Хорн сидел здесь же, листая планшет и что-то недовольно бурча. Сунув свой любопытный нос в экран, я увидела сводку новостей и понятливо усмехнулась. Да, несмотря на развитые технологии, межгалактические связи и еще кучу бонусов, от наших инопланетных друзей было много проблем. Послушное им правительство тоже иной раз «радовало» попытками внедрения гениальных законов, часть из которых вызывала не то смех, не то слезы.

– Хочешь, пойду с тобой? – спросила Кэт, глядя на меня пронзительными зелеными глазами с вкраплениями рыжих пятен. Таких же, что покрывали светлую кожу девушки.

– Не стоит.

– Звездочка, я ценю твою опеку, но разница в три года вот вообще ни о чем!

– Дело не в возрасте, а в…

– В нашей с Мэри тонкой душевной организации, – закончила за меня сестра. – И все же, пока твоя душевная организация окончательно не сдала позиции, я настаиваю на равноправии. Хорн, скажи, что я права!

– Ты всегда права, – не отрываясь от своего дела, произнес измененный. Но прежде, чем Кэт победно улыбнулась, наш страж добавил: – но доводы Эдель разумнее.

– Хорн! – возмущенно протянула средняя, складывая руки на груди.

– Да, Солнышко?

– Ладно, пока ты будешь ругаться, я пойду к Агате, – произнесла тихо, надеясь улизнуть.

– Мы не ругаемся!

– Прости, поправочка: пока ты будешь ругать Хорна…

Взяв заготовленный поднос, я улыбнулась сестре и поспешила в спальню к Агате. К нашей Луне.

Луна, Звездочка, Солнышко и Метеор…

Детские прозвища, которые нам дали родители. Единственный кусочек от чудесного прошлого, наполненного счастьем. Эти прозвища приносили боль, но они же заставляли нас помнить и быть сильными. Они помогали держаться вместе вопреки всему и всем.

– Почему ты всегда на стороне Эдель? – спросила обижено и отвернулась к плите, чтобы помешать овощное рагу.

– Я на стороне правды, – не согласился Хорн, все также глядя в планшет.

– И где тут правда? Эдель устает на работе, дома ей надо отдохнуть и расслабиться, а она в постоянном напряжении из-за Агаты.

– Хочешь, чтобы в напряжении была ты? – строго спросил измененный.

– Я хочу, чтобы Звездочке стало полегче. Но ты губишь все мои начинания на корню!

Не сдержавшись, я подкралась к Хорну со спины и дернула его за кончик чуть вытянутого уха.

– Ах, ты… – рыкнул парень и протянул руку, чтобы схватить меня, но я вовремя отбежала.

В желтых глазах загорелся азарт и Хорн приготовился к прыжку, но потом тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение, и вышел из кухни.

Вот так всегда. Только мне удавалось его растормошить, как измененный тут же сбегал. Я бы предположила, что Хорн меня избегает, но дома он всегда находился в поле моего зрения. Более того, с тех пор, как они привезли домой Агату, Хорн старался не покидать апартаменты. Мне показалось, он следил, чтобы я поменьше с ней общалась. Хотя куда уж меньше – она почти безвылазно сидела в своей комнате.

Но в глубине души я радовалась: куда бы ни пошла, стоило подумать о Хорне, и он сразу оказывался рядом. Я настолько к этому привыкла, что начинала беспричинно беспокоиться, если вдруг волчонок надолго отлучался по делам.

Хорн…

Я уже давно не называла его братом, даже мысленно, поскольку никогда не испытывала к нему сестринских чувств. Сначала он был просто еще одним пациентом отца, пока однажды за ужином родители не объявили, что решили усыновить волчонка. Парень нуждался в лечении, а дипломатические протоколы запрещали его проводить без согласия близких родственников или службы опеки. Служба опеки естественно не хотела брать на себя ответственность за то, что не утверждено сотней постановлений министерства. Им было безразлично, что измененный останется инвалидом (если вообще выживет). Тогда родители и приняли решение усыновить пациента несмотря на то, что у них уже было четверо детей.

