– Какие уже серьёзные события происходят в вашей жизни. Признаться, я даже немного завидую. Ну, что вы смотрите? Сомневаюсь, что твой отец, когда-нибудь, затащит меня под купол Исаакиевского собора.

Наталья Николаевна, как-то по девичьи, озорно улыбнулась. Сейчас, в ней поселилось новое, доселе неизведанное, но приятное чувство, чувство, исполненного ею, какого-то важного долга.

Пролетело Рождество, со всей подобающей атрибутикой. Какой же праздник без гуляний! После семейного застолья в доме Строгановых, молодёжь собралась кататься. Миша только что присоединился к ним, а Заточный весь вечер проводил в кругу их семьи. Перед выездом, Павел нырнул в чулан и под мышкой вынес что-то в мешке. В санях он показал друзьям содержимое и рассказал о своей задумке. Все пришли в восторг, особенно Таланик, сам большой специалист по неожиданностям. Павел придумал, вообще, замечательную вещь! С утра, он где-то раздобыл фейерверки и предложил друзьям съездить к Муратовым, и, под окнами Екатерины, устроить праздничный салют. Конечно же, все с радостью поддержали эту замечательную идею. Ехали быстро, дурачась и смеясь. Улицы были полны народом, и, Таланик, встав в санях, свистом и улюлюканьем пробивал дорогу. Петербург гулял – пил и пел, плясал и куражился. Специально подъехали не со стороны освещённого парка, а переулком, на заднюю сторону дома. В высоких окнах горел свет, слышался женский смех и звуки клавесина. Привязав лошадь подальше, чтобы не напугать, Павел с Талаником быстро установили конструкцию и подожгли фитиль. Пружина раскрутила барабан и … началось. Сверкающее в темноте колесо стало разбрызгивать снопы разноцветных искр, которые взлетали в тёмное небо и, не успев сгореть, падали с шипением в рыхлый белый снег. Яркие сполохи отражались в стёклах, и казалось, что всё вокруг залито искрящимся светом. Через минуту в окнах появились удивлённые лица хозяев и их гостей, коими оказались, приехавшие на праздник, старшие дочери с мужьями. Заметив, в свете фейерверка, своих добрых друзей, которые, смеясь, махали им, Муратовы стали махать в ответ, приглашая молодёжь в дом. Только Катенька Муратова стояла изваянием, пытаясь сдержать слёзы радости. Мокрыми, счастливыми глазами, она смотрела сквозь стылое стекло на этот салют, на своих новых друзей, которые появились в её жизни, благодаря Богу и испытывала такой душевный подъём, который ранее был ей неведом. Именно сейчас, она отчётливо поняла, что вернулась, вернулась к жизни из страшных цепких лап болезни.

Но вот, фейерверк прогорел, распахнулись двери и дорогих гостей затащили в дом.

– Знакомьтесь, это наш друг, Таланик Михаил Андреевич. Вот, решили навестить вас в праздник, хотя и без приглашения. – Павел посмотрел в глаза Катеньке Муратовой. – Вам понравилось? Мы с друзьями захотели сделать этот маленький сюрприз для вас, чтобы вы не чувствовали себя одинокой, не выходя на улицу.

– Как раз сейчас, мне очень хочется выйти на улицу, – проговорила Катя, стеснительно поглядывая на Павла.

– Ненадолго, можно, – пробасил Василий Муратов, – но сейчас, все к столу. Мы просто обязаны отметить этот замечательный день.

Перезнакомив гостей, хозяин дома произнёс красочный тост за здравие, за замечательных друзей, за радость, которую они приносят им в дом и, в конце, так расчувствовался, что даже всплакнул. Родные стали его успокаивать и, вскоре, за столом воцарилась весёлая, непринуждённая атмосфера. Мужья старших дочерей, оказались довольно молодыми людьми с прекрасным чувством юмора, чем тут же заразили окружающих. Лишь Павел с Катенькой, почему то чувствовали себя неловко, непроизвольно бросая друг на друга мимолётные взгляды. А потом все высыпали на улицу, резвясь, словно дети в снегу и кидаясь снежками. Раскрасневшаяся от мороза Катя Муратова, подняв лицо к небу, что-то радостно кричала ему, разведя руки в стороны, кружилась на месте, впитывая в себя эти счастливые моменты. Как же хорошо. И какие же все они замечательные!

