно.
— Конечно. Если не веришь, вон зеркало, — махнул рукой Хидан, хмурясь и направляясь к своей одежде.
— Вот как ты добился такого тела? Я бы тоже такое хотел, — продолжил своё нытьё жирдяй. — А то на меня совсем не смотрят женщины.
— Ну, хоть в чём-то повезло.
— А у тебя, наверное, от них отбоя нет.
— Слушай, отъебись уже от меня со своими женщинами, а? — психанул Хидан, подбирая с пола свои шмотки и наклоняясь при этом так, что выставил на всеобщее обозрение свои аппетитные ягодицы. — Ешь поменьше и обрети веру в Истинного Бога, и может быть тогда он ниспошлёт тебе такое шикарное тело, как у меня.
Ему следовало бы одеться и пойти поискать Какузу, чтобы не доставлять этому жлобу удовольствие попивать саке в одиночку. Мудак серьёзно думал, что он, Хидан, будет покорно сидеть и ждать его возвращения? Выкуси, блядь!
========== Свидание Хидана ==========
Сумерки всё сгущались, разливая в воздух оттенки приближающейся ночи и даруя расслабляющее, успокаивающее напряжённые нервы умиротворение. Это чувство напрочь лишало мыслей о задании, о нужном и должном, о непутёвом напарнике, чёрт его дери. Даже о приятном звоне монет сейчас не вспоминалось. Цикады начали свой жёсткий стрекот, прорезав затухающие звуки уличной оживлённости. Влажный воздух благоухал сладким ароматом жимолости и лип к коже неприятной плёнкой. Несмотря на «детское время» многие жители спешили по домам, и то в одном, то в другом окне зажигался тёплый свет, а фонарные огни были так холодны и тусклы, что брести под ними было неприятно. Но дело было, конечно, не только в этом.
Ощущая позади чьё-то присутствие, слежку чьих-то глаз, Какузу вновь напрягался всё сильнее с каждой новой секундой. Это мерзкое ощущение чужого наблюдения становилось отчётливее, концентрировалось прямо на затылке, и в какой-то момент нукенин, оказавшись напротив узкого, глухого переулка, резко развернулся, чтобы застичь сволочь врасплох. Перед ним стоял, ясное дело, Хидан. Улыбался своей дебильной кривой улыбочкой и молчал.
— Кажется, я сказал тебе остаться в номере, Хидан, — грозно произнёс Какузу, глядя в глаза напарника, зловеще сияющие бликами от отсветов фонарей.
— Я был обязан слушаться тебя, старая калоша? — в ответ абсолютно охальная улыбка.
Хидан был без косы. В расстёгнутом почти до пупа плаще, как обычно. Да ещё и без штанов. И ухмылочка его раздражала так сильно, что хотелось стереть её с лица, разнеся пол башки парой точных ударов. Наказать за то, что тот поплёлся за ним после того, как Какузу однозначно дал понять — он пойдёт пить саке один.