Кажется, мне было тяжелее всех смириться с этим решением. Я прошла все стадии принятия неизбежного. Отрицание – он нам не родня и никогда не станет родственной душой. Гнев – первую истерику я устроила, когда Хорна транспортировали из больницы домой. Торг – в тот период полностью раскрылась моя тяга к дипломатии. Я пыталась выторговать возвращение к прежней жизни всеми доступными способами: у родителей, у высших сил, у сестер, у судьбы… Чего я только не придумывала и не изобретала, лишь бы этого мальчишку вернули туда, откуда взяли, и мне не пришлось больше караулить у его постели датчики жизнедеятельности.

Депрессия. Когда переговоры не увенчались успехом, я погрузилась в самокопание. Правда, преимущественно этот процесс проходил только в те часы, когда я должна была дежурить у кровати Хорна. Мне казалось, что я полностью разочаровала своих родителей, поэтому они и приняли в семью совершенно чуждое нам существо.

Я многое переосмыслила в тот период. Наблюдая за тщедушным болезненным тельцем на белых простынях, я осознала, что никогда не выберу профессию врача. Видеть, как кто-то страдает и не иметь возможности ему помочь… Или, наоборот, делать выбор между облегчением и принудительным болезненным лечением. Принять верное решение способно лишь очень сильное духом создание.

Но именно те часы, что я дежурила в комнате названного брата, изменили мое отношение к нему. Молча наблюдая за его борьбой со смертью, за его выздоровлением, я привязывалась всей душой. У меня на глазах из нескладного ребенка Хорн превращался в сильного юношу. Я много разговаривала с ним, играла и читала вслух любимые книги.

В тот день, когда отец впервые разрешил Хорну покинуть оборудованную медицинской аппаратурой комнату и спуститься на общий обед, нам официально представили измененного, как нашего брата. Именно тогда я впервые поняла, что не хочу от него братской любви.

–Ты закончила готовить? – голос Хорна за спиной заставил вздрогнуть, выдергивая из воспоминаний. – Там скоро твой любимый эфир начнется.

– Спасибо. Сейчас помою посуду и приду. Займешь мне местечко?

Мы записались на тестинг новой разработки одного из ведущих ТВ-каналов. При подключении к эфиру, за счет эффекта присутствия, провайдер предоставлял разные «места», как в зрительном зале театра. У кого-то партер, а кто-то на галерке. Я подключалась к сериалу про жизнь королевской семьи, предпочитая наблюдать за происходящим находясь в свите придворных.

В начале обкатки программы я пару раз оказывалась в неудобных местах и поняла, что такое развлечение не для меня. Отдыхать я предпочитала с комфортом. Вот Хорну как-то удавалось всех растолкать и занять лучший для просмотра слот.

Нажав звонок, я выждала пару секунд, а затем разблокировала двери, чтобы зайти в комнату сестры. Систему контроля доступа в ее спальню нам пришлось установить после возвращения домой. Свет был выключен и единственным источником освещения служил голографический рекламный щит на соседнем здании. Поставив поднос на столик, я подкатила его к постели, глядя на безучастную сестру.

– Агата, время ужина, – прошептала я и нажала на кнопку пульта, чтобы привести спинку в вертикальное положение.

– Спасибо, но я не голодна, – сестра качнула головой, продолжая смотреть в окно.

– А вот я – очень. Но не поем, пока не накормлю тебя. – Я опустилась в соседнее кресло.

– Ты никогда не умела шантажировать.

– Потому что считаю, что два разумных существа всегда найдут общий язык и сумеют договориться. Так что, начнем переговоры?

– Эдель… – очень устало выдохнула Агата, а затем медленно перевела взгляд темных глаз на меня. – Я не хочу есть. Не хочу пить. И жить тоже не хочу. Будем откровенны, без меня вам всем будет лучше.

– Лучше? – тихо переспросила я, чувствуя постепенно разрастающуюся злость. – Думаешь, мне и мелким будет лучше снова пережить потерю? Считаешь, нам будет лучше снова наблюдать за кораблем, уносящим прах близкого человека в космос? Хватит думать только о себе, Агата! Хватит пестовать свою боль! Нам тоже больно, но мы не скатываемся на дно.