Хорошо отдохнув за рождественские праздники, Павел с головой окунулся в учёбу. После визита на строительство Монферрана, его, как никогда, просто поедал огонь познания. Почувствовав всё очарование этого закрытого, таинственного мира, он, можно сказать, заразился его атмосферой. Перед глазами нависали величественные своды, совершенные линии колонных ниш и, взлетающие вверх, пилястры. Воображение, отсутствием которого он никогда не страдал, сейчас разыгралось не на шутку. Приходя домой после училища, он уходил к себе и рисовал. Комната его, иной раз, напоминала захламлённый склад бумаги, где царил полный бардак. Горничная Настька, попытавшаяся навести там, хоть какое-то подобие порядка, была безжалостно изгнана. Старшая домработница попыталась, было, повлиять на ситуацию через Наталью Николаевну, но та махнула рукой, дескать, пускай. Из домашних доступ к Павлу имел лишь отец, который только одобрял увлечения сына. Николай Ильич, который поначалу, лишь мельком, просматривал рисунки сына, вдруг, поймал себя на мысли, что видит перед собой интересные, сказать больше, талантливые работы. Не будучи знатоком в этой области, он, тем не менее, сумел разглядеть зарождающуюся искорку дара, данного его сыну и, с отцовской гордостью, делился своими впечатлениями с супругой.

Сейчас, всё более, Павла стала интересовать технологическая сторона строительства. Каждый раз, доходя до ключевых моментов в своих проектах и, рассчитывая плотность, давление и нагрузки, он осознавал, что ему, катастрофически, не хватает знаний. Знаний по физике, химии, минералогии. Чем больше он погружался в изучение любимого дела, тем больше осознавал нехватку необходимой информации. Педагоги, видя его рвение, с готовностью помогали учебным материалом и дополнительными консультациями. Но сам профиль…. Сам профиль училища был, несколько, иным. Многие предметы, изучение которых было ему необходимо, просто отсутствовали. Осознав это, Павел поделился своей досадой с отцом. Уже полностью полагаясь на мнение своего сына, Николай Ильич с готовностью разделил его озабоченность. Как человек более опытный, он стал собирать информацию, используя свои связи в научном мире. В результате сформировались два основных варианта: первый – переводиться в институт военных инженеров, сдав вступительные экзамены на основе базиса, полученного в училище, второй – поступать в Технологический институт. Конечно же, второй вариант был для Павла предпочтительней, но, впереди ещё было время определиться.

А, тем временем, Павлу, наконец-то, пришло долгожданное приглашение от Монферрана. Смотр должен был состояться в понедельник, из-за чего занятия необходимо было пропустить. Павла, это обстоятельство, особенно не расстраивало, так как он шёл по своей успеваемости, значительно быстрее программы. Весь воскресный вечер он не находил себе места – не рисовалось, не спалось. Закрывшись у себя в комнате и достав большую кожаную папку, он стал бережно укладывать в неё самые удачные, на его взгляд, эскизы и наброски.

С утра, надев парадный камзол и прицепив шпагу, Павел, на извозчике, поехал к Исаакиевской площади. Шпага, хоть и мешала, но была обязательным атрибутом потомственного дворянина в парадных мероприятиях. Подъезжая к, уже знакомым воротам, он увидел скопление большого количества нарядных саней и повозок. Кучера и охранники, перекрикиваясь друг с другом, пытались, хоть как-то, навести порядок у главных ворот. У всех, вероятно, был приказ ждать, а ждать барина у самого входа, невзирая на очередь из таких же повозок, было показателем высшего кучерского мастерства. Расплатившись с извозчиком, Павел соскочил из саней и направился к караульной будке, где предъявил своё приглашение. Как и в прошлый раз, его, вежливо препроводили к калитке, где уже другой охранник, провёл Павла до входа в средний периметр. Обстановка здесь, со времени прошлого визита, довольно сильно изменилась. По обе стороны от входа растянулись ряды вместительных палаток, у которых, небольшими кучками, собирались подмастерья и сновали юркие грузчики. Напротив палаток, местами, были расставлены столы, где можно было выпить беленькой и закусить горячим пирогом. Пироги держали в больших толстостенных коробах, и при каждом открывании, оттуда вырывался горячий, ароматный пар. По центру, меж рядами двигалась внушительная процессия, возглавляемая князем Петром Михайловичем Волконским и мэтром Огюстом Рикаром де Монферраном, который, энергично жестикулируя, что-то обстоятельно растолковывал князю. Временами, члены комиссии останавливались у одной из палаток и внимательно изучали представленные элементы декора. Большинство предлагаемых изделий были сделаны из гипса и, в случае утверждения, по ним изготавливались, уже окончательные, оригиналы. Состав комиссии был довольно разнообразен. Здесь присутствовали чиновники градостроительства, представители Священного Синода и Академии художеств, ещё какие-то важные люди из различных ведомств. Мелькали даже генеральские эполеты. Знаменитый Карл Росси, величайший архитектор, старенький и больной – и тот был здесь! Президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин шёл в сопровождении инженера Бетанкура, архитекторов Бове, Роберта Залемана и Василия Беляева. Был даже Брюллов, которому рукоплескали в Италии за создание великого полотна «Последний день Помпеи